Финеас Финн - Энтони Троллоп
– Однако! – воскликнул, узнав об этом, Лоренс Фицгиббон. – Если так пойдет, этот парень женится на богатой наследнице и заделается секретарем по делам Ирландии.
Об этом случае много говорили в клубах, но для самого Финеаса важнее всего были несколько слов, сказанных Вайолет Эффингем:
– Какой вы рыцарь! Но спасаете, выходит, мужчин, а не дев.
– Мне просто не повезло, – ответил Финеас.
– Со временем найдется и дева, и тогда вы будете вознаграждены.
Он знал, что подобные слова от девушки, особенно такой, как Вайолет Эффингем, не значат ровным счетом ничего, – слышать их, однако, было весьма приятно.
– Вы, конечно, приедете к нам в Лохлинтер, когда закончится сессия? – спросила его в тот же день леди Лора.
– Честно говоря, не знаю. Видите ли, мне нужно съездить в Ирландию, узнать, как пойдут дела с моим переизбранием.
– И что же? Право, вы ищете отговорки. Мы едем первого июля, а выборы в Англии начнутся только в середине месяца. Жители Лофшейна не будут готовы видеть вас до августа.
– По правде сказать, леди Лора, – произнес Финеас, – я сомневаюсь, что жители Лофшейна – точнее, главный тамошний житель – снова захотят иметь со мной дело.
– Кого вы имеете в виду?
– Лорда Туллу. В прошлый раз он был в ярости на брата, и мне удалось этим воспользоваться. С тех пор он в пятнадцатый раз оплатил за брата долги и теперь, конечно, готов бороться за блудного родственничка. Так что все изменилось, и отец считает, что я проиграю.
– Это скверно.
– Но это то, чего стоит ожидать.
Каждое известие о Лофшейне, которое Финеас получал с тех пор, как мистер Майлдмэй решил распустить парламент, все больше убеждало его сперва в том, что переизбрание под вопросом, а вскоре и в том, что шансов на успех почти нет. Эти известия огорчали его чрезвычайно. С тех пор как он стал депутатом парламента, он уже не раз сожалел, что променял полумрак адвокатских контор на блеск Вестминстерского дворца, и всерьез подумывал вернуться к прежнему занятию. Но теперь, когда казалось, что выбора больше нет и сделать это придется, место в парламенте стало нашему герою дороже, чем когда-либо. Уйди он по собственной воле, в этом было бы некоторое благородство. Мистер Лоу стал бы его уважать, и даже взыскательная миссис Лоу могла бы вновь найти для него место в своем сердце. Но сейчас он вернется как побитый пес, будучи, по сути, изгнан. И что же – явиться в Линкольнс-Инн, запятнав себя позором неудачи и ничего не достигнув, провалившись во время своей единственной речи, не открыв за два года в парламенте ни одной полезной книги, да еще с долгом Лоренса Фицгиббона в придачу к собственным долгам! С таким началом карьеры можно ли надеяться на успех? Придется забыть о практике в Лондоне и переехать в Дублин. Предстать вдруг перед лондонскими друзьями неоперившимся адвокатом без практики было совершенно немыслимо.
Тогда же, на следующий день после нападения на мистера Кеннеди, в палате общин шло заседание бюджетной комиссии, где обсуждали голосование по некоторым вопросам, касавшимся армии. Об этом было известно заранее, и мистер Монк, который несколько раз слышал от Финеаса про консервированный горошек, посоветовал тому подготовить несколько соображений, если он желает поддержать правительство. Финеас того действительно желал: на заседаниях комитета он узнал достаточно, чтобы увериться – импорт в больших количествах консервированного горошка из Голштинии не принесет пользы ни армии, ни флоту, ни, если уж на то пошло, государству в целом. Мистер Монк дал свою рекомендацию, никак не ссылаясь на предшествовавшую неудачу, будто бы Финеас был опытным оратором, привыкшим выступать три-четыре раза в неделю.
– Если представится возможность, я что-нибудь скажу, – так же хладнокровно ответил тогда Финеас.
Вскоре после открывавшей заседание молитвы в палате общин была упомянута неприятность, постигшая нового министра. Мистер Добени спросил мистера Майлдмэя, на кого именно напали ночью и не священная ли, по крайней мере номинально, шея нового канцлера герцогства Ланкастерского стала объектом покушения. Он также выразил сожаление, что правительство, которое, по его мнению, и так было не слишком сильно, теперь, едва не утратив одну из своих опор, ослаблено еще более. Премьер-министр, отвечая давнему сопернику в том же тоне, сказал, что удар и впрямь мог быть тяжел и для страны, и для кабинета, но, к счастью для всех, на место происшествия подоспел молодой смельчак – депутат палаты общин и к тому же, к гордости самого мистера Майлдмэя, сторонник правительства.
– Как бог из машины, – перебил его мистер Добени.
– Отнюдь. Но как подлинное спасение в невыдуманной беде, – продолжал мистер Майлдмэй. – Юноша сумел не только спасти моего достопочтенного друга, канцлера герцогства Ланкастерского, но и задержать обоих грабителей.
Тут в зале закричали: «Имя, имя!» и мистер Майлдмэй, разумеется, назвал депутата от Лофшейна. По воле случая Финеас при всем этом не присутствовал, но узнал позже, придя на заседание бюджетной комиссии.
Затем началось обсуждение, касавшееся снабжения армии продовольствием; вопрос поднял один из близких союзников мистера Тернбулла. Джентльмен из партии тори, который предложил создать комитет по консервированному горошку, на этот раз молчал, понимая, что деятельность комитета дала не те результаты, что ожидались: опыт использования горошка был не слишком успешным. Тем не менее сам факт, что такой комитет был создан, уже мог служить отправной точкой для нападок. Нападать очень легко: даже полное опровержение едва способно защитить министра, но все равно не спасает его от дальнейших смутных подозрений в некой неправоте, в то время как сам нападающий неуязвим – ему достаточно сказать, что он был введен в заблуждение и теперь, узнав правду, полностью удовлетворен. Выражать удовлетворение по поводу того, что из брошенной в оппонента грязи хоть что-то да прилипнет, отчего-то не принято.
Когда настал подходящий момент, Финеас действительно поднялся с места. Он произнес, быть может, две-три дюжины слов, но чувствовал себя при этом совершенно непринужденно. Он почти ничего не обдумывал заранее – таково было его решение. И действительно, вопрос был не слишком важным. Кресло спикера пустовало, людей в зале было немного. К тому же наш герой не собирался произносить речь – просто хотел высказать соображения, которые считал существенными. Ему и в голову не пришло, что он делает именно то, в чем прежде так постыдно провалился, и только усевшись на место, он стал вспоминать, не кружился ли зал, как бывало прежде при одной только мысли о выступлении. Теперь, к его удивлению, все получилось легко, и, выходя из палаты общин, он
