Дорис Лессинг - Золотая тетрадь
А Кай тем временем говорил:
— Ну вот, Элла, я о себе много рассказал, и вы чертовски хорошо умеете слушать, должен это признать, но вы понимаете, я о вас не знаю совсем ничего, абсолютно ничего не знаю.
«Вот сейчас, — подумала Элла. — Сейчас».
Но она оттягивала этот момент:
— А вам известно, что время уже за полночь?
— Да? Неужели? Очень плохо. Я никогда не ложусь раньше трех или четырех, а к семи я уже на ногах, и так каждый Божий день.
«Сейчас, — подумала Элла. — Это смехотворно, — подумала она, — оказывается, это очень трудно». Для нее сказать то, что она сказала, означало пойти против всех ее глубочайших инстинктов, и ее удивило, что слова ее прозвучали неожиданно небрежно, и только дыхание на одно короткое мгновение пресеклось:
— А вы не хотели бы лечь со мной в постель?
Кай, ухмыляясь, смотрел на нее. Он не был удивлен. Скорее — заинтересован. Да, подумала Элла, ему интересно. Что ж, это хорошо; он этим ей и нравится. Неожиданно он закинул назад свою крепкую голову, сидящую на крепкой здоровой шее, и издал восторженный вопль:
— Черт побери, эх, побери меня черт! Здорово! Не хотел бы я? Да, сэр,[18] да, Элла, и если б вы этого не предложили, я бы и не знал, что вам сказать.
— Я знаю, — ответила она, улыбаясь и с наигранной скромностью.
(Элла чувствовала наигранную скромность этой своей улыбки и только диву давалась.) Она сказала, с наигранной скромностью:
— Ну что же, сэр, я думаю, вы должны дать мне команду «вольно», или что-нибудь в этом роде.
Он ухмыльнулся. Он стоял на другом конце комнаты; и она увидела его как сущность, состоящую из одной лишь плоти, как сгусток теплой, изобильной, кипящей жизнью плоти. Ну что же, вот и замечательно, пусть так и будет. (В этот момент Элла отделилась от себя самой, и она стояла в стороне, она наблюдала и изумлялась всему происходящему.)
Улыбаясь, она встала и медленно стянула с себя платье. Кай, улыбаясь, снял пиджак и начал расстегивать рубашку.
В постели она испытала восхитительный шок, почувствовав горячую напряженную плоть. (Элла стояла в стороне и иронично думала: ну-ну!) Он почти сразу в нее вошел, и через несколько секунд все было кончено. Она уже была готова его утешить или проявить тактичность, но тут Кай откинулся на спину, забросил руки за голову и радостно воскликнул:
— Здорово! Здорово, черт побери!
(В этот момент Элла стала сама собой: обе Эллы объединились в одну и теперь думали как один человек.)
Она лежала рядом с ним, подавляя физическое разочарование, улыбаясь.
— Черт возьми! — сказал он, довольный. — Вот это мне нравится. С тобой никаких проблем.
Она медленно обдумывала его слова, обнимая его обеими руками. Потом Кай заговорил о своей жене, судя по всему просто так, не придавая значения своим словам.
— Знаешь что? Мы ходим в один клуб, ходим танцевать, два-три раза в неделю. Представляешь, это самый лучший клуб в городе. Все парни на меня глазеют и думают: вот повезло придурку! Она там всегда самая хорошенькая, даже после пяти родов. Они думают, что у нас уйма времени. Черт побери, а я иногда думаю, вот возьми я да и скажи им — у нас пятеро детей. И с тех пор, как мы поженились, у нас это и было-то всего раз пять. Ну, я, конечно, преувеличиваю, не пять, но около того. Ей это неинтересно, хотя по ее виду не скажешь.
— А в чем проблема? — спросила Элла сдержанно и скромно.
— Чтоб я знал. До того как мы поженились, когда мы встречаюсь, тогда она была очень горячей. Черт возьми, стоит мне только вспомнить!
— А как долго вы — встречались?
— Три года. Потом мы были помолвлены. Четыре года.
— И вы никогда не занимались любовью?
— Любовью? А, да, понимаю. Нет, она мне этого не позволяла, да я и не хотел бы, чтобы позволяла. Всякое разное было, но не это. И, черт возьми, ну и горячей же она была тогда, стоит мне начать вспоминать! А потом, во время медового месяца, она застыла. И теперь я к ней никогда и не прикасаюсь. Ну разве что иногда, когда мы разгорячимся на какой-нибудь вечеринке.
Кай издал короткий энергичный смешок, смеялся он, как очень молодой человек; он задрал вверх свои крупные загорелые ноги и снова бросил их на кровать.
— И вот мы ходим танцевать, она одевается так, что все вокруг просто ложатся штабелями, и все парни глазеют на нее, завидуют мне, а я думаю: если б они только знали!
— А тебя устраивает такая ситуация?
