Финеас Финн - Энтони Троллоп
Финеас, хоть и не до конца уверенный в своем искусстве, был, однако, совершенно убежден, что не попадет лорду Чилтерну «куда не надо»: он ни в коем случае не собирался целиться в противника, но счел за лучшее не сообщать об этом Лоренсу Фицгиббону.
Дуэль действительно удалось устроить втайне от всех. Прием в гостиной на Портман-сквер, о котором говорилось в предыдущей главе, состоялся в среду ближе к вечеру. В последующие дни: четверг, пятницу, понедельник и вторник – продолжались бурные дебаты о законопроекте мистера Майлдмэя, а в три часа ночи во вторник прошло голосование. Правительство получило большинство голосов – не с таким перевесом, чтобы особенно торжествовать или ожидать оваций, но все же достаточное, чтобы отправить законопроект на рассмотрение в парламентский комитет. Мистер Добени и мистер Тернбулл снова объединили силы в оппозиции. В четверг Финеас еще был в палате общин, но далее пропустил все интересные события; в клубах его не видели, и никто не знал, где он. Думаю, леди Лора Кеннеди была первой, кто обратил внимание на его отсутствие. Она теперь приходила на Портман-сквер каждое воскресенье днем, пока муж посещал вторую службу в церкви, и там принимала тех, кого называла гостями своего отца. Но поскольку лорд Брентфорд никогда не присутствовал, а гостей приглашала она сама, читатель, вероятно, будет прав, сочтя, что она не слишком строго следовала пожеланиям супруга в отношении воскресных обыкновений. Впрочем, в одном мы можем быть уверены: мистер Кеннеди прекрасно знал, что происходит на Портман-сквер. В чем бы ни была виновна леди Лора, никто не мог упрекнуть ее в том, что она скрывает свои прегрешенья от мужа. Вероятно, были по этому поводу и размолвки между супругами, но в них мы сейчас вникать не станем.
В воскресенье, выпавшее посреди ожесточенных прений о реформе, леди Лора расспрашивала о мистере Финне, но ни от кого не получила ответа. Тогда вспомнили, что нигде не было видно и Лоренса Фицгиббона. Баррингтон Эрл ничего не слышал про Финеаса, но знал, что Фицгиббон виделся с мистером Ратлером, секретарем казначейства и парламентским организатором либеральной партии, рано утром в четверг, и предупредил, что намерен отсутствовать в течение двух дней. Мистер Ратлер пришел в ярость, указывая на важность момента и призывая не отлучаться со службы. Дальнейшее Баррингтон Эрл цитировал дословно. «Путь долга ведет лишь к могиле, старина, – ответствовал Фицгиббон бедняге Ратлеру. – А уж ее-то я не пропущу – как солнце не пропускает восхода». Не прошло и десяти минут после этого рассказа, как Фицгиббон собственной персоной явился в гостиную на Портман-сквер. Леди Лора сразу спросила его о Финеасе.
– Право же, леди Лора, я сам на два дня уезжал из города и ничего не знаю.
– Выходит, мистер Финн был не с вами?
– Со мной? Нет, не со мной. Мне нужно было съездить по делам в Париж. Неужто Финни тоже сбежал? Бедняга Ратлер! Таким манером он к концу сессии окажется в Бедламе.
Лоренс Фицгиббон, несомненно, обладал редкостным умением врать совершенно непринужденно. Назови его кто-нибудь лжецом, он бы воспринял это не только как оскорбление, но и как большую несправедливость. Сам он считал себя человеком честным. Однако, по его мнению, в некоторых вопросах от правды допустимо было отклониться весьма широко – и даже диаметрально противоположно, – не запятнав себя при этом ложью. В переговорах с кредиторами о долгах, с соперником – о даме, для защиты женской репутации или же в таком деле, как дуэль, джентльмен, по мнению Лоренса, был обязан лгать по мере необходимости и не заслуживал своего звания, если поступал иначе. Когда он сказал леди Лоре, что был в Париже и ничего не знал о Финеасе Финне, совесть не мучила его ни секунды. На самом же деле последние два дня он провел вовсе не во французской столице, а во Фландрии, где присутствовал в качестве секунданта при своем друге на поединке, который состоялся на песчаном побережье Бланкенберга – маленького рыбацкого городка в двенадцати милях от Брюгге. Финеаса он оставил в гостинице в Остенде с раной в плече, откуда извлекли пулю.
Прошло все следующим образом. Капитан Колпеппер и Лоренс Фицгиббон встретились, и Лоренс, представлявший интересы нашего героя, выразил позицию последнего четко и недвусмысленно, как ему было велено: друг его не отказывается от права свататься к молодой леди, если в будущем сочтет это уместным. Если это право за ним будет признано, Лоренс был готов принять любые требования. Но противная сторона упорствовала, и ему оставалось лишь пожать плечами. Он также не соглашался с тем, что его друг поступил бесчестно.
– Дело тут простое, – говорил мистер Фицгиббон с тем вкрадчивым ирландским акцентом, который неизменно проявлялся у него, когда он хотел быть особенно убедительным. – Предположим, один джентльмен говорит другому, что увлечен молодой леди, но та ему отказала и намерена отказывать всегда, во веки вечные. Таковы факты, как ни крути. Обязывает ли это второго джентльмена не искать благосклонности упомянутой леди? По мне, так не обязывает. Было бы чертовски сурово, капитан Колпеппер, ждать, чтобы человек в таком положении сделался нем как рыба и подавил в себе нежные чувства! Право же, с такими условиями я бы уж лучше обошелся вовсе без друзей.
Капитан Колпеппер большим красноречием в спорах не отличался.
– Думаю, им нужно драться, – сказал он, пощипывая густые седые усы.
– Пусть так, если вы желаете. Но положа руку на сердце я считаю, что устроить это ох как непросто.
Они принялись обсуждать задуманное в самой дружеской манере, сойдясь на том, что по мере возможности предприятие должно оставаться в тайне.
В четверг вечером лорд Чилтерн и капитан Колпеппер выехали в Брюгге через Кале и Лилль. Лоренс Фицгиббон со своим другом доктором О’Шонесси переправились на пароме из Дувра в Остенде. Финеас выбрал путь через Дувр и Кале, в пятницу днем. План был задуман так, чтобы никто не заподозрил их целей: даже О’Шонесси и Фицгиббон отправлялись из Лондона на разных поездах. Все они, по отдельности добравшись до места из Остенде и Брюгге, встретились в субботу, около девяти утра, на пустынном побережье подле Бланкенберга, где песчаные дюны скрывали их от чужих глаз. Противники сделали по одному выстрелу, и Финеас получил пулю в правое плечо. Он предложил стрелять еще раз, заявив, что владеет левой рукой так же хорошо, как правой, но этого не дозволили оба секунданта. Лорд Чилтерн выразил готовность от души пожать бывшему другу руку, если только тот пообещает не продолжать ухаживания за молодой леди. Во всех этих разговорах она оставалась инкогнито.
