Марк Ренуар - Валенсия
- Двигай быстрей, - выдохнула она, - еще быстрее, еще... Ох! Как хорошо! Ласкай мои соски. Пощипывай их кончики, три их ладонями. О, милый...
Наслаждение росло как ком снега. По всему телу разлилась сладостная дрожь, похожая на зуд. Стало трудно дышать. Стук сердца сбивал дыхание. В голове стоял дурман исступления. Я уже плохо видел свою даму и слышал ее вздохи и восклицания. Наконец, острое нестерпимое удовольствие содрогнуло меня, вылившись потоком горячей спермы, разлившейся по ее груди и шее. Она отпустила свои груди и с блаженной улыбкой размазывала липкую сперму по телу и лицу.
- Хорошо, - шептала она с вожделением, глядя на меня горящими глазами.
Если бы она не была так красива, все это вызвало бы во мне чувство отвращения к ней, но в данном случае я только еще больше таял в сладостной истоме, наблюдая безумные движения.
- Теперь ты устал и полежи, - сказала она, выбираясь из-под меня, - а я поиграюсь с тобой.
- Как ты поиграешься со мной?
- О! Это уже мое дело. Ты лежи спокойно и смотри...
- Согни одну ногу и держи ее так, - она установила мое колено так, как ей хотелось и приказала: держи ее крепко!
После этого она села верхом на мою ногу так, что ее промежность оказалась на моей коленной чашечке.
- Тебе не тяжело?
- Нет, нисколько.
Она стала плавно двигать телом, растирая нежные губки половой щели о мое колено, при этом ее руки порхали над моим телом, поглаживая его то там, то здесь, чистую кожу груди, живота, бедер. По моей ноге потекла слизь. Это зрелище не могло не возбудить во мне ответного желания и меньше, чем через 5 минут я был снова готов к любовным упражнениям. Тогда, спустив свою ногу, я потянул красавицу на себя. Она, как бы очнувшись от сладостного забытья, удивленно вскинула глаза.
- Ты что, устал?
- Нет, я хочу, чтобы мы соединились.
- А...
Ты готов. Сейчас.
Она спрыгнула с кровати и, подбежав к столу, склонилась над ним, опершись о его край руками.
- Будем так, - сказала она, обернувшись ко мне.
Я подошел к ней. Глядя на ее пышные розовые ягодицы, я не мог удержаться от желания их поцеловать. Опустившись на колени, я приник к ним губами. Она восторженно взвизгнула:
- Что ты делаешь?
- Целую.
- Сумасшедший. Не надо. Вставай скорее, я сгораю от нетерпения.
- Сейчас, - прошептал я, не в состоянии оторвать свой взгляд от этой милой красоты, возбуждающей во мне нечеловеческую страсть. Я потрогал пальцами взмокшие губы ее промежности, отчего она присела, сжав ноги с похотливым рычанием.
- Ты меня истязаешь, - взмолилась она, - я не могу больше терпеть.
Тогда я встал на ноги, раздвинул руками оба полушария ее ягодиц, в блаженном исступлении воткнул в нее свой член. Плотно сжатые стенки ее влагалища с трудом пропустили внутрь ее тела. Мы подождали несколько секунд, пока утихнет первая дрожь наших тел и начали "танец" Медленными плавными движениями. Я почти лег на ее спину, захватив в обе руки ее груди.
Трудно передать словами всю гамму чувств и ощущений, которые создают единство и восторги полового удовлетворения. Я кончил позже ее, выжав из чаши своего счастья последние капли упоения. Изможденный до предела, я еле добрался до кровати. Она с сожалением посмотрела на меня и, вытерев промежность моим носовым платком, подошла ко мне.
- Милый мой мальчик, - ласково сказала она, поглаживая мою грудь рукой, как жалко, что ты так быстро устал.
Она потрогала рукой мой безжизненно поникший член и покачала головой:
- Что же мне теперь делать дальше?
- Ложись, полежи со мной.
- Ах, если бы я могла спокойно лежать с мужчиной, если бы мне хоть раз удалось почувствовать спокойное бессилие полной удовлетворенности. Меня жжет огонь неугасимого желания, мои мысли зацепились за этот колышек и вращаются вокруг него с упорством, достойным мула. Мы созданы для этого и ночью жизнь, которую мне бог даровал, для нас и сладость, и терзания, и муки. С таким побуждением мы живем все дольше и дольше. Первый раз мы провели среди людей только час, потом два, три... А вот теперь - шесть. - да, а сколько же сейчас времени? Она подошла к столу и посмотрела на часы.
- Уже четыре часа.
Как стремительно летит время! Я завидую женщинам, они могут жить и днем и ночью. Когда захотят. Для них к услугам все мужчины мира. А мы? - ну, уж положим, и для них далеко не все мужчины. И это совсем не так уж просто, как ты себе представляешь.
- Как не просто?
