Анатолий Иванов - Жизнь на грешной земле (сборник)
Загудел круг, как потревоженный улей.
— А кого же признаешь? — с издевкой промолвил Заворихин.
— Никого! Мы, казаки, — люди вольные.
— Слава Ермаку-у! — взорвался круг.
— Слава-а! — полетели в воздух шапки.
— Даешь Кашлык!
— Веди, атаман!
Под эти крики Мелентий стукнул каблуками и, разбрызгивая грязь, пошел в пляс под частую песню.
…Было хмурое серое утро. Струги почти вплотную пересекали Иртыш. Еле шевелили веслами, чтоб не шуметь. Ермак стоял под знаменем Спаса на ертуальном струге. Рядом с ним взволнованно вглядывались в приближающийся темный яр Иван Кольцо, Никита Пан, Мещеряк.
По кромке яра вихрились быстрые клубы пыли: татарские уланы проносились вдоль обрыва. Толпы пеших ордынцев, остяков, вогулов ждали на горе приближения стругов.
За ними, еще выше, белели шатры, высоко развевалось знамя Кучума.
Струги все ближе и ближе подплывали к берегу. Неожиданно сизые тучи разорвались. Из-за хмурых облаков выглянуло солнце и, словно живой водой, взбрызнуло казацкую рать, реку, яр. И все мгновенно ожило и заиграло веселыми пестрыми красками: радовали и веселили глаз красные суконные чекмени, кафтаны и алые верхи лихо заломленных казачьих шапок, блеск воинских хоругвей, синеватые переливы кольчуг, золотые молнии пик и серебристые разливы обнаженных мечей.
Татары сверху разглядывали казачью дружину. Они видели ее малочисленность и выкрикивали бранные слова.
Полетели первые стрелы. На них были привязаны дохлые мыши, баранья требуха.
В молчании подплывали казаки к кучумовскому берегу.
Стрелы все более частым дождем осыпали струги. Тугими ударами они падали в темную рябь Иртыша, с лязгом били казачьи кольчуги, ломались о щиты. Одного казака ударило стрелой в грудь, и на жупане заалела кровь. Он вырвал стрелу и ладонью прикрыл рану.
— Погодь, дай только добраться! — прохрипел он.
Лицо его побледнело, борода взмокла от пота, такая была боль.
И в этот момент зазвучал призывный голос Ермака.
— Бей супостата!
Пищальники дали дружный залп по орде.
Кузьмич поднес смоляной фитиль к заряду. Почти мгновенно пушка изрыгнула пламя. Струг качнулся.
На соседних стругах отозвались другие пушки.
Пороховой дым окутал струги.
И разом дрогнула земля, с отвесов яра заклубилась пыль, смешавшаяся с пороховым дыбом.
Выставив впереди себя огромные, в человеческий рост луки, татары беспрестанно посылали тысячи стрел.
Струги напоминали сейчас огромных ежей.
И вновь раздался с них пушечный и пищальный залп.
Гребцы еще раз взмахнули веслами, и струги уперлись в берег.
Без раздумья казаки прыгали в мелкую воду и выбегали на узенькую ленточку плоского побережья, над которой возвышалась неприступно укрепленная крепость.
А в донском селении Алена и Мария гадали на зеркалах.
…И вдруг в одном из зеркал явственно обозначился всадник в шлеме и в панцире.
С криком схватила Алена зеркало, но изображение исчезло.
— Ермолай! Он живой! — убеждала Алена Марию. — Я его видела, он жив!
— И я видела, — успокоила ее Мария. — Чего ему сделается…
Ермак, точно в таком же одеянии, как привиделось Алене, показывает атаманам на завал, из-за которого летят стрелы.
Мимо Ермака казаки тащат пушки, снятые со стругов.
— Эх, живьем бы взять Кучумку, и делу конец! — горячо сказал Александров.
— Хорошо бы так-то, — усмехнулся Ермак. — Да не дурак он, чтоб в руки нам даться. Вишь какую засеку устроил!
…В первый день, видимо, татары приглядывались к русским. Кучум ждал благоприятного расположения звезд для начала битвы.
…Ермак разведывал местность, пытаясь найти уязвимые места в обороне татар.
У костра под хоругвью на подостланной шкуре сидел Ермак. Яков Михайлов сидел перед ним на чурбане. Другие атаманы, со следами битвы на лице, в кольчугах, расположились прямо на земле. Здесь же сидел и Игичей.
Ермак говорил:
— Пушки я укажу, где поставить. Главное — выманить татар из-под засеки, на прибрежный пятачок. Они сами знаете, лучной стрельбой да конным напуском сильны. Им простор нужен. А где их конница на том пятачке развернется? Значит, грудь в грудь! А прямого ближнего боя они не любят. Потому и погромить их нам счас сподручнее в ближнем бою. В общем, так… Ты, Кольцо, схоронишься со своими казаками справа за мысочком. Ты, Никита, затаишься в лесу слева. Я с остальными пойду прямо на засеку. Потом сделаю вид, что отступаю к стругам. Тогда вы ударите с двух сторон, и порубим их в пень. Знак вам — труба.
