Экхаут Ван - Молчать нельзя
Такие картины они видели неоднократно. Януш пытался понять чувства людей, сознающих, что они должны умереть по вине своих товарищей.
Когда эти события не касались их самих, Януш с друзьями считали прекрасной молчаливую солидарность заключенных. Но теперь!
- Команды, марш!- прокричал Грабнер, когда к стене стали все двадцать.
Начался обычный утренний спектакль. Звуки марша. Постукивание деревянных башмаков: хлоп, хлоп, хлоп. Монотонный скрип "мясной лавки". Свист плетей, брань. Но вот туман поглотил и людей и звуки. Только "мусульмане" с консервными банками в руках бродили по опустевшему лагерю, высматривая лужу - бальзам для их запекшихся губ. Януш смотрел на заложников. Надо подойти к ним, сказать...
- Пойдем со мной!- позвал его Рихтер.
С большой неохотой Януш подчинился. Да и что, собственно, мог он сказать обреченным? Их жизнь была ставкой в игре, которая велась в Освенциме. Победа двух здесь оплачивалась двадцатью душами.
- Где они?- спросил Рихтер.
- Далеко,- ответил Януш. - И оставь меня в покое, пожалуйста!
- А деньги? Когда я получу их? Ведь я сдержал свое слово!
- Скоро,- буркнул Януш. - Через день после того, как я, Мариан и Генек вместе отправимся на работу в карьер.
- А Мариан не удерет с вами?
- Нет! Ты получишь свои кровавые сребреники, сволочь!
Заключенным не пришлось смотреть, как отрезают языки. Грабнер не выполнил свою угрозу. Но все же смерть заложников была мучительной пыткой для Януша и Генека. Они знали, что из двадцати по крайней мере десяти достаточно много известно о плане побега, чтобы дать эсэсовцам подробные сведения. Но ни один из заложников не заговорил. Отстояв день у стены, они примирились со смертью, которая в лагере избавляла от мук. Их лица стали сосредоточеннее, черты мягче. Они были взволнованы и немного горды тем, что своей смертью они окупали победу.
Знакомая картина казни. Десять терпеливо ждут, пока повесят их товарищей.
Януш и Казимир не сводят с них глаз. Смертники стоит на скамейках. Эсэсовцы надевают им петли на шеи. А оркестр играет веселый марш. Умирающие пытаются что-то крикнуть, эсэсовцы спешат выбить скамейку из-под ног. Возгласы обрываются на последнем слове:
- Да здравствует Поль...
- Да здравствует героическая Советская Ар...
- В твои руки вверяю я душу свою, госп...
- Отомстите за меня, товари...
- Да здравствует мировая революция и социали...
Качающееся тело ударяется о столб. Падают отброшенные со злостью скамейки.
Мягкое "дзынь... " натянувшейся веревки звучит громче колокола.
Десять трупов висят, покорно склонив набок головы и вытянув по швам руки.
Десять пар глаз смотрят, как из петель вынимают их товарищей и швыряют на землю.
Тысячи не сводят взора с убитых и тех, которые сейчас перестанут жить.
- Какая пытка!- простонал Генек. - Я не могу смотреть, как они умирают. Это мы виновны в их смерти. Весь наш план - преступление...
- Ничего не поделаешь, раз нацисты такие звери, ответил Мариан. - На заре христианства священники тайно служили молебны, и в случае опасности священника спасали, а простые христиане попадали в руки врага. Рааве священники были виновны в их смерти? Священник, служа молебен, выполнял свой долг. Его прихожане знали, какая судьба ждет их за то, что они присутствуют на этой службе.
- Верующие шли сами, добровольно,- возразил Генек. - А здесь...
- Ты не должен думать об этом. Выполняй свой план! Нацистские звери используют самые чудовищные методы. Но из-за этого не стоит самим совать голову в петлю. Ни один из тех двадцати не винит вас,- продолжал Мариан, напротив, они пошли на смерть с гордостью, потому что умирали за правое дело. Да простит меня бог, но в моих глазах они тоже мученики. Мученики за коммунизм или за любовь к отечеству. Неважно, за что! Каждый из них верил во что-то возвышенное. И они готовы были идти на смерть за эту веру.
- Ты разговаривал с ними? Как они?- спросил Януш.
- Жаловались больше на жажду, чем на голод,- ответил Генек. - Они все слыхали, как выли сирены и эсэсовцы шумели всю ночь.
- Да. Раз начали, надо довести дело до конца,- сказал Януш. - Но мне до самой смерти не забыть этих двадцать!
Взволнованные всем, что пришлось пережить за последние сутки, они не сразу услыхали за спиной громкий шепот:
- Писарь!
- Да! Кто там?
- Мы все знали о вашем плане и понимаем, что вас сейчас мучает. Но вы должны выполнить свой план.
- А что ты скажешь, если дня через два мы с Генеком скроемся, а ты попадешь в заложники?- спросил Януш.
