Падение Эбнера Джойса - Генри Фуллер
Наконец «Грайндстоун» расшевелился. Эндрю Хилл, потеряв надежду дождаться помощи от своих коллег, — все они, за исключением Роско Орландо Гиббонса, упорно уклонялись от обсуждения проекта, — сам взялся за дело.
Совместно с Гиббонсом они обсудили «Науку и Демократию». Прочнов разработал проект, строгость и монументальность которого вполне соответствовали его назначению; хотя в нем и присутствовали субтильные херувимы и мускулистые негры, правда, несколько изменившие свою наружность, зато одалисок и других легкомысленных особ не было и в помине. И все же Эндрю нашел, что новый проект слишком игрив, — даже в дни своей молодости Хилл являл собой образец безупречного целомудрия; Роско Орландо Гиббонс, с другой стороны, счел проект недостаточно игривым, — в дни своей молодости он представлял полную противоположность Хиллу. Эндрю не прельщали ни развевающиеся одежды, ни сладострастное колыхание пальмовых ветвей: они никак не гармонировали с деловой строгостью банковских операций. А Роско Орландо весьма привлекали такие вещи, как «Падение мадам Люцифер», и он был не прочь увидеть еще что-нибудь в таком же роде. Мадам падала в красном трико и комнатных туфлях парижского происхождения; к ее распростертым рукам художник пририсовал широкие, как у летучей мыши, черные крылья; сам Люцифер, совсем маленький по сравнению с ней, опускался на некотором расстоянии позади нее. Округлившиеся глаза мадам, раскрытый рот и развевающиеся волосы представляли зрелище, достойное внимания, — пусть даже она и падала вниз головой.
Недовольно перебирая эскизы Прочнова, Роско Орландо ворчливо вопрошал: где же шик, где пикантность, которой он ожидал? Нет и нет! Этот парень выдохся и делает совсем не то — совершенно ясно.
— А вся эта аллегоричность... — изрек Эндрю. — Слишком сложно и непонятно. Не могут же люди специально задерживаться для того, чтобы уяснить, в чем тут суть. Кроме того, я не уверен, что картинки вполне пристойны.
Случилось непоправимое: «Грайндстоун» отказался от проекта бедняги Прочнова. Игнас зашел в грязную, неприбранную комнатку Маленького О’Грейди, и тот, еще не успев выбраться из нагромождения пыльных каркасов и гипсовых слепков, понял, что произошло несчастье.
Едва увидев осунувшееся, потемневшее от гнева и обиды лицо Прочнова, он начал стаскивать с себя блузу.
— Где моя шляпа? — пробурчал он в ярости.
— Куда ты? — хрипло спросил Прочнов. О’Грейди еще раз взглянул на него: неужели это он говорит?
— Я втянул тебя в эту историю, Игнас...
— Никуда ты меня не втягивал, — ответил Прочнов. Его гордость, не сломленная неудачей, запрещала ему соглашаться с подобным утверждением.
— Нет, нет, втянул, Игнас, и сейчас должен вытянуть!
— Ты собираешься идти туда?
— Да.
— Не нужно. Еще остается кое-какая надежда, — глухо проговорил Прочнов, — и ты только испортишь все дело. Мне сказали, что в результате экспериментов с проектами открыто много неизвестных ранее талантливых художников, — продолжал он, задыхаясь, сверкая глазами и делая отчаянную попытку придать своему голосу выражение холодной иронии, — а еще больше может быть открыто в дальнейшем. Во всяком случае, талантов сейчас столько, что стало целесообразно провести конкурс — так, что ли, это у вас называется? В общем, состязание. — Он уперся кулаками в бока и отвернулся.
— Конкурс? Теперь они выдумали конкурс? — Маленький О’Грейди швырнул блузу под ноги и принялся топтать ее. — Где же моя шляпа? — воскликнул он, ероша свою пышную шевелюру и спотыкаясь о гипсовые отливки.
Прочнов схватил его за руку.
— Нет, тебе не нужно ходить! — повторил он.
Но Маленького О’Грейди преследовало видение: директора «Грайндстоуна» — все девять! — собрались за круглым столом в обветшалом, старомодном зале и ждут его. Диллу и Джайлсу, Прочнову и Адамсу не удавалось застать их всех вместе, а ему удастся. Перед его мысленным взором появилась еще одна фигура — фигура маленького Теренса О’Грейди — поборника чести и справедливости, защитника бедных девушек с разбитыми надеждами, обличителя невежества, глупости, жестокого равнодушия, — всего того, что ожесточало сердца страдающих талантов.
— Прочь с дороги! — крикнул Маленький О’Грейди. Он оттолкнул Прочнова, нахлобучил шляпу и выбежал из комнаты. Он скатился по лестнице с шестого этажа и внизу оказался лицом к лицу с Гоуэном.
— Конкурс! — яростно воскликнул О’Грейди.
— Знаю, — ответил Гоуэн. — Но есть и более свежие новости. Для просмотра зимней выставки они создали комитет под председательством какого-то «эксперта». Я даже имени его не слышал. Они хотят выявить самого способного из нас и решить, пригоден ли вообще кто-нибудь из нашей братии для выполнения их замысла.
— Ах, так? — взвизгнул О’Грейди.
— Больше того, старый Розенберг предложил понизить ассигнования на отделку с двадцати пяти тысяч до четырех. В случае неудачи они потеряют только эти четыре тысячи.
— О! — снова взвизгнул О’Грейди, срываясь с места.
— Куда ты мчишься? — спросил Гоуэн.
— В банк! В банк! — крикнул О’Грейди, да так, словно это сам революционный Париж вопил: «A la lanterne! A la lanterne!»[49]
И снова О’Грейди представилось заседание девятки. Он даже услышал их голоса. «Здесь мы не найдем нужных людей, — говорит Холбрук и вносит свое первое и — надо отдать ему справедливость — последнее предложение: — Вызовем кого-нибудь из восточных штатов».
«Здесь нет подходящих людей, — заявляет Гиббонс (как О’Грейди ненавидел его сейчас!). — Вызовем кого-нибудь из-за границы».
«Нечего нам куда-то обращаться, — слышится голое Хилла. — Надо искать в городе. Мы безусловно найдем здесь кого-нибудь, кто может выполнить наш заказ», — и Джеремия Макналти соглашается с ним.
«Зачем вообще тратить четыре тысячи долларов? — спрашивает Саймон Розенберг. — Даже тысячи много. Побелить — и делу конец! Зато какая экономия!» — и Оливер Дауд поддерживает его.
Их гнусные реплики отчетливо звучали в ушах Маленького О’Грейди, и он почувствовал, как у него вырастают крылья.
— Прочь с дороги, Гоуэн! — крикнул он и со всех ног помчался по улице.
ХХI— Да, они здесь, — сказал служитель, стоявший перед перегородкой из черного орехового дерева и матового стекла. — Но сейчас они заняты.
— Заняты? — спросил Маленький О’Грейди. — Это мы еще посмотрим!
Он проскользнул мимо служителя, с силой толкнул легкую дверь и ворвался в комнату, где происходило заседание правления.
Да, они все были здесь, включая двух или трех незнакомых О’Грейди лиц, — он не видел их в тот первый раз. О’Грейди заметил и близнецов Морреллов, причем один из них
