Марк Ренуар - Пятьдесят три карты

Ренуар Марк

Пятьдесят три карты

М а р к Р е н у а р

В А Л Е Н С И Я

Глава 1

Мы прибыли в Амстердам. Был тихий июльский вечер 1948

года. Мне нарочно приходится указывать год, чтобы вы не

подумали, что все, мною приведеное, вымысел, но об этом

потом.

Итак, Амстердам, лето, вечер, я стою у борта,

облокотившись на леер и смотрю в темнеющие вместе с небом

воды, в которых, как в рассплавленном золоте, переливаются

огни большого города. тихий вечер навевает сладкие, манящие

грезы, а незнакомый город обещает много интересного и

увлекательного.

Через час кончается срок моей вахты и я сойду на берег.

Но еще целый час тихого и немного грустного одиночества на

борту опустевшего судна. Из груди невольно вырывается вздох

и почему-то на память приходят слова пошленькой песенки,

которую пела маленькая юркая негритянка в портовом кабачке

на острове Борнео:

- О могучий Бип!

- Ты источник радости

- И сладости.

- Ты мой кумир.

Можно было без труда догадаться, что такое бип, так как

негритянка вертела в руках его резиновую копию и проделывала

такие манипуляции, что молодые матросы краснея, опускали

глаза. Вспоминался Бомбей с его широкими улицами, богатыми

ресторанами с темноглазыми милашками. Правда, ничего

романтического со мной в этом городе не произошло, если не

считать случая, который можно назвать трагическим, но о нем

я не хочу сейчас вспоминать - это тяжело. Мысли и

воспоминания текут рекой, заливая меня радостным ощущением

жизни, которая представляется мне сплошным праздничным

фейерверком с таким ничтожным количеством темных пятен,

которые в море огня нельзя различить.

- Фридрих, проснись!

Я очнулся. Передо мной стоял Макс Беккерс, второй

помощник капитана.

- Это смена. Ура! Я свободен.

Через десять минут я бежал уже по зыбкому трапу на

берег, на ходу, застегивая пуговицы тужурки. Я взял такси и

приказал везти себя в ... бар. Еще десять минут и я вхожу

в великолепный холл гостиницы "Америка", в которой

расположен ресторан "Супер-люкс". Нелегко описать его

роскошество, которое делало этот небольшой ресторан лучшим в

Амстердаме.

На меня дохнул нежный аромат цветов, нежные звуки джаза

обволокли одуряющей негой. Мягко ступая по толстому ковру,

ко мне подошел официант и провел к столику, на котором в

широкой хрустальной вазе высилась гора цветов. Ничего не

заказывая, я опустился на стул, отправил официанта и

осмотрелся. У стойки буфета на на жестких табуретах сидели

мужчины и женщины. Некоторые пили коктейль. Женщины, за

исключением тех, которые сидели с мужчинами, пристально

обыскивали глазами зал.

Мне хотелось побыть одному и я не стал отвечать на их

взроры. Справа от меня расположилась богатая компания. Два

юнца по 17 лет в обществе довольно милых дам, гораздо старше

возрастом, о чем-то весело болтали и громче всех хлопали,

когда джаз кончал играть. Еще два-три столика были заняты

парочками, которые довольно нескромно любезничали, пользуясь

полусумраками, а на мраморной площадке для танцев все время

вертелась одна и та же пара пара пожилых танцоров, выписывая

такие допотопные па, что вся публика в зале, наблюдавшее это

зрелище, как бы присутствовала на представлении. В общем

было скучно. Я оставил официанту доллар на столе и вышел.

На улице меня подхватил поток людей и я, не сопротивляясь,

поплыл по течению. Постепенно улицы пустели, народ пошел

победнее и я оказался в одном из невзрачных и тихих рабочих

кварталов. Не зная куда двигаться, я остановился в

нерешительности. Мимо проезжал человек на велосипеде.

- Скажите, пожалуйста, нет ли здесь поблизости бара?

Человек остановился, осмотрел меня и спросил:

- Вам нужен порядочный?

- Нет, мне все равно.

- Тогда пройдите по этой улице, - Он указал на темный

путстынный переулок направо, - И сверните за угол. Там

есть бар для матросов.

- Спасибо.

Я без труда нашел указанный бар, над которым висела

старая вывеска "Моряк". В низеньком длинном зале было много

дыма и душно. Справа, вдоль всей стены, высилась стойка

буфета, а в глубине небольшая эстрада, на которой сидел

слепой музыкант и его музыку едва можно было разобрать в

гвалте пьяных голосов. Народу было много. Я с трудом нашел

свободное место возле пожилого, бедно одетого матроса,

который тупо и бессмысленно уставился в пустую бутылку

из-под рома. Перед ним на столе лежали карты в потертой

целлофановой обертке.