- Но ведь не бросится она каждому встречному на шею? Долго она будет с ним знакома, и чем сильнее и чище любовь, тем длиннее время их платонического знакомства. Бывает, проходят годы, прежде чем они найдут себя в единстве.
- Зачем все это? - ведь они живут не одну ночь, а всю жизнь. Им нужно как следует узнать друг друга. Я, конечно, не имею в виду проституток, те отдаются, даже не зная имени мужчины.
- Вот я и была бы проституткой. Я бы отдавалась всем. Ведь только для этого рождены люди, а все остальное - это плод их фантазии. Дикари были рождены плодиться. Им было холодно и неудобно, они выдумали себе убежище пещеру - и одежду - шкуры. Они скрыли от взоров друг друга свою наготу и как только это стало запретным для взгляда - возвели в культ. Потом они построили города и стали торговать. Появились богатые и рабы. У богатых была возможность, они одевались, а бедные за гроши снимали с себя последние лохмотья, чтобы доставить удовольствие богатым. Нравственность и безнравственность развивались одновременно. И чем крепче нравственность, тем дороже и приятнее безнравственность. Всякие тиски нравственности порождают все более сильные взрывы безнравственности. Люди достигли многого и только одно для них еще осталось тайной - их плоть. И это именно потому, что плотные непроглядные шторы церковной средневековой морали закрыли для них доступ к этому. Мне жалко всех вас, ибо вы боретесь с исполином, в тысячу раз более сильным, чем вы сами. Есть две силы, правящие миром - деньги и плоть. И если вы когда-нибудь победите власть денег, то никогда не победите своей плоти, ибо в этом ваша жизнь. Она была прекрасна в этот момент. Ее карие глаза горели, волосы растрепались и блестящим золотым каскадом опустились ей на лицо. Она раскраснелась и тяжело дышала. И если к ее словам добавить то, что она стояла передо мной голая и очаровательная свежая и чистая, то вам станет понятен трепет, охвативший меня. Я схватил ее своими руками и повалил на кровать. Покрыл жаркими поцелуями ее благоухающее тело. Она только стонала в сладострастном исступлении. Бурно, как дикари, с воплями и рычанием, мы совокупились, сплетая свои тела в непостижимой комбинации. Когда порыв страсти отхлынул и мы очнулись от похотливого дурмана, она встала с кровати и, глянув на часы, сказала:
- Ну, вот и все. Я сейчас уйду, вспоминай меня, а если я тебе понравилась - люби. Меня можно любить в памяти. Посмотри на меня хорошенько и запомни. Я тебя никогда не забуду. Прощай. Я вскочил с кровати, чтобы еще раз поцеловать ее на прощание, но было поздно. Она махнула рукой и исчезла... Я долго сидел на кровати, вспоминая ее слова и ласки. Потом потушил свет и лег спать.
- Ну, вот и все. Уже поздно, и вам, наверное, нужно идти, - сказал он, прерывая свой рассказ.
- Да, - спохватился я, - уже пора.
Он встал вместе с нами, собираясь уходить.
- А вы куда? - спросил его Дик.
- Домой.
- Где вы живете?
- Тут, недалеко, снимаю подвальную комнату.
- Не нужно туда ходить, живите здесь. Мы заплатили за номер и за питание.
Он смущенно поблагодарил нас и, проводив до подъезда гостиницы, вернулся в номер. Мы с диком взяли такси и поехали на корабль.
- А ведь правду сказала эта девица про плоть, - сказал Дик.
- Она, очевидно, говорила о своей плоти. Для нее она действительно все, ответил я и мы больше не говорили ни о чем, погруженные в свои мысли.
ГЛАВА 6
На следующий день утром, наскоро позавтракав, мы с Диком поехали к Рэму. Дик захватил с собой свой бостоновый костюм, чтобы посолиднее принарядить нашего знакомого. Рэм увидел нас и вышел встречать на улицу.
- Я уже заждался, - пожимая нам руки, пожаловался он, - десятый час, а вас все нет и нет.
Нетрудно было заметить перемены в Рэме, которые, как после тяжелой болезни, иллюстрировали его выздоровление. Он был свеж, бодр, в глазах горели веселые искорки, движения стали порывистые и стремительные. Свой ветхий наряд он, как мог, подновил и подчистил. Когда мы вошли в комнату, он, как радушный хозяин, усадил нас за стол и достал из шкафчика бутылку коньяку.
- Сначала коньяк для бодрости и я продолжу свой рассказ, - он позвонил, чтобы принесли закуску. Пришла уже знакомая нам официантка. Рэм встретил ее у двери и помог донести тяжелый поднос. Когда мы выпили по рюмке крепкого напитка, Рэм признался:
- А ведь я теперь себя намного лучше чувствую, меня теперь не мучают по ночам кошмары и ничто не раздражает. Женщины уже не кажутся такими безобразными и противными. Я как будто, рассказывая, выкидываю из себя болезнь. Поэтому мне хочется все время, без перерыва, рассказывать и скорее добраться до конца. Если вы готовы, я начну.