- То же самое!- послышалось в ответ. - Его преподобие прав. Каждый должен во что-то верить. Все равно, как эта вера называется - бог, социализм или человеколюбие. Каждый верит в свое, но есть и общая вера. Вера в свободу. Не для нас, так для других. Ведь и здесь мы находимся потому, что дрались за свободу для других. Мы были готовы отдать жизнь за это. Готовы и сейчас.
- Но если заложником они возьмут тебя?- допытывался Януш.
- Когда сирены возвестят о вашем побеге, я сам выйду добровольно, ответил его собеседник. - Мы говорили об этом, мы все, живущие в этом блоке. Добровольцев будет двадцать, но если Грабнеру понадобится тридцать - выйдут тридцать. Вот об этом я и хотел вам сказать. Думайте о своей цели, о нас не волнуйтесь. Наша судьба - крематорий. И какое имеет значение, месяцем раньше или позже. Умирать от непосильного труда или от рук капо обидно. Такая смерть бесцельна. Но если нас повесят после вашего побега, значит, и мы принимали в нем участие и победили.
Он замолчал.
- Кажется, теперь я понимаю, почему бог хочет, чтобы я был здесь, произнес Мариан. - Раньше в каждом человеке я искал слабость. Я не выносил лжи, сквернословия, нарушения брачного обета. Отпуская грехи прихожанам, я знал, что все грешны. Слово "человек" было для меня синонимом слова "слабый". Сейчас мне кажется, что бог открывает мне глаза, показывая, как велик может быть человек, несмотря на его слабость. Здесь тоже лгут, сквернословят, воруют, но не это главное. Бог привел меня сюда, чтобы показать, что слабость не имеет значения. Я был плохим ксендзом, считая себя лучше всех. Слишком большое значение я придавал внешним атрибутам своей духовной власти.
Здесь я понял, каким был ничтожеством. Ведь у меня не хватило бы мужества пойти на смерть добровольно.
Луч прожектора осветил окна. На грязных стенах появились крестообразные тени рам.
- Вы меня слышите?
- Да!
- Как дела?
- Страшно хочется пить. Болит все тело, но мы выдержим.
Это было через два дня после побега. Генек сидел на корточках наверху, как раз над ящиком.
- Кажется, поиски прекратились! Сегодня ночью можете отправляться дальше. Миски у вас с собой?
- Да!
- Швырните одну в карьер, когда будете уходить. Желаю успеха...
- А вы когда?
- Если вы уйдете сегодня, то мы, наверное, послезавтра. Ждите нас у Франека.
- Они... убили кого-нибудь... за то, что мы убежали?
- Н-нет!- ответил Генек запинаясь. - Нет! Обошлось. - И торопливо добавил: - Счастливого пути. Будьте осторожны у большого сторожевого пояса.
Он натянул брюки и спустился вниз.
- Их уже нет!- сказал на следующий день Генек. Я был там, они не ответили, а на дне карьера валялась миска. Эсэсовцы ничего не заметили. По-видимому, сошло благополучно...
У Януша перехватило дыхание.
- Ты когда-то говорил...
- Мариан, я назначу тебя в карьер,- перебил Януш. - А завтра вечером, когда вернешься с работы, передай Рихтеру деньги.
- Хорошо!
- Я хочу тебе что-то сказать, Мариан,- сказал Януш. - Я неверующий, но мы все так дружно жили здесь. Моя жена очень религиозна, и мы прекрасно уживались с ней. Я думаю, что верующие и неверующие отлично могут ладить друг с другом, понимать и уважать чужие взгляды.
Вашу братию я считаю немного фанатиками, а вы, наверное, то же самое думаете о нас. Теперь я всегда буду уважать и ценить взгляды других. Я постараюсь понять их идеи и относиться к ним с уважением. Этому научил меня ты, Мариан.
- Этому научил тебя Освенцим,- серьезно ответил ксендз. - То, что понял ты, понял и я. Вот заповедь, друзья, которую вы должны унести с собой из этого ада: уважайте друг друга!
- Но не шкопов!- прервал Генек. - Их я буду душить при каждом удобном случае...
Рихтер испытующе посмотрел на Януша, увидев, что тот включил себя и Мариана в список команды, работающей в карьере.
- Поди сюда!- шепотом позвал он.
- Ну, что тебе?
- Значит, сегодня?
- Да!
- А деньги когда? Вечером?
- Да!
- Они с собой у его преподобия?
- Конечно, нет!- солгал Януш. - Деньги спрятаны в карьере. Я передам их ему перед побегом. Ты получишь вечером.
- Командам выходить!- распорядился Грабнер.
Януш стал в колонну, направлявшуюся в карьер. Рихтер с ненавистью смотрел на него, но молчал. У него было пять тысяч причин не разевать рот. Но, несмотря на все, у Януша бешено колотилось сердце, когда они выходили из ворот...
