К востоку от Эдема - Джон Эрнст Стейнбек
Кейт обходила свои владения, а девочки изо всех сил старались держаться как ни в чем не бывало. Она знала эти маленькие хитрости и не обращала на них внимания. И все же в этот вечер она не могла избавиться от ощущения, будто рядом с ней, чуть поотстав, ходит Чарльз.
Миновав столовую, она зашла в кухню, заглянула в ледник. Ногой приподняв крышку мусорного ящика, проверила, чисто ли там. Она проделывала это каждый вечер, но сегодня была особенно придирчива.
Когда Кейт вышла из гостиной, девицы переглянулись, пожимая плечами. Элоиза, болтавшая с темноволосым Джо, поинтересовалась:
– Что-нибудь случилось?
– Да нет вроде. А что?
– Не знаю, нервничает что-то она.
– Из-за чего? Ну чего ты прицепилась? – окрысился Джо. – Я знать ничего не знаю и тебе не советую.
– Ясненько. Не суй нос куда не надо!
– Понятливая, черт тебя побери! Так и договоримся.
– А вообще-то мне нисколечко неинтересно, – заявляет Элоиза.
– То-то, – заключает Джо.
Кейт заканчивает обход.
– Я спать иду, – обращается она к Джо. – Не беспокоить – разве что в крайнем случае.
– Я вам не нужен?
– Завари чаю. Элоиза, ты гладила платье?
– Конечно, мэм.
– Непохоже.
– Я поглажу еще, мэм.
Кейт было не по себе. Она аккуратно разложила бумаги по ящичкам стола. Вошел Джо с подносом, и она велела поставить его подле кровати.
Откинувшись на подушки и прихлебывая чай, она пыталась вспомнить, о чем думала. Ах да, Чарльз! И тут ее осенило.
Соображал Чарльз – вот оно что! Сэм Гамильтон, хоть и тронутый, тоже соображал. Соображали они – эта мысль внушала страх. Конечно, оба уже умерли, но, может, есть другие, которые соображают. Кейт старалась размышлять здраво.
Допустим, это я откопала пузырьки. Что бы я сама подумала? Что бы сделала? Словно тугим обручем стянуло ей грудь. Зачем их разбили и закопали? Никакого яда в них не было. Тогда зачем их закапывать? Напрасно она это сделала. Надо было в мусорный ящик выкинуть или на Главной улице в канаву бросить. Доктора Уайлда тоже нет в живых. Но он, наверное, вел какой-нибудь журнал. Как теперь узнаешь? Предположим, она сама находит склянки и узнает, что в них было. Разве она не спросила бы у понимающего человека: «Что будет, если выпить кретонового масла?»
«А если его давать человеку понемножку, но долго?»
Она бы знала, что ответить на этот вопрос. Найдутся и другие, которые тоже ответят.
«Предположим, разнесся слух, будто одна хозяйка публичного дома, притом богатая, отказала все свое имущество новенькой, а сама вскоре умерла». Кейт прекрасно знала, о чем бы она прежде всего подумала. Что за блажь – прогнать эту дуреху Этель! Ищи теперь ветра в поле. Ей надо было хорошо заплатить, умаслить, чтоб сама осколки отдала. Где они теперь? Сказала, в конверте, но где этот конверт? Разыскать бы паршивку.
Этель, очевидно, догадалась, почему и как ее погнали из округа. Сама-то она тупа как пробка, но ведь обязательно сболтнет кому-нибудь, а тот сразу смекнет что к чему. Разнесет, балаболка, как заболела Фей и как плохо выглядела, и про завещание разнесет.
Кейт начала задыхаться, от страха по телу побежали мурашки. Надо уезжать, в Нью-Йорк или еще куда. Даже дом можно бросить. Зачем ей еще деньги? И так за глаза хватит. Да, но если она исчезнет, а Этель проболтается какому-нибудь умнику – не будет ли ее отъезд уликой?
Она поднялась с постели и приняла двойную дозу брома.
С того времени ее ни на минуту не покидал страх. Она даже чуть ли не обрадовалась, когда ей сказали, что начавшиеся боли в пальцах – это признаки артрита. Злорадный голос внутри нашептывал, что болезнь – это ей в наказание.
Кейт вообще редко выбиралась в центр, а теперь ей и подавно не хотелось появляться там. Она заметила, что мужчины на улице узнают ее и украдкой оглядываются. Вдруг ей встретится лицо, как у Чарльза, и глаза, как у Сэма?
Потом она велела сделать пристройку и покрасить ее в серый цвет. Глаза от яркого режет, объясняла она и сама поверила в свою выдумку. Теперь уже ей щипало глаза после каждой вылазки в город. Она буквально заставляла себя раз в неделю выходить из дома.
Некоторые умудряются иметь одновременно два противоположных мнения об одном и том же. Кейт относилась к их числу. Она не только внушила себе, что у нее глаза болят от яркого света, но и что ее серая комната – как глубокая земляная нора, пещера, убежище, где ее не достанет посторонний взгляд. Однажды, сидя, по своему обыкновению, в кресле, обложенная подушками, Кейт подумала, не прорубить ли в пристройке потайную дверь, чтобы скрыться в случае чего. И тут же эту мысль вытеснила другая, даже не мысль, – она нутром почувствовала, что тогда она будет совершенно беззащитной. Если она может выбраться отсюда через эту дверь, то через нее можно забраться и сюда: что-то уже окружает дом, подкрадывается по ночам к самым стенам и безмолвно заглядывает через окно внутрь. Кейт
