Укридж. Любовь на фоне кур - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
– Что-о?
Я взял последний конверт. Адрес был написан властным женским почерком, мне незнакомым. Я быстро вскрыл конверт. Укридж не ошибся. Датировано вчерашним днем, с предуведомлением «Вересковая вилла», Уимблдон-Коммон. Письмо гласило:
«Дорогой сэр, буду счастлива видеть вас у себя, если вы приедете по данному адресу послезавтра (в пятницу) в четыре тридцать.
Искренне ваша,
Джулия Укридж».
Я ничего не понимал. Моя утренняя почта, приятная или прямо наоборот, доставляющая счет от торговца или чек от издателя, всегда отличалась простотой, прямотой и легкостью для понимания. Но эта эпистола поставила меня в тупик. Откуда тетка Укриджа узнала о моем существовании, и почему мой визит скрасит ее жребий, было выше моего понимания. Я тщетно ломал голову над ее письмом, будто египтолог над новонайденным иероглифом.
– Что она пишет? – осведомился Укридж.
– Хочет, чтобы я побывал у нее завтра в половине пятого.
– Чудесно! – вскричал Укридж. – Я знал, что она клюнет!
– О чем ты говоришь?
Укридж перегнулся через стол и ласково потрепал меня по плечу. Этот жест опрокинул чашку, полную кофе, но, думаю, намерения у него были самые лучшие. Он вновь погрузился в свое кресло и поправил пенсне, чтобы яснее меня видеть. Это зрелище словно бы переполнило его грудь честной радостью, и он внезапно разразился воодушевленный дифирамбом в духе какого-нибудь старинного барда, импровизирующего хвалу своему вождю и нанимателю.
– Малышок, – сказал Укридж, – если есть что-то, чем я всегда в тебе восхищался, так это твоя неизменная готовность выручить друга. Одно из самых замечательных качеств, каким только может быть наделен типус, а у тебя оно превосходит всякое вероятие. В этом смысле ты просто уникум. Сколько раз люди подходили ко мне и спрашивали «Что он за типчик?», имея в виду тебя. «Каких поискать, – отвечал я. – Личность, на которую можно положиться. Человек, который скорее умрет, чем подведет вас. Типус, который пройдет сквозь огонь и воду, лишь бы оказать услугу товарищу. Индивид с золотым сердцем и натурой, несгибаемой, как сталь».
– Да, я великолепная личность, – согласился я, несколько ошарашенный таким панегириком. – Давай выкладывай.
– Я выкладываю, старый конь, – сказал Укридж с легким упреком. – Я пытаюсь сказать, что знал, с каким восторгом ты сварганишь для меня это маленькое дельце. И спрашивать тебя никакой необходимости не было. Я так и знал!
Жуткое предчувствие неумолимо надвигающейся катастрофы охватило меня, как уже столько раз охватывало при вторжении Укриджа в мою жизнь.
– Будь добр, объясни, в какую еще чертовщину ты меня втянул?
Укридж взмахом вилки осудил мою горячность. Он заговорил мягко, с обаятельной убедительностью.
– Сущий пустяк, малышок. Более чем. Просто малюсенькое доброе дело, и ты будешь мне благодарен, что я открыл перед тобой возможность совершить его. Как я мог бы предвидеть, этот осел Таппи оказался сломанной соломинкой. То есть в смысле Доры, ты понимаешь. Не добился ни малейшего результата. Он отправился к моей тетке позавчера и попросил ее вернуть Дору, и она его отбрила. Ничего удивительного. Я никогда на Таппи не полагался. Послать его туда было вопиющей ошибкой. В подобном щекотливом деле лобовой атакой ничего не добьешься. Тут нужна стратегия. Необходимо нащупать уязвимое место противника и атаковать там. Ну, а где искать уязвимое место моей тетки, малышок? Где оно? Подумай! Поразмысли, старый конь!
– Судя по звуку ее голоса в тот единственный раз, когда я оказался в ее окрестностях, их у нее нет.
– Вот тут-то ты и ошибаешься, старый добрый малышок. Подберись к ней со стороны ее гнусных романов, и малое дитя сможет есть из ее рук. Когда Таппи меня подвел, я закурил трубочку и хорошенько поразмыслил. И тут меня осенило. Я пошел к моему другу, отличнейшему типусу (ты его не знаешь, я вас как-нибудь познакомлю), и он написал моей тетке письмо от твоего имени: нельзя ли тебе посетить ее и взять интервью для «Женской Сферы». Это еженедельник, постоянной подписчицей которого она, как мне известно, состоит. Теперь слушай, малышок, и не перебивай. Я хочу, чтобы ты понял всю дьявольскую тонкость этого плана. Ты отправляешься туда, интервьюируешь ее, и она просто тает. И в диком восторге от тебя. Конечно, тебе понадобится убедительно изобразить Преклоняющегося Ученика, но для тебя это чистые пустяки. Ты хорошенько ее умаслишь, она замурлыкает, как динамо-машина, а ты встаешь, чтобы удалиться. «Ну, – говоришь ты, – это самое замечательное событие в моей жизни: встреча с той, чьи произведения так долго меня восхищали». А она отвечает: «Все удовольствие на моей стороне». А когда вы еще немножко пообливаете друг друга патокой, ты скажешь небрежно, будто тебе это только сейчас пришло в голову: «Да, кстати, если не ошибаюсь, моя кузина… или сестра (нет, лучше обойдись кузиной!)… если не ошибаюсь, моя кузина Дора Мейсон – ваша секретарша, не так ли?» «Да ничего подобного, черт подери, – отвечает моя тетка. – Я ее выгнала три дня назад». Это служит сигналом для твоей коронной сцены, малышок. Лицо у тебя вытягивается, выражает страдание, ты жутко расстроен. И начинаешь упрашивать ее вернуть Дору. А вы к этому времени уже такие закадычные друзья, что она не в силах ни в чем тебе отказать. Вот так. Мой милый старый малышок, уж поверь мне! Если ты не потеряешь головы и сыграешь Преклоняющегося Ученика достаточно убедительно, все будет тип-топ. Непробиваемый план. Ни единой слабины.
– Одна имеется.
– Думаю, ты ошибаешься. Я все тщательнейше продумал. Так какая?
– Слабина в том, что я к твоей инфернальной тетке и на сто шагов не подойду. Так что можешь отправляться к своему дружку, специалисту по подделыванию чужих писем, и сообщить ему, что он напрасно потратил лист хорошей писчей бумаги.
О тарелку звякнуло упавшее пенсне. Через стол на меня заморгали два удрученных глаза. Стэнли Фиверстоунхо Укридж был ранен в самое сердце.
– Да неужели ты хочешь сказать, что решил бросить это дело? – сказал он тихим дрожащим голосом.
– Я за него еще и не брался.
– Малышок, – сказал Укридж проникновенно, упираясь локтем в последний кусок своей грудинки, – я хочу задать тебе один вопрос. Только один простенький вопрос. Ты когда-нибудь меня подводил? Был ли хоть один случай на протяжении нашей долгой дружбы, когда бы я понадеялся на тебя и был бы обманут? Ни единого!
– Всему бывает начало. И я начну сейчас.
– Но подумай о ней. Дора! Бедная малютка Дора! Подумай о бедной малютке Доре!
– Если это научит ее в будущем держаться от тебя подальше, она в конечном счете только выиграет.
– Но, малышок…
Вероятно,