— Маловато силенок, — сокрушенно проговорил Брязга. — Кабы вернуть тех, кто ране полег!
— Погодь, Богдан. Это ты верно сказал, но не всегда силой сломишь силу. Вот ты — вогулич, а с нами идешь, — обратился Ермак к Игичею. — У Кучума тоже вогуличи и остяки. За что они пришли сюда головы свои класть?
— Им хан бедой грозил, вот и пришли…
— То-то и оно. А ты пойди и скажи, что пусть идут по юртам своим. Мы их не тронем. Что было — то быльем поросло. Русь добро помнит и даст им облегчение от тягот. Великое дело сделаешь, если остяки и вогуличи покинут Кучума.
— Хорошо, Ермашка. Я буду ходить по селениям и говорить им это.
…Плотный предутренний туман нехотя уползал вверх; как сказочные богатыри, появились из него казаки, ожидавшие сигнала для начала штурма.
…Все отчетливее вырисовывается и крутой яр, на котором плотной стеной стоят воины Кучума.
И Ермак дал команду:
— Вперед! Храбрые мои детушки! С Богом!
— С нами Русь! — разнеслось над рекой и лесом.
— Слава-а!
Казаки ринулись вверх по травянистому откосу.
Навстречу засвистели татарские стрелы.
Упал один казак. Скорчился на земле другой, пытаясь вырвать стрелу, впившуюся в железную кольчугу.
— Из пищалей — огонь! — скомандовал Ермак.
Вразнобой затрещали выстрелы.
Выстрелив, казак передал пищаль лежащему позади заряжальщику, получал от него заряженную и начинал выглядывать цель.
…Кучум, окруженный свитой, сидел в походном кресле. Как многие слепнущие люди, хан не замечал, что, вслушиваясь, он затягивает шею в ту сторону, где вздымались из-под обрыва звуки сражения. За ним стояли у своих лошадей вассальные князьки. Слева сидел карача. С другой стороны стоял Маметкул. Наклонившись, он говорил:
— Я наметил в засеке проходы. Когда казаки дрогнут, я прикажу эти проходы расчистить и ударить врагам в спину.
— Так, славный Маметкул, — кивнул Кучум.
Хмурый карача молчал.
— Иди к моим непобедимым воинам, Маметку…
Военачальник вскочил на подведенного коня и в сопровождении телохранителей поскакал вниз.
Выстрелы и крики долетают до Никиты Пана, укрывшегося с сотней казаков в лесу. Под ним нетерпеливо крутится лошадь. На лошадях сидят человек с полсотни казаков. Остальные пешие, в том числе и Керкун с Заморой.
Маметкул сидел на барабане, спокойно слушал вразнобой трещавшие выстрелы. За его спиной выстроилась внушительная конница и человек триста пеших воинов.
Неожиданно донесся пронзительный звук трубы. Маметкул вскинул вопросительно голову.
— Прекратить стрельбу! — вскричал Черкас Александров. — Отходить спокойно!
…Казаки, прикрываясь щитами и связками хвороста, нестройными рядами попятились вниз по лощине. Вслед им летели и колотились в щиты татарские стрелы.
— К стругам, братцы, — кричал Брязга. Голова его была обмотана кровавой тряпкой.
Мурза Баянда подскакал к ставке Кучума, метрах в сорока соскочил с коня, подбежал, с достоинством поклонился.
— Великий хан! Враги не выдержали и побежали. Ты уже победил, великий!
Кучум поднялся, победно оглядел свиту толпящихся кучкой вассальных князьков. Отстегнув пояс, украшенный драгоценными камнями, бросил гонцу:
— Суенч (подарок) тебе. За радостную весть.
Ермак подскакал к установленным для боя пушкам (всего их было четыре).
— Неужто не соблазнятся вдогон броситься?
— Соблазнятся.
— У тебя, Кузьмич, все готово?
— Да уж пужанем, Бог даст, Кучумку. В штаны-то свои кожаные уж нало-о-жат, — ответил старый пушкарь.
…Татарские воины растаскивают завал. Каждое дерево, ощетинившееся острыми сучьями, хватают 10–15 человек и оттаскивают в сторону.
— Быстро, быстро, — орет татарский сотник.
Маметкул, сидя на коне, выдернул саблю.
— Аллах с нами!
Сотни две всадников бросили коней в расчищенный проход.
— Ар-ра! Ар-ра!! Ар-а-а! — взметнулось над лесом.
Татарские конники выскочили на свободное пространство.