Он не обратил на меня никакого внимания и продолжал

сидеть во взгляде его пьяных пустых глазах было что-то

нездоровое и я уже собрался пересесть на другое место, как

вдруг к нашему столику подошла милая, но грубо накрашенная

девушка в дешевом сиреневом платье.

- Что грустите, мальчики? - задорно воскликнула она,

блеснув черными пуговками больших зрачков.

Странный мужчина вдруг встрепенулся и, оттолкнув

перепуганную девушку, закричал:

- Пошла вон, шлюха! Жизни от вас нет! Он нехотя

выругался и, не глядя на девушку, уже тише сказал:

- Кровь вы всю мою высосали! Вампиры! Его лицо

скривила гримаса и он, уткнув лицо в руки, опустил голову на

стол.

Удивленный и озадаченный, я остался на своем месте,

надеясь разузнать поподробнее, что с ним приключилось, что

вызвало в нем такую ненависть к женщинам.

Он долго сидел, не поднимая головы. Потом вдруг резко

выпрямился и сунул мне карты:

- Возьмите. Вы молоды, это вам подойдет. Всего два

доллара. Хотите?

- А что это?

- Карты. Смотрите, какие красивые женщины, - Он

перегнул одну из карт, и я увидел изображенную на ней

светловолосую красавицу с красивыми длинными ногами,

облаченную в такую прозрачную ткань, сквозь которую,

естественно, просвечивало нежное розовое тело, прикрытое

только трусиками. Это был король треф. Я невольно

залюбовался красавицей и попробовал поднять другую карту.

- Нет, сначала скажите, возьмете за два доллара?

- Но я не видел карты.

- Это не важно. Они стоят больше, берите, не

прогадаете.

Я не знал, что ответить, карты были заурядные и уже

потрепанные по краям. Правда, середина, где были излбражены

сами женщины, как я потом убедился, была абсолютно чистая.

Покупать их я не хотел, так как в карты совсем не играл,

ценности никакой в них не видел. Человек умоляюще смотрел

на меня прямо в глаза и тихо шептал:

- Ну возьмите, для вас это ничего не стоит. Вы молоды,

вам ведь еще нравятся женщины.

Я отрицательно покачал головой, а он схватил мою руку

и, засовывая мне в ладонь карты, забормотал:

- Берите так, ничего не надо, угостите только вином и

мы квиты. Мне было непонятно то упорство, с каким

незнакомец стремился всучить мне карты. Я хотел расспросить

его об этом, но в этот момент к нам за столик подсела

безобразно толстая, азартно размалеванная девка, и хлопнув

меня по плечу, пьяно прошептала:

- Всего десять долларов, капитан, и море

удовольствий... - она не докончила фразы и с визгом

бросилась прочь от стола. Мой сосед, страшный в

гневе и иступлении, выскочил из-за стола и бросился на девку

с огромной бутылкой из-под рома. Не догнав ее, он со

злобой шепнул что-то, шлепнул бутылку об пол, и вернулся к

столу.

- Черт возьми, - выругался он, опрокидывая в рот

остатки вина из стакана, - наплодил их дьявол на нашу

голову. Ох, как я их всех ненавижу... Ну, будете брать

карты? - уже зло спросил он меня, пряча их в карман, - Hу

и не надо. - он пошарил в карманах, выгреб несколько монет

и, выбросив их на стол, собирался уходить.

- Прощай, капитан, передай привет своей маме. - Он зло

пихнул пробегавшую мимо девку, что-то буркнул ей вслед и

тяжелой походкой направился к выходу. Что-то непостижимо

загадочное было в поведении и поступках этого странного

человека и я, не в силах справиться с любопытством, окликнул

его.

Он уже был в дверях. Не сразу сообразив, что зовут

именно его, он с минуту недоуменно оглядывал зал, потом

кивнул мне головой и пошел обратно. Усевшись на свое место,

он бросил колоду снова на стол, и, в порядке предисловия,

буpкнул:

- Если есть время и охота слушать, закажи вина и

чего-нибудь пожрать.

Пока я передавал заказ он молча и сосредоточенно

разглядывал грязные ногти на своих почерневших от масла и

угля коротких пальцах правой руки, на которой красовалось

толстое литое обручальное кольцо.

Когда все, что я заказал, было уже на столе, он неспеша