— Черт, конечно не устраивает. Но я никому не стану навязываться силой. Вот это-то мне в тебе и нравится — пойдем в постель, говоришь ты, и все получается легко и прекрасно. Ты мне нравишься.
Она лежала рядом с ним и улыбалась. Его большое здоровое тело почти пульсировало от переполнявшей его жизненной энергии. Он сказал:
— Подожди немножко, я сделаю это еще раз. Так у меня заведено.
— А у тебя случаются другие женщины?
— Иногда. Когда представляется случай. Я ни за кем не бегаю. Времени на это нет.
— Слишком занят, стремясь туда, где ты должен оказаться?
— Да, именно так.
Он опустил руку вниз и проверил себя.
— Может, лучше я это сделаю?
— Что? А ты что, можешь?
— Могу ли я? — сказала она, улыбаясь и опершись на локоть, глядя на него.
— Черт, а моя жена никогда меня не трогает. Женщины этого не любят. — Он издал еще один клич-хохот. — Так ты что, можешь, что ли?
Спустя некоторое время его лицо изменилось: на нем появилось выражение изумленной чувственности.
— Ну и ну! — сказал он. — Черт меня побери! Ну и ну!
Элла, а все ее движения были очень неторопливы, сделала его очень большим; а потом она сказала:
— А теперь, пожалуйста, и ты не спеши.
Кай нахмурился, он на мгновение задумался; Элла видела, что он обдумывает ее слова; что-что, а глупым он не был — она же, не переставая, думала о его жене, о других его женщинах, и она недоумевала. Он в нее вошел; а Элла думала: «Никогда раньше я этого не делала — я доставляю удовольствие. Как необычно; я никогда раньше так не выражалась, я даже никогда так не думала. С Полом я проваливалась в какую-то темноту, и все мысли меня покидали. Суть происходящего сейчас такова: я в полном сознании, я понимаю, что делаю, я тактична и рассудительна, я опытна — я доставляю удовольствие. Это не имеет ничего общего с тем, что происходило между мной и Полом. Но я с этим мужчиной нахожусь в постели, и то, что между нами происходит, принято называть интимными отношениями». Его плоть двигалась в ее плоти, слишком быстро, безыскусно. Опять все закончилось слишком для нее рано, а он ревел от восторга, он ее целовал и кричал:
— Черт возьми, черт возьми, черт возьми!
Элла думала: «Но ведь с Полом мне этого времени было бы достаточно — так в чем же дело? Что не так? — ведь будет явно недостаточно, если я просто скажу, что я этого мужчину не люблю?» Она неожиданно поняла, что с этим мужчиной она никогда не сможет достичь своей сексуальной вершины, она никогда не будет удовлетворена. Она подумала: «Для таких женщин, как я, целостность и чистота — это не целомудрие, это не верность, это ни одно из этих старомодных слов. Целостность и чистота — это оргазм. Это то, над чем я не имею никакого контроля. С этим мужчиной у меня не может быть оргазма, я только могу доставлять ему удовольствие, вот и все. Но почему это так? Не хочу ли я сказать, что могу достичь оргазма только с мужчиной, которого люблю? Ведь если это так, то на какое же одиночество я себя обрекаю? Что же это за бесплодная пустыня, в которой мне теперь придется жить?»
Кай был чрезвычайно ею доволен, он был безмерно ей благодарен, он весь лоснился физическим счастьем и благополучием. И Элла была в восторге от самой себя, ведь ей удалось так его осчастливить.
Когда она оделась, чтобы отправиться домой, и вызывала себе такси, он сказал:
— Интересно, а каково это — быть женатым на такой женщине, как ты, — черт возьми!
— А тебе бы это понравилось? — спросила Элла, сдержанно и скромно.
— Да уж конечно! Подумать только! Женщина, с которой можно поговорить, да и в постели с ней так здорово — просто зашибись! Даже и представить себе такого не мог!
— А разве ты не говоришь с женой?
— Она — хорошая девушка, — сказал он рассудительно и здраво. — Я очень ценю и ее, и детей.
— А она счастлива?
Этот вопрос удивил Кая настолько, что он, подперев голову рукой, замер и стал его обдумывать, изучающе поглядывая на Эллу, — он посерьезнел и нахмурился. Элла обнаружила, что он ей очень нравится; она, уже полностью одетая, присела на край кровати, она смотрела на него, и он ей нравился. Как следует подумав, Кай ответил:
— У нее лучший в городе дом. Она получает все, что только пожелает, для себя и для дома. У нее пятеро сыновей — я знаю, что она хочет девочку, но, может, в следующий раз получится… Она со мной прекрасно проводит время — раз или два в неделю мы ходим танцевать, и, куда бы мы ни пошли, она везде оказывается первой красавицей И у нее есть я — и, Элла, я могу тебе сказать, причем не ради хвастовства, — да, я вижу, как ты улыбаешься, когда я это говорю, — и все-таки, не ради хвастовства, а просто по-честному, — я говорю тебе, что у ее мужчины дела идут прекрасно.
