Алексей Иванов - Message: Чусовая
В 1957 году была построена ветка Пермь — Лёвшино — Дивья— Ярино — Добрянка, которая по дамбе и мосту пересекла Чусовской залив Камского моря. Эта ветка от станции Ярино через Кухтым была соединена с Луньевской, выйдя на неё в районе станции Углеуральская между Губахой и Кизелом.
Чусовая, как чудесная рыба, оказалась в неводе из железных дорог. Железные дороги взяли на себя почти все заботы, оставив реке только одно дело — сплавлять лес.
А наследниками гужевых дорог стали автомагистрали. Трассы федерального значения пересекают Чусовую дважды: в городе Чусовом это Соликамский тракт, а возле Ревды — Сибирский. Чусовской залив Камского водохранилища пересекают дамба и мост дороги Пермь — Березники, построенные в 1996 году.
ВОЙНА БРОНЕПОЕЗДОВ
Это сейчас мы с удивлением прозрели: никуда империя в России не делась! Все советы, компартия, выборы, народовластие — всё это оказалось лишь «дымовой завесой», демагогией, прикрывшей главную, тайную суть: империя жива. Только сделалась она обезличенной — для самосохранения стала отрицать сама себя; отказалась от фигуры, которая бы персонифицировала имперскую суть. Даже Сталина, который вёл себя как император, заклеймили «культом личности». Сталин попросту «провинился» перед идеей империи своим невежеством в оценке допустимых масштабов людоедства. Но и при Сталине, и без Сталина СССР был имперским государством с имперской политикой и имперским мышлением. Да, без частной собственности — но в XX веке частная собственность начала мешать имперской идее. Ведь империя — это не экономика и не право. Империя — это самоощущение и стиль.
Революция 1917 года только укрепила империю, отменив частную собственность — единственную альтернативу тоталитарно-имперским порядкам. Немыслимая победа большевиков в схватке против всего мира в бытийном смысле была обусловлена жизнестойкостью имперской идеи, которую большевики и защищали. В России возникло уникальное государство: виртуальная, «запрещённая» идея империи реально управляла всеми людьми, от простого колхозника до Генерального секретаря. Отмена частной собственности была отменой корысти, а только корысть и была тем стимулом, который мог заставить «массового» человека реально действовать вопреки интересам империи. Уникумы, экзоты, диссиденты не имели значения в век движения гигантских исторических масс.
Поэтому нынешний возврат к частной собственности вполне можно расценивать как попытку свержения империи. Капитал (то есть независимость человека) способствует восстановлению моральных норм. А империя всегда аморальна, потому что высшая ценность для империи, её идеал и цель — это она сама. В новое время капитал — угроза империи. Но империя слишком умна, чтобы попасть в простенькую ловушку «реставрации капитала». Сращение бизнеса и власти, коррупционность и криминализация, рост бюрократии, законодательная свистопляска, деградация социального государства и «укрепление вертикали» — это мимикрия имперской идеи, которая вновь завладевает страной на подсознательном уровне.
И в начале XX века, в эпоху роста капитала и роста самосознания, ситуация была подобна нынешней. Укрепляющийся капитал начал диктовать империи свои правила игры. А с переменой правил менялась и цель. Чтобы сохраниться, имперской идее потребовалось «лечь на дно» и обуздать буржуазные свободы. В аграрной стране, какою тогда была Россия, обуздание буржуазных свобод тотчас воплотилось в отмене частной собственности на землю — в Декрете о земле 25–27 октября 1917 года.
А на промышленном Урале этот декрет был воспринят сравнительно спокойно. «Посессионное» заводовладение было «отчуждено» от землевладения, и у заводчиков всегда оставался шанс «договориться» с новой властью. Но 4 февраля 1918 года империя нанесла сокрушительный удар: была объявлена национализация промышленности. Первыми на Урале и на Чусовой были национализированы все владения Строгановых. (Впрочем, по другим данным, первая национализация была объявлена 31 декабря 1917 года, когда национализировали Нижнетагильский горный округ Демидовых.) И с этого момента на Урале переход к вооружённой борьбе стал неизбежен. Хотя на Чусовой долгое время всё оставалось спокойно.
Подлинная война на Урале началась 25 мая 1918 года, когда взбунтовался и захватил Челябинск чехословацкий корпус.
«История Урала»: «Чехословацкий корпус — формирование военнопленных, созданное в России Временным правительством по согласованию с Чехословацким национальным советом и военными миссиями Антанты. Главную часть корпуса составляли военнопленные австро-венгерской армии. Советское правительство разрешило членам корпуса эвакуироваться на родину в качестве частных лиц через дальневосточные порты. К маю 1918 г. корпус насчитывал 40 тыс. человек, эшелоны с легионерами растянулись вдоль Сибирской железной дороги от Пензы до Владивостока. Причиной для выступления чехословаков стал приказ Троцкого о разоружении корпуса».
