Финеас Финн - Энтони Троллоп
Разумеется, Финеас не мог обещать, что прекратит ухаживания, поэтому лорд Чилтерн покинул место дуэли и вернулся в Бланкенберг, а оттуда в Брюгге и затем в Брюссель, по-прежнему числя нашего героя своим врагом. Лоренс с доктором доставили Финеаса обратно в Остенде, и, хотя в плече у дуэлянта сидела пуля, из Бланкенберга им удалось выбраться, ничем себя не выдав. Таким образом, о произошедшем в песчаных дюнах не знал никто, кроме пятерых участников.
Лоренс Фицгиббон отплыл в Дувр ночным паромом в субботу, после чего и появился в воскресенье на Портман-сквер.
– Знаю ли я что-нибудь про Финна? – воскликнул он уже после того визита в ответ на озабоченные расспросы Баррингтона Эрла. – Понятия не имею! Думаю, пора искать его с глашатаями по площадям.
Баррингтон, впрочем, не был так убежден в правдивости Фицгиббона, как леди Лора.
Доктор О’Шонесси оставался с пациентом в Остенде все воскресенье и понедельник; в гостинице знали только, что мистер Финн сильно вывихнул плечо. Во вторник они вернулись в Лондон тем же путем, через Кале и Дувр. Кость не была сломана, и, хотя плечо сильно болело, Финеас перенес поездку хорошо. В понедельник О’Шонесси получил телеграмму с сообщением, что голосование непременно состоится во вторник, и в этот день около десяти вечера наш герой отправился в палату общин.
– Черт возьми, вы здесь! – воскликнул Ратлер, от избытка дружеских чувств хватая его за руку.
– Да, здесь, – поморщился Финеас. – Но прошу вас, друг мой, осторожнее: я был в Кенте и вывихнул руку.
– Вывихнули руку, да? – сказал Ратлер, впервые заметив перевязь. – Мне очень жаль. Но вы ведь останетесь и проголосуете?
– Да, непременно, я затем и приехал. Надеюсь только, что дебаты не слишком затянутся.
– Будут выступать еще Добени, Грешем и по меньшей мере трое других. Не думаю, что мы закончим раньше трех ночи. Но пока от вас ничего не требуется. Сходите вниз, выкурите сигару, если желаете!
Таким образом, Финеас Финн принял участие в прениях, поспел к их окончанию, проголосовал за свою партию, а между всем этим успел еще пережить дуэль с лордом Чилтерном.
Наш герой действительно отправился в курительную комнату, где обосновался на мягком диване, в то время как многочисленные приятели подступили к нему с расспросами о его загадочном отсутствии. Он отвечал лишь, что был в Кенте и повредил руку, из-за чего пришлось провести некоторое время в постели. Любопытствующие, быть может, и заметили некоторую недоговоренность, но не слишком его осаждали, довольствуясь собственными догадками, лишь один был чрезвычайно докучлив, заявляя, что в деле наверняка замешана женщина, и стараясь выведать что-нибудь о молодой леди из Кента. Докучливым другом был Лоренс Фицгиббон, который, по мнению Финеаса, чересчур усердствовал в стремлении всех запутать. Наш герой остался до конца прений и проголосовал, а затем, превозмогая боль, вернулся к себе.
До чего будет поразительно, если вся история так и останется тайной, – неизвестная никому, кроме тех четверых, кто был с ним на берегу в Бланкенберге! Финеас вновь и вновь удивлялся своей удаче. Он ожидал, что дуэль с лордом Чилтерном рассорит его с семьей последнего и с Вайолет Эффингем, что отнимет у него депутатское место и разрушит его политическую карьеру. Но вот он стрелялся, вернулся в Лондон – и ничего не произошло. Он пока не виделся с леди Лорой или Вайолет, но не сомневался, что обе пребывают в таком же неведении, как и все остальные. Когда-нибудь, быть может, ему будет приятно поведать Вайолет Эффингем о случившемся, но до этого еще далеко. Где теперь лорд Чилтерн или каковы его намерения, Финеас не имел ни малейшего представления, но предполагал, что скоро услышит о нем от леди Лоры. Что соперник сам может рассказать сестре – или кому бы то ни было – о дуэли, наш герой не допускал ни на миг: на свете не было человека, кто был бы в таких делах надежнее, чем лорд Чилтерн с его преувеличенными представлениями о чести. Финеас также не сомневался в сдержанности своего друга Фицгиббона – если только тот не вздумает запутывать следы чересчур ретиво. В докторе и капитане он был уверен меньше, но, даже если они и примутся болтать, слухи эти будут расползаться так медленно, что успеют потерять злободневность и не смогут ему навредить. Если бы леди Лора узнала сейчас, что Финеас ездил в Бельгию и стрелялся с лордом Чилтерном из-за Вайолет, то, вероятно, поссорилась бы с нашим героем, но едва ли она сочтет нужным это сделать, если сведения о случившемся дойдут до нее постепенно, через полгода или год.
Во время разговора на Грейт-Мальборо-стрит лорд Чилтерн помянул и депутатский мандат, выразив мнение, что раз Финеас вмешивается в планы семьи Стэндиш в отношении мисс Эффингем, то не имеет права и представлять их округ, куда был избран, когда никто не знал о его намерениях. Финеас не помнил его слов точно, но смысл, кажется, был именно таков. Следует ли ему теперь сложить с себя депутатские полномочия? Он решил, что нет, если только лорд Чилтерн прямо этого не потребует. Тем не менее чувство неловкости осталось. Разумеется, по всем законам место принадлежало ему до конца сессии и отозвать депутата не могли даже сами избиратели; лорд Брентфорд едва ли решился бы сказать что-либо против, разве только приватно. Но Финеас, приняв предложение баллотироваться от фамильного местечка, чувствовал также, что обязан будет уйти, если ему выставят такое условие. Пожелай этого отец или сын, с депутатским мандатом придется расстаться.
На следующее утро Финеас обнаружил, что передовица в «Гласе народа» целиком посвящена ему. «Во время недавних дебатов, – в частности, говорилось там, – мистер Финн, ирландец, выдвинутый лордом Брентфордом от «карманного» округа в Лафтоне, наконец-то смог подняться на ноги и отважился выступить. Насколько нам известно, эта парламентская сессия уже третья для мистера Финна, и до сих пор он не мог связать и двух фраз, хотя не раз пытался. Мы не знаем, какие достоинства молодого человека помогли ему снискать благосклонность сиятельных покровителей, но предполагаем, что таковые имелись – различимые, похоже, лишь взглядом аристократа. Три года назад он был неотесанным молодым ирландцем, живущим в Лондоне непонятно на что, как умеют только его соотечественники, ничего не зарабатывая и не имея никакого капитала,
