К востоку от Эдема - Джон Эрнст Стейнбек
– Никак не пойму, почему человек вашего ума гнет спину на бесплодной, каменистой пустоши.
– А все потому, что нет во мне дерзкой отваги, – отозвался Сэмюэл. – И никогда я не был способен взвалить на свои плечи великую ответственность. И пусть Господь не призвал меня по имени, я сам мог к нему воззвать, но не посмел. Вот тут-то и кроется различие между великим и посредственным. И мой недуг свойственен множеству людей. Однако человеку заурядному приятно осознавать, что величие, как ничто иное в мире, обречено на вечное одиночество.
– А по-моему, существуют разные степени величия, – возразил Адам.
– Не согласен. Ведь никому не придет в голову утверждать, что существует такое понятие, как маленькая громада. Нет, когда оказываешься перед лицом огромной ответственности, которую предлагает взять на себя жизнь, выбор зависит только от самого человека. С одной стороны ждет тепло семейного очага и дружеское понимание, а с другой – сверкающее в холодном одиночестве величие. Вот тут-то и приходится выбирать. И я рад, что мой выбор пал на заурядное существование, но кто знает, что получил бы я в награду, пойдя по иному пути? Никому из моих детей величие не грозит, разве что Тому. Как раз сейчас он мечется и никак не может сделать правильный выбор. Больно на парня смотреть. И где-то в глубине души мне хочется, чтобы он сделал выбор в пользу величия. Ну не чудно ли? Отец, желающий обречь сына на величие и одиночество! Какой эгоизм с моей стороны.
– Вижу, дать ребенку подходящее имя – дело не из легких, – хмыкнул Адам.
– А ты как думал?
– Но я и представить не мог, как это приятно, – признался он.
Из дома вышел Ли с подносом в руках, на котором стояло блюдо с жареной курятиной, миска с дымящейся картошкой и глубокая тарелка с маринованной свеклой.
– Не знаю, вкусно ли получилось, – усомнился китаец. – Куры староваты, а молодых у нас нет. В этом году всех цыплят ласки поели.
– Присаживайся, – пригласил его Адам.
– Подождите немного, схожу за уцзяпи.
Китаец ушел, а Адам не мог скрыть удивления:
– Странно, но теперь он говорит нормально и не ломает язык.
– Просто он стал тебе доверять, – пояснил Сэмюэл. – Он наделен даром безропотной преданности, не требующей награды, и как человек лучше нас обоих во стократ.
Ли вернулся и занял место с края стола.
– Вы бы отпустили пока детей, – посоветовал он.
Оказавшись на земле, близнецы начали возмущаться, но Ли что-то строго сказал по-китайски, и мальчики успокоились.
Ели молча, как принято у сельчан. Вдруг Ли поднялся и торопливой походкой направился к дому. Вернулся он с кувшином красного вина.
– Совсем о нем забыл. Наткнулся случайно в доме.
– Помню, как пил здесь вино перед покупкой дома, – рассмеялся Адам. – Может, и усадьбу купил благодаря вину. А курятина очень вкусная, Ли. Долгое время я совсем не понимал вкуса пищи.
– Потихоньку выздоравливаешь, – заметил Сэмюэл. – Некоторые люди лелеют свою болезнь, украшают ее сияющим нимбом мученичества и считают выздоровление оскорбительным. Однако время лучший лекарь, который не испытывает священного трепета перед каким бы то ни было сиянием. Все равно рано или поздно выздоровеешь, надо только набраться терпения и ждать.
4
Ли убрал со стола и дал каждому близнецу по косточке от куриной ножки. Малыши с серьезным видом изучали перепачканные жиром подарки и время от времени совали их в рот. Вино и стаканы оставили на столе.
– Давайте займемся выбором имен, – предложил Сэмюэл. – Я уже чувствую, как Лайза натягивает вожжи и торопит меня домой.
– Ума не приложу, как их назвать, – вздохнул Адам.
– У тебя нет на примете какого-нибудь семейного имени? Например, богатого родственника, которому будет приятно, что ребенка назвали в его честь? Или возродить имя человека, которым гордится семья?
– Нет, хочу, чтобы мои дети начали с чистого листа и получили новые, неизбитые имена.
Сэмюэл ударил себя по лбу костяшками пальцев:
– Какая жалость, что нельзя дать малышам имена, которые подходят больше всего.
– Что значат ваши слова? – удивился Адам.
– Ты говоришь о новизне и неизбитости. А мне вот вчера вечером пришло в голову… – Он немного помолчал. – А о своем имени ты задумывался?
– О своем?
– Вот именно. Тебя ведь зовут Адам, а первенцы его – Каин и Авель.
– Ну нет, – возразил Адам. – Так нельзя.
– Знаю, что нельзя. Это стало бы вызовом судьбе. Но разве не удивительно, что имя «Каин» самое известное в мире, хотя, насколько мне известно, носил его только один человек?
– Может быть, именно по этой причине имя сохранило свой изначальный смысл, – предположил Ли.
– Когда ты его произнес, у меня мороз по коже пробежал, – признался Адам, разглядывая рубиновое вино в стакане.
– Испокон веку оба предания неотступно следуют за нами, – начал Сэмюэл. – И мы несем их за собой как невидимый шлейф. История первородного греха и легенда о двух братьях – Каине и Авеле. И я не понимаю ни одной из них. Умом не понимаю, а сердцем чувствую. Лайза на меня сердится, говорит, что я не должен и пытаться их понять. Зачем стремиться к пониманию непреложной истины?