На подмогу белочехам с востока рванулась Белая армия. На большевистских территориях начались «белые» мятежи; в бассейне Чусовой — на Полевском, Северском и Суксунском заводах. Большевики отступали по всему Восточному фронту. В ночь с 16 на 17 июля 1918 года в Екатеринбурге в подвале Ипатьевского дома была расстреляна царская семья. Но большевикам пришлось сдать Екатеринбург уже 25 июля, а потом сдать и Нижний Тагил. Екатеринбургскую группу войск белых возглавлял генерал-майор Радола Гайда (Рудольф Гейдль). Она состояла из 1-го Средне-Сибирского корпуса генерала А. Н. Пепеляева и 2-й чехословацкой дивизии. 18 ноября 1918 года в лагере белых, свергнув правительство Директории, к власти пришёл адмирал Александр Васильевич Колчак.
На Чусовую война надвигалась по железным дорогам.
В октябре по Горнозаводской железной дороге отступала 29-я дивизия под командованием М. Васильева. Дивизия входила в состав 3-й армии (командующий Рейнгольд Берзин, затем — М. Лашевич), которая обороняла Пермь. Дивизию преследовали войска молодого и талантливого белогвардейского генерала А. Пепеляева. Вдоль Чусовой по Западно-Уральской ветке железной дороги отступала Особая бригада под командованием В. Рейхарда (затем Ж. Зомберга). Комиссаром бригады был венгерский коммунист Бела Кун, впоследствии руководитель Венгерской Народной Республики. В составе Особой бригады были отряды воинов-интернационалистов — венгров, чехов, поляков, китайцев.
Уральский историк И. Плотников рисует мрачную картину отступления красных: «Сказались усиление на тот момент враждебности населения к большевитской власти, неудачное руководство соединениями, работой в них, операциями со стороны командного состава и реввоенсовета 3-й армии, пьянство, разложение в её штабе, действия заговорщиков, неудачные действия начдива 29-й М. В. Васильева…Он в декабре фактически просто отводил её полки по горнозаводской железнодорожной линии к этому городу (т. е. Перми). Подобным же образом действовала Особая бригада».
Белые же, по словам И. Плотникова, чувствовали себя весьма бодро: «В советской исторической литературе было принято изображать дело так, будто на этом участке фронта (да и вообще — везде и всюду) белые численно преобладали. В действительности всё было наоборот. В те дни для белых, их Екатеринбургской группы, корпуса Пепеляева дела складывались благоприятно, хотя с фронта и были отведены в тыл чехословацкие части. Боевой дух солдат и офицеров был достаточно высоким, они теснили 29-ю дивизию, а также Особую бригаду…»
Сражения на Западно-Уральской ветке отличались особенной ожесточённостью. Главной ударной силой того времени были бронепоезда. Эти железные чудища врывались на станции, сокрушали противника огнём орудий и пулемётов и высаживали десант. Затем подходили основные силы, которые рассредоточивались по округе. В осенних уральских лесах, в узких лощинах меж гор и скал бронепоезда были страшным, непобедимым оружием. «Бронепоезда бросали в самое пекло сражений с азартом, подчас превосходившим все рамки разумного риска. Они использовались в основном как ударное наступательное средство, а для стабильной обороны применялись крайне редко», — пишет о войне бронепоездов исследователь этого феномена С. Ромадин. Действительно, даже отступление под прикрытием бронепоездов выглядело как серия локальных атак с последующим отходом на всё более дальние рубежи.
«Создавались они обычно без каких-либо чертежей, буквально в течение суток. Это были товарные вагоны, угольные пульманы либо платформы с сооружёнными на них блиндажами из шпал, брёвен, досок, рельсов, мешков с песком или металлической стружкой, кусков металла и т. п. Часто встречались и бронелетучки — один вагон с орудием, намертво закреплённым на его лобовом торце и способным вести огонь только вдоль направления железнодорожного полотна. В бортах вагона устраивались бойницы для пулемётов и винтовок. В качестве тяги применялся любой подвернувшийся под руку паровоз, и лишь изредка котёл его обкладывали мешками с песком. Конструкторы импровизированных „бронепоездов", являвшиеся, как правило, их командирами, в подавляющем большинстве были малограмотны в военно-техническом отношении, зачастую не обладали и боевым опытом. А обстановка настоятельно требовала решения всё большего круга задач: прорыв (таран) фронта противника, поддержка наступления пехоты и кавалерии, преследование противника, захват и удержание тактически важных пунктов до подхода своих войск, борьба с неприятельскими бронепоездами, разведка, рейдирование, прикрытие отхода своих частей… Всё это требовало немедленного улучшения материальной части и подготовки команд „сухопутных броненосцев"», — пишет С. Ромадин. В марте 1918 года в составе Красной Армии появился Центральный совет по управлению бронечастями РСФСР. В августе он был реорганизован в Центральное броневое управление (Центробронь). Это управление разработало унифицированные проекты бронепоездов и занималось организацией баз по их строительству.