К востоку от Эдема - Джон Эрнст Стейнбек
– А вот я его ненавидела, а могла бы – так убила бы.
– За что? Он сделал нам столько добра.
– Он заглянул мне в душу. Он все видел.
– Ну и что? Он и мне в душу заглянул и очень помог.
– Ненавижу, – прошипела Кейт. – И рада, что он умер.
– Хорошо бы и я заглянул тебе в свое время в душу, – заметил Адам.
– Ты дурак, – скривила губы Кейт. – Тебя и ненавидеть-то нельзя. Жалкий дурак и слабак.
Кейт все больше возбуждалась, а Адам становился все спокойнее и дружелюбнее.
– Сидишь тут и ухмыляешься! – выкрикнула она. – Думаешь, освободился, да? Выпил пару рюмок и возомнил себя мужчиной?! Да стоит мне поманить пальцем, и ты приползешь на коленях и распустишь слюни. – Присущая хищникам осторожность улетучилась, и на свободу вырвалось желание властвовать. – Знаю я тебя. Насквозь вижу твою трусливую душонку.
Адам по-прежнему только улыбался. Он сделал глоток, и Кейт вспомнила, что ее рюмка пуста. Послышался звон бутылки о стекло.
– Когда я была покалечена, то нуждалась в тебе, – призналась Кейт. – А ты оказался размазней. Пытался меня удержать, когда стал не нужен. Да перестань же ухмыляться!
– Интересно, что же ты так ненавидишь?
– Ах, тебе интересно! – Остатки осмотрительности окончательно испарились. – Да это не ненависть, а презрение. Еще маленькой девочкой я раскусила этих тупых лживых придурков, моих собственных родителей. Они притворялись добропорядочными, но добродетели там не было и в помине. А я их раскусила и заставила все делать по-своему. А когда была подростком, один мужчина покончил из-за меня с собой. Он тоже прикидывался праведником, а сам только и думал, как лечь в постель со мной – совсем еще ребенком.
– Но ты говоришь, он покончил с собой. Значит, очень сильно о чем-то переживал.
– Он был дурак, – заявила Кейт. – Я слышала, как он к нам пришел, умолял впустить и поговорить с отцом. Господи, всю ночь смеялась.
– А мне больно было бы думать, что человек расстался из-за меня с жизнью, – промолвил Адам.
– Так ты тоже дурак. Помню, как мной восторгались: какая хорошенькая малышка, такая прелестная и нежная. И никто не знал, какая я на самом деле. А я заставила их плясать под свою дудку, а они и не поняли.
Адам осушил свою рюмку, отстраненно наблюдая за Кейт. Он словно видел, как расползаются муравьями движущие ею чувства, и мог легко их читать. На него снизошло просветление, которое иногда возникает под действием алкоголя.
– Не важно, нравился тебе Сэм Гамильтон или нет, – обратился он к Кейт. – Он был по-настоящему мудр. Помню, он как-то сказал, что женщина, считающая себя знатоком мужчин, обычно видит лишь одну сторону и не в состоянии понять всего остального, но это вовсе не означает, что остальное не существует.
– Он тоже был лжецом и лицемером! – Кейт выплевывала каждое слово. – Кого я ненавижу, так лжецов, а они все лгут! Вот так. Обожаю выводить их на чистую воду и тыкать носом в собственное дерьмо.
Адам удивленно поднял брови:
– Неужели и правда считаешь, что в мире только зло да глупость?
– Именно так.
– Не верю, – спокойно возразил Адам.
– Ах, не веришь! Гляньте-ка, он не верит! – передразнила она Адама. – Хочешь, докажу?
– Ничего не выйдет.
Кейт вскочила с места, бросилась к бюро и вынула из ящика коричневые конверты.
– Вот, полюбуйся, – предложила она.
– Не хочу.
– Все равно покажу. – Она вытащила одну из фотографий. – Смотри, это сенатор Законодательного собрания штата. Собирается баллотироваться в Конгресс. Только глянь на его пузо! А сиськи как у бабы! Обожает плетку. Вот эта полоска – след от плети. А какое выражение на физиономии! Кстати, у него имеются жена и четверо ребятишек. Да еще выставляет свою кандидатуру в Конгресс. А он, видите ли, не верит! А этот кусок сала – член муниципального совета, вон тот рыжий верзила-швед – хозяин ранчо недалеко от Бланко. А посмотри сюда! Это профессор из Беркли. Приезжает к нам, чтобы ему плеснули в рожу из ночного горшка – профессору-то философии! А вот проповедник Евангелия, маленький братец-иезуит. Ему доводилось поджигать дома, чтобы удовлетворить свою похоть. А мы ублажаем его по-иному. Взгляни на зажженную спичку под его тощей задницей, видишь?
– Не хочу я смотреть эту дрянь, – откликнулся Адам.
– Ты уже увидел. Что, и теперь не веришь?! Еще будешь к нам проситься. Я заставлю тебя выть на луну. – Она старалась навязать Адаму свою волю и видела, что он не поддается, оставаясь свободным. Кипящая злоба постепенно застывала, превращаясь в яд. – Еще никому не удалось ускользнуть, – прошипела Кейт.
Ее глаза оставались пустыми и холодными, но пальцы яростно терзали шелковую обивку на кресле.
– Если бы у меня имелись такие снимки и эти люди о них знали, – вздохнул Адам, – я бы опасался за свою жизнь. Полагаю, одна такая фотография может разрушить человеку всю жизнь. Не боишься за себя?
– Считаешь меня ребенком? – возмутилась Кейт.
– Больше не считаю, – возразил Адам. – Но начинаю думать, что ты по природе существо извращенное. Или вовсе не человек.
– Может, ты и правда попал в точку, – улыбнулась Кейт. – Неужели думаешь, что мне хочется приобщиться к роду человеческому? Только посмотри на эти картинки! Я бы скорее согласилась стать собакой. Но я не собака и гораздо умнее людей. Не беспокойся, никакой опасности нет, и никто не сможет причинить мне зло. – Она махнула рукой в сторону картотечных шкафов: – Там у меня хранится с сотню дивных фотографий, и эти люди знают: случись со мной что-нибудь – и каждый
