Роман о двух мирах - Мария Корелли
– Можете, но вы поймете – большинство людей как стадо свиней из Евангелия: они одержимы бесами, гонящими их в море. Вы знаете, например, что ангелы и воздушные духи действительно существуют. Если вы объявите о вере в них во всеуслышание, так называемые философы сочтут ваши теории абсурдными, хотя их идея одинокого Бога, который, однако же, есть Любовь, является высшей степенью абсурда. Ибо у Любви должен быть предмет обожания, она должна создавать красоту и счастье вокруг себя и любимых. Однако зачем указывать на такие очевидные факты тем, у кого нет желания видеть? Довольствуйтесь тем, дитя, что вы признаны достойной этих знаний – для вас такая судьба завиднее, чем если бы вас объявили королевой.
Вошел маленький паж и сообщил, что карета ждет меня у входа. Как только он передал послание и исчез, Гелиобас встал из кресла, взял меня за руки и с нежностью сжал их.
– И еще пара слов, мой юный друг, это касается вашей карьеры. Думаю, придет время, когда вы почувствуете, что музыка слишком священна, чтобы раздавать ее за деньги легкомысленной и разношерстной публике. Что бы ни случилось – помните, вряд ли кто-то из мнимых артистов, обслуживающих толпу, имеет право на звание музыканта в лучшем смысле этого слова. Большинство из них ищет не музыку, а денег и славы. Потому искусство, которым они занимаются, равно для них обычной торговле. Играя на публике, вы должны позабыть о существовании людей с глупым тщеславием и еще более глупым мнением. Думайте о том, что видели в путешествии с Азул, – и невероятным усилием воли сможете, если сами того захотите, заставить ваши уши услышать нужные созвучия – отрывки того, что служит для виденных вами Детей Кольца обычным воздухом, – и частично, а может, и полностью, воспроизводить их. Только если однажды вы заметите промелькнувшую в голове тщеславную мысль, небесные звуки тут же умолкнут. И по этому можно судить о том, кто является в земном мире истинным учеником музыки, – те, кто, подобно Шуберту и Шопену, позволяли небесным мелодиям нисходить через себя, словно через простой проводник звука, или те, кто, слабо подражая другим композиторам, с методичной точностью отмеряют четверти и восьмые и наводняют мир бессмысленными и тленными, а потому бесполезными произведениями. А теперь – прощайте.
– Вы остаетесь в Париже? – спросила я.
– Лишь на несколько дней. Я уеду в Египет и в путешествии приучу себя к одиночеству, с которым должен жить теперь, когда Зара покинула меня.
– У вас есть Азул, – рискнула заметить я.
– Да! Но как часто я ее вижу? Только когда моя душа на мгновение освобождается от грубых земных тягот, – и сколь редко у меня это выходит, пока я обременен телом! Однако она рядом, я знаю, верная, как звезда верна компасу моряка!
Говоря это, он высоко поднял голову, глаза засверкали. Еще ни разу я не видела учителя настолько величавым и благородным. Затем вдохновенное сияние его лица превратилось в привычное выражение кротости и учтивости, и он сказал, предлагая мне руку:
– Давайте я провожу вас до кареты. Вы знаете, что мы еще не прощаемся, – я намереваюсь часто с вами встречаться. Например, следующий обмен учтивостями случится в Италии.
Наверное, я выглядела удивленной – по крайней мере, чувствовала именно это, ведь у меня и мысли не было о том, чтобы ехать в Италию.
Гелиобас улыбнулся и сказал почти весело:
– Описать вам, как это будет? Я вижу прекрасный город, глубоко засевший среди холмов и укрытый оливковыми рощами. Над ним раскинулось бескрайнее темно-синее небо, множество нежных колоколов ласкают летний воздух. Вдали парка Кашине на бархатном мху сидит развеселая компания людей, у них мандолины, и от радости души своей они поют песни. Одна из них, светловолосая женщина, наряженная в белое, с красной розой на груди, собирает буйно растущие вокруг себя дикие цветы, составляя из них букетики для спутников. Ее видит незнакомец, медленно идущий по тенистой аллее с книгой в руке, – их глаза встречаются. Она вскакивает, чтобы поприветствовать его, он берет ее за руку. Женщина – это вы сами, а незнакомец – не кто иной, как ваш бедный друг, который сейчас ненадолго прощается с вами!
Он настолько быстро описал картину, что мне показалось, она была внезапным видением в магическом кристалле. Я посмотрела на него со всей серьезностью.
– Значит, наша следующая встреча будет счастливой? – спросила я.
– Конечно. Почему нет? И следующая, и та, что после нее!
От ответа, данного мне так искренне, я почувствовала облегчение и решительно пошла за ним через зал к парадной двери. Тут нас встретил Лео и сообщил о желании попрощаться со мной так просто, как это мог сделать один лишь человек. Я наклонилась, поцеловала его большую голову, ласково потрепала и была вознаграждена за внимание тем, что его похожий на султан хвост медленно закачался взад и вперед, – знак удовольствия, которое бедное животное не выражало с тех пор, как Зара покинула место своего земного заточения.
В дверях милый мальчик-грек протянул мне огромную корзину восхитительных цветов.
– Последние из оранжереи, – сказал Гелиобас. – Мне больше не понадобится эта роскошь.
Когда я села в карету, он поставил корзину рядом со мной и снова взял меня за руку.
– Прощайте, дитя мое! – сказал он искренне и по-доброму. – У меня есть ваш адрес, я буду писать обо всех своих переездах. В любой беде, маленькой и большой, без колебаний пишите мне за советом. Я уже сейчас могу сказать, что предвижу время, когда вы совершенно откажетесь от сомнительной и опостылевшей жизни простого профессионального музыканта. Думаете, никакое другое ремесло для вас невозможно? Посмотрим! Все решат несколько месяцев. Еще раз до свидания, храни вас Бог!
Карета тронулась, а Гелиобас так и остался стоять на ступенях особняка, наблюдая, как она скрывается из виду. Я до последнего смотрела на величественную фигуру, возвышающуюся в свете зимнего солнца, – фигуру, которой отныне суждено занимать видное место в моей жизни и в памяти. Сожаление, испытанное от расставания с ним, в значительной степени смягчила его уверенность в нашей будущей встрече – это обещание уже было исполнено и, вероятно, вскоре будет исполнено снова. Дружба с таким человеком стала для меня благотворной, ведь под его наставничеством я могу верно судить о многих вещах, происходящих в повседневной жизни, – о вещах, что кажутся тривиальными, но являются намеками на грядущие серьезные изменения, которые я таким образом частично могу предвидеть. Есть в этом, конечно, и оборотная сторона: единственная горькая капля в чаше познания состоит в том, что чем больше я расту под
