К востоку от Эдема - Джон Эрнст Стейнбек
– Ну, как бы это сказать… Я пообещал жене, что доведу дело до конца, а она не верила. Понимаешь, ведь я не любитель махать кулаками и в последний раз отлупил дитя человеческое много лет назад, а графстве Лондондерри, в Ирландии. А все из-за какой-то красноносой девчонки и школьного учебника.
Адам, не отрываясь, смотрел на Сэмюэла, а перед глазами стоял Чарльз, охваченный черной злобой и жаждущий крови. Потом в памяти возник образ Кэти с револьвером в руках и ее пустой взгляд.
– У вас не было желания меня припугнуть. Скорее чувствовалась усталость от сознания, что остальные меры не дадут нужного результата.
– Видно, не слишком сильно я разозлился.
– Сэмюэл, хочу задать один вопрос и больше никогда к нему не вернусь. Вы о ней что-нибудь слышали? Ну, хоть какие-нибудь сведения?
– Нет, мне ничего не известно.
– Что ж, так, пожалуй, и лучше.
– Ты испытываешь к ней ненависть?
– Нет. Только на сердце муторно. Возможно, впоследствии это чувство перерастет в ненависть. Слишком уж неожиданно небесная красота обернулась жутким кошмаром, и это выбило меня из колеи. Живу как потерянный.
– Придет время, мы сядем вместе и разложим на столе полную колоду. А пока рано – нашлись далеко не все карты.
Из-за сарая послышалось отчаянное кудахтанье возмущенной курицы, за которым последовал глухой удар.
– Что-то случилось в курятнике, – заметил Адам, и тут снова раздались визгливые вопли обреченной на заклание курицы.
– Это Ли орудует, – откликнулся Сэмюэл. – Имей куры свое правительство, церковь и летописцев, они бы сурово осудили человеческие радости. Стоит в человеческом обществе свершиться радостному событию, и очередная курица отправляется на плаху.
Некоторое время мужчины сидели молча, время от времени обмениваясь ничего не значащими любезностями, вопросами о здоровье и погоде, ответы на которые оба не слушали. Еще немного, и они снова дали бы волю раздражению, но тут весьма своевременно вмешался Ли.
Китаец принес стол и два стула, которые разместил друг против друга. Во второй заход он явился с бутылью виски и двумя стаканами и поставил их напротив каждого стула. Затем настала очередь близнецов. Ли вынес детей, ухватив одного мальчика под правую руку, а второго – под левую, и усадил их на землю рядом со столом. Он дал каждому по палочке, чтобы было чем заняться.
Мальчики сидели с серьезным видом, оглядываясь по сторонам, таращились на бороду Сэмюэла и искали глазами Ли. Одежда на детях была странная: широкие штанишки в китайском стиле и такие же курточки, отороченные черной тесьмой, одна бирюзовая, а вторая – цвета увядающей розы. На головах надеты круглые плоские шапочки из черного шелка с ярко-красными помпонами посредине.
– И где ты только раздобыл такое одеяние, Ли? – изумился Сэмюэл.
– Ничего я не раздобывал, – брюзгливым голосом откликнулся китаец. – Эта одежда у меня была. А то, что дети носят каждый день, я сшил сам из парусины. Только в день, когда мальчика нарекают достойным именем, на нем должна быть нарядная одежда.
– Ты, я вижу, больше не коверкаешь язык, Ли.
– Надеюсь, больше не придется этого делать. Разумеется, в Кинг-Сити я разговариваю, как и прежде. – Он повернулся к детям и произнес несколько певучих слов. Близнецы заулыбались в ответ, весело размахивая палочками. – Давайте я вам налью, – предложил Ли. – Вот нашел случайно бутылку.
– А не ее ли ты купил вчера в Кинг-Сити? – улыбнулся Сэмюэл.
Теперь, когда все преграды пали и оба мужчины мирно сидели за столом, Сэмюэл вдруг ощутил неловкость. Достигнутый с помощью кулаков результат закрепить было непросто, и Сэмюэл подумал, что храбрость и выдержка становятся вялыми и дряблыми, если не находят себе должного применения. Сделав такой вывод, он усмехнулся своим мыслям.
Мужчины смотрели на облаченных в яркие одежды близнецов, и Сэмюэл окончательно решил, что иногда от противника больше толку, чем от друга.
– Тяжело начать разговор, – признался он, глядя на Адама. – Как отложенное в сторону письмо, которое с каждой минутой все труднее дописать. Поможешь мне?
Адам поднял глаза на собеседника, а потом перевел взгляд на играющих детей.
– У меня в голове сумятица, – признался он. – Будто сижу под водой, и все звуки доносятся сквозь ее толщу. Мне еще предстоит выбраться из трясины прошедшего года.
– Может, расскажешь, как все случилось, и тогда мы сдвинемся с мертвой точки.
Адам залпом выпил виски, налил еще и, наклонив стакан, стал водить им по столу. Янтарное виски перелилось на одну сторону, распространяя в воздухе резкий фруктовый запах.
– Тяжело вспоминать, – признался он. – Не мучительная агония, а тупая бессмысленная пустота. Нет, пустоту пронзали острые иглы. Вы сказали, что в моей колоде не хватает карт. Я и сам об этом думал. Возможно, мне так и не удастся их все собрать.
– Память о той женщине не дает покоя? Ведь если человек утверждает, что не хочет разговаривать на какую-то тему, это означает лишь одно: ни о чем другом он просто не способен думать.
– Может, вы и правы. Она растворилась в этой липкой пустоте, и я помню только последнюю картину. Ее будто выжгли огнем.
– Признайся, Адам, ведь это она в тебя стреляла?
Глаза Адама потемнели, а губы плотно сжались.
– Можешь не отвечать, – сказал Сэмюэл.
– Нет причин молчать, – возразил Адам. – Да, она.
– Хотела тебя убить?
– Я и сам много об этом думал. Нет, не хотела. Вернее, не удостоила меня этой чести. Она не испытывала ни ненависти, ни гнева. Если хочешь убить человека, стреляешь в голову, сердце или живот. Уж я-то по армии знаю. Нет, она попала куда хотела. Так и вижу, как она прицеливается. Пожалуй, лучше бы желала моей
