Саттри - Кормак Маккарти
Однажды вечером в верхнем городе Саттри в «Сутолоке» обнаружил Леонарда, только что из работного дома. Работал Леонард судомоем, и у него была гонорея толстой кишки, а во всем прочем был весь в чирьях. Он подковылял к столику Саттри и смущенно присел. Рассказал, что видел, как враки льются с языка стряпчего. Смутные, но плотные, сбегают они мышами и с миг озираются, а потом прыскают в стороны. Нагнувшись над Леонардом и грозя длинным пальцем, и неправда ль разве это, что ты старался скрыть кончину своего отца с целью незаконно вымогать денюжки у государства? В глазу дичинка, суя свою потную физию Леонарду в его лицо помельче и вперяясь в него неприкрытым веками взглядом торжества, покуда Леонард не полупривстал со стула, не схватил холодную черепушку стряпчего двумя своими руками, и не пригнул лицо его книзу, и не раздвинул тонкие те губы дымящимся поцелуем.
Восстанет он, Сат. Таща с собою все свои цепи.
Отцы так и поступают, сказал Саттри.
Я повсюду тебя выискивал.
Саттри не спросил зачем.
Катамит подвинул стул поближе и подался вперед, поверяясь. Мне у тебя надо кой-чего спырсить, Сат.
Ладно.
Если чего-нибудь покупаешь и не платишь за это, у тебя могут отнять?
Само собой. Конечно, могут.
В смысле, чем бы оно ни было?
Ну. Не знаю. Наверно, бывает и такое, что будет трудно изъять за неплатеж. А что это?
Ну, на дом этот парень приходит…
Так.
В общем. Знаешь, после того, как они про старика узнали, и у нас были все эти хлопоты с законом.
Так.
Ну, старуха пошла и купила этот участок на «Лесной лужайке», чтоб они его не хоронили тут где ни попадя, и купила при этом все чохом, этот парень в дом приходит, а это он ей все чохом продал, этот участок и еще один с ним рядом для нее, и там этот бес, бес…
Бессрочный уход.
Срочный уход, и он ее заставил за все это расписаться, и ей сразу ничего не надо было платить, да и в первые шестьдесят дней, кажется, там было, а теперь она на три месяца отстает с платежами, и она им должна шестьдесят два пятьдесят…
Леонард.
Ага.
Ты пытаешься мне сказать, что они изымут за неуплату могильный участок твоего старика?
А могут, Сат?
Не знаю.
Ну, я как-то раз знал одного парня, так к нему пришли и зубы вытащили, за которые он так и не заплатил.
Я проверю и тебе скажу. Они по правде говорили, что изымут его за неуплату?
Мне, Сат, сказали только, что, если она не заплатит к десятому, он придет.
Саттри посмотрел на искреннее сморщенное лицо. Изумленно покачал головой.
Времена нынче жестче старого початка, сказал Леонард. У нас-то дома точно.
А что стало с Хэррогейтом? спросил Саттри.
Леонард ухмыльнулся. Фиг знает. Я его в верхнем городе видел где-то с месяц назад, с ним под ручку была какая-то сельская деваха примерно на голову выше. Я ему поорал, перепадает ли ему с этой старой доброй длины, но он меня и знать не знал.
Может, то была его сестра.
Может. Миловалась с ним.
Саттри прикрыл глаза так, словно пытался представить себе такую личность. Открыл их и увидел, что Леонард за ним наблюдает. Огляделся, как будто не мог сообразить, как тут оказался.
И то был Хэррогейт. Стоял в дверях хижины Саттри с сигарой в зубах. Черный зуб выкрасил, тот стал белым, как мел, и Хэррогейт отрастил жиденькие усики. На нем была вельветовая шляпа на лишку больше размера его головы, и черная габардиновая рубашка со штанами в пару. Ботинки у него черные и остроносые, носки желтые. Саттри в одних трусах опирался о дверь и рассматривал гостя с тем, что городской крыс принял за бессловесное восхищение.
Что скажешь, Сат. Как ты тут в крысиной жопке?
Был в норме. Заходи.
Хэррогейт ухватил шляпу за тулью и смахнул ее к груди, и вошел, слегка поднырнув под притолоку, хотя дверной рамы у него над головой было еще фута два. Шляпу положил на стол, и подсмыкнул брюки, и тонкими своими руками заправил рубашку, и попыхтел сигарой, и ухмыльнулся, и огляделся. Боже правый, сказал Саттри.
Я старого Руфуса видал, он сказал, ты сюда вернулся.
Саттри захлопнул дверь. Садись, сказал он.
Я тебя в «Комере» выискивал. Там сказали, что ты как сыр в масле.
Ага. Ну, рынок просел. Садись, садись.
Хэррогейт сдвинул шляпу вбок, чтоб расчистить место для локтя, и сел. Опять рыбалишь? спросил он.
На шконке Саттри откинулся на переборку. Опять рыбалю, ответил он.
А я думал, уже бросишь.
Бросал, было дело.
Я раз-другой заходил. Твой старый плавучий дом чуть было весь не затонул.
Что поделываешь, Джин?
Хмм?
Говорю, что поделываешь.
Хэррогейт ухмыльнулся. У меня тут несколько маршрутцев срослось, ответил он. Повертел сигару в зубах и глянул на Саттри с хитрой чудинкой. Несколько маршрутцев тут у меня.
Саттри подождал. Вытягивать из него все нужно старательно. Штука в том, что у него завелся телефонный маршрут. С маленькими такими губками из грошовки, сквозь которые он продел проволочные петли. Маршруты свои он обходит с особым крючком, привязанным к указательному пальцу, отгибает стопоры внутри возврата монет у телефонов-автоматов, несколько никелей лязгает в лоток, губка вытаскивается назад.
Не понимаю я, как это слишком много выручки приносит, сказал Саттри.
Хэррогейт лукаво ухмыльнулся.
У тебя сколько телефонов?
Он вытащил из зубов сигару. Двести восемьсят шесть, ответил он.
Что?
В субботу у меня было двадцать шесть долларов. Едва ходить мог, столько, блядь, никелей в карманах.
Боже правый, произнес Саттри. Да у тебя половина ноксвиллских телефонов перекрыта.
Хэррогейт ощерился. Чтоб все обойти, целый день нужен. Я каждый день несколько новых добавляю. Как из верхнего города уйдешь, там между телефонами много жесткого тротуара становится. Я уж две пары новехоньких «Том-МакЭнов» стоптал.
Саттри покачал головой.
Хэррогейт сбил пепел с сигары себе в ладонь и поднял голову. Слушай, сказал он. Если у тебя когда телефон деньги съест, дай мне знать. Я их тебе верну. Слышь меня?
Ладно, ответил Саттри.
Или у кого знакомого. Просто скажи мне, и все.
Хорошо.
Ты единственный другой сукин сын на свете, кому я бы сказал. В смысле, любой другой мог
