Тайна леди Одли - Мэри Элизабет Брэддон
Джордж Талбойс застыл с сигарой в руке и слушал так напряженно, что, когда женщина произнесла последние слова, его рука разжалась, и сигара упала в воду.
– Представьте, – продолжала гувернантка, обращаясь больше к самой себе. – Когда мы отплыли, меня переполняли надежды, и я совсем не ожидала разочарования, представляя лишь радость встречи, слова, которые он скажет, интонацию, взгляды, а в последний месяц, день за днем, час за часом, мое сердце сжимается, мечты угасают и я страшусь конца, как будто еду в Англию на похороны.
Неожиданно молодой человек с тревогой повернулся к своей спутнице. В бледном свете луны она видела, что кровь отлила от его лица.
– Глупец! – воскликнул он, ударив кулаком по борту. – Какой же я глупец, что испугался! Зачем вы все это мне сказали? Зачем вы пугаете меня до смерти, когда я еду домой, к любимой девушке с чистым сердцем, в которой я уверен, как в себе самом? Зачем вы навязываете мне подобные мысли, когда я возвращаюсь к моей любимой жене?
– К жене, – промолвила она. – Это меняет дело. Пусть вас не тревожат мои опасения. У меня совсем другое. Я еду в Англию, чтобы вновь соединиться с человеком, с которым была помолвлена пятнадцать лет назад. Мы не могли пожениться, не имея средств, и, когда мне предложили должность гувернантки в богатой австралийской семье, я убедила его, что должна согласиться, чтобы он оставался свободным и мог пробиться, пока я скоплю немного денег для начала нашей совместной жизни. Я не думала оставаться в Австралии так долго, но у него ничего не ладилось. Такова моя история, и вы можете понять мои страхи. Они не должны влиять на вас. Мой случай особый…
– Так же, как и мой, – нетерпеливо перебил ее Джордж. – Клянусь вам, вплоть до этого момента я не знал страха. Впрочем, вы правы, ваши опасения меня не касаются. Вы отсутствовали пятнадцать лет, все что угодно могло произойти! А с моего отъезда прошло только три с половиной года. Что могло случиться за столь короткий промежуток времени?
Мисс Морли взглянула на него с жалостливой улыбкой, однако ничего не сказала. Пыл, свежесть и нетерпение молодого человека были так странны и необычны, что она смотрела на него наполовину с восхищением, наполовину с жалостью.
– Моя любимая женушка! Милая, ласковая, невинная малышка! Знаете, мисс Морли, – продолжал он с былой надеждой в голосе, – я оставил свою девочку спящей, с ребенком на руках, ничего не сказав, лишь написал несколько строк, в которых поведал, почему ее преданный муж решил уехать.
– Вы ее покинули! – потрясенно ахнула гувернантка.
– Да. Я служил корнетом в кавалерийском полку, когда впервые встретил мою любимую. Наш полк расквартировали в портовом городишке, где она жила со старым отцом, морским офицером в отставке на половинном жалованье. Я видел, как старый лицемер, бедный как церковная мышь, изощрялся, чтобы подцепить богатого жениха для своей хорошенькой дочурки. Я видел насквозь все жалкие, презренные капканы, которые он расставлял для драгун; псевдосветские обеды с дешевым портвейном, напыщенные речи о былом величии его семьи, поддельные слезы на старческих глазах, когда он говорил о своем единственном дитяти. Опустившийся пьяница, готовый продать дочь тому, кто больше даст! К счастью для меня, я оказался в то время лучшим покупателем, так как мой отец – человек богатый, мисс Морли, и, поскольку мы с Элен полюбили друг друга с первого взгляда, мы поженились. Едва мой отец узнал, что я женился на бедной девушке, не имеющей ни гроша за душой, на дочери вечно пьяного отставного капитана, он написал негодующее письмо, извещая меня, что прерывает всякую связь со мной и что со дня свадьбы мое ежегодное содержание прекращается. Поскольку я не мог жить лишь на свое жалованье, да еще содержать молодую жену, я продал патент на офицерский чин, рассчитывая растянуть эти деньги, пока что-нибудь не подвернется. Я повез любимую в Италию, и мы роскошно там жили, а когда две тысячи фунтов уменьшились до двух сотен, мы вернулись в Англию; жена вбила себе в голову, что не может жить вдали от старика-отца. Как только старикан услышал, что у меня остались две сотни фунтов, он проявил к нам большую любовь и настоял, чтобы мы поселились у него. Я согласился, чтобы угодить моей любимой, ведь она как раз находилась в том особенном положении, когда все капризы и прихоти должны исполняться. Мы поселились у ее папаши, и вскоре он выманил у нас все деньги, но когда я заговаривал об этом с женой, она только пожимала плечами и отвечала, что нельзя так плохо относиться к «бедному папочке». Итак, «бедный папочка» в момент расправился с нашим небольшим запасом денег. Тогда я, почувствовав необходимость что-то делать, отправился в Лондон и попытался получить место клерка в торговой конторе или место бухгалтера, что-нибудь в этом роде. Увы, на мне была печать военного, и, как я ни старался, никто не верил в мои способности. Наконец, выбившись из сил, я с тяжелым сердцем вернулся к моей любимой, которая нянчила сына и наследника отцовской бедности. Бедняжка, она совсем пала духом, и когда я сказал ей, что потерпел неудачу, она не выдержала и разрыдалась, причитая, что мне не следовало на ней жениться, если я ничего не могу дать, кроме нищеты и горя, и что я поступил жестоко, сделав ее своей женой. О боже! Мисс Морли, слезы и упреки любимой чуть не свели меня с ума. Я проклял жену, себя, ее отца и весь свет и выбежал из дома, крикнув в сердцах, что никогда не вернусь. Я бродил весь день по улицам, борясь с искушением броситься в море, чтобы она была свободна и могла претендовать на лучшую партию. «Если я утоплюсь, отцу придется ее поддерживать, – рассуждал я. – Старый лицемер не откажет ей в приюте, а пока я жив, она не может этого требовать». Я спустился на старую расшатанную деревянную пристань, намереваясь подождать до темноты, а затем дойти до края и броситься в море. Пока я сидел, куря трубку и бездумно наблюдая за чайками, на пристань спустились двое незнакомцев, и один из них заговорил об австралийских золотодобытчиках и о том, какие великие дела там вершатся. Оказалось,
