Дом разделенный - Перл С. Бак
Прочтя эти гордые смелые строки, Юань мысленно воскликнул с восторгом: «А ведь это письмо от Мэна, который был в бегах – и вот где он теперь!» Мысль, что для него уже есть место, согрела ему сердце. Он немного покрутил ее в голове. Хочет ли он учить молодежь? Возможно, это самый быстрый способ принести пользу своему народу. Он решил отложить эту мысль и вернуться ней позже, когда его долг перед родными будет исполнен.
Сперва он должен был навестить дядю и его дом, затем, через три дня, побывать на свадьбе Ай Лан и, наконец, съездить к отцу. Два письма от отца ждали Юаня в приморском городе. Увидев дрожащие крупные буквы, начертанные стариковской рукой на одной-двух страницах, он испытал знакомую нежность к отцу и забыл, что когда-то боялся и ненавидел его, ибо сейчас, в это новое время, Тигр казался ему беспомощным, как старый актер на забытой сцене. Да, нужно поехать и навестить отца.
Если за шесть лет Ай Лан стала только краше, а Мэй Лин из девочки превратилась в женщину, то на Ване Помещике и его жене это время оставило тяжелую печать старости. Если мачеха Юаня за все эти годы почти не постарела – лишь чуть белее стали ее белые волосы, а мудрое лицо стало еще чуть мудрее и терпимее, – то эти двое превратились в настоящих стариков. Они теперь жили не отдельно, а в доме их старшего сына, где Юань их и нашел. Дом был построен сыном по западному образцу и окружен приятным садом.
В этом саду дядя сидел под банановой пальмой, умиротворенный и счастливый, как умудренный жизнью старец. Он давно избавился от сластолюбия и изредка позволял себе лишь одну слабость – купить очередную картинку с изображением красивой девушки. Таких картинок у него накопилось около сотни, и, когда на него находил такой стих, он звал служанку, та приносила ему альбом, и старик листал картинки, подолгу разглядывая каждую. За этим занятием и застал его Юань. Стоявшая рядом служанка отгоняла веером мух и листала картинки, как листают перед ребенком страницы книги.
Юань с трудом признал в старике дядю. До последнего момента похоть в нем благополучно отражала атаки возраста, но теперь – возможно, отчасти потому, что он теперь иногда покуривал опиум, что водилось за многими пожилыми людьми, а может была и другая причина, – старость обрушилась на него внезапно и беспощадно, как ураган, иссушая плоть и сгоняя жир, и кожа болталась на нем свободно, как снятое с чужого плеча платье. Там, где раньше была твердая жирная плоть, теперь висели складки желтой кожи. Халат, сшитый по прежней мерке, тоже висел на нем мешком, пусть и мешком из дорогого узорчатого атласа. Полы халата лежали у ног, рукава спадали с плеч, а в распахнувшемся вороте виднелось тощее морщинистое горло.
Когда Юань подошел, старик рассеянно поздоровался и сказал:
– Я сижу здесь один и разглядываю картинки, потому что жена моя считает их злом.
Он усмехнулся на прежний похотливый манер, но усмешка эта жутковато смотрелась на истерзанном старостью лице; смеясь, он поглядел на служанку, и та ответила ему громким неискренним хохотом, не сводя при этом глаз с Юаня. Дядины голос и смех показались Юаню тонкими и жалкими, как никогда.
Через некоторое время старик, не отрываясь от картинок, спросил Юаня: «Давно ли ты уехал?» – и тот ответил. Тогда дядя задал второй вопрос: «Как дела у моего второго сына?» – и Юань ответил. Старик забормотал слова, которые, по-видимому, всегда приходили ему на ум при мысли о Шэне: «Он тратит слишком много денег в этой чужой стране… Да, мой старший говорит, что Шэн транжирит деньги…» И он погрузился в скорбное молчание. Тогда Юань решил его подбодрить:
– Зато он вернется уже следующим летом!
И старик пробормотал в ответ, разглядывая изображение девицы под молодым бамбуком:
– Да, да, он говорил… – Тут ему пришло что-то в голову, и он с большой гордостью произнес: – А слыхал ли ты, что мой младший сынок Мэн теперь офицер?
Юань с улыбкой кивнул, и старик гордо продолжал:
– Да, он теперь большой начальник в армии, очень хорошо зарабатывает. Я рад, что в такие смутные времена у нас в семье есть настоящий воин… Мой сын Мэн – военачальник, подумать только! Он как-то приезжал. В красивой военной форме – такую, говорят, носят солдаты за рубежом, – с пистолетом за поясом, а на сапогах шпоры, я сам видел!
Юань сохранял невозмутимость, но все же не смог сдержать улыбки при мысли о том, как за несколько лет Мэн из беглого революционера, судьбу которого отец оплакивал вслух, превратился в военачальника – гордость семьи.
Пока они с дядей беседовали, тот словно испытывал неловкость перед Юанем – сперва он то и дело отвешивал любезности и кланялся, как чужому человеку, а не родному племяннику, затем начал возиться со стоявшим на подносе чайником, пока Юань не остановил его, и долго искал на груди трубку, чтобы дать гостю покурить. Наконец до Юаня дошло, что он в самом деле принимает его за гостя. Беспокойно оглядев его, старик дрожащим голосом произнес:
– Ты отчего-то похож на чужеземца… И одет, и ходишь, и говоришь как настоящий чужеземец.
Хотя Юань и посмеялся над дядиными словами, они не слишком его обрадовали. На него нашло странное стеснение,
