Фред Стюарт - Век
— Я получил громадное удовольствие, мистер Кемп, — сказал он. — Надеюсь, я вам не очень надоел?
— Вовсе нет. Это было очень интересно.
— На прошлой неделе наша очаровательная хозяйка, миссис Дэвид, сказала мне, что вы выпускник Аннаполиса. Поскольку вы выбрали карьеру на флоте, я полагаю, что деньги — не самое главное в вашей жизни.
Ник ухмыльнулся:
— Не совсем так.
— Стало быть, деньги вас все же интересуют?
— Конечно, интересуют. Если бы мне кто-нибудь вдруг продал акции нефтяного месторождения за десять баксов, а потом оттуда ударила бы нефть, я был бы счастлив.
Асака щелчком сбил пепел в пепельницу.
— Мой вопрос связан с тем, что я вынашиваю интригующую идею киносценария. Вы же знаете, что я люблю кино, поэтому придумывание сюжетов — это как бы одна из форм моего излюбленного времяпрепровождения. У меня есть один, который мне кажется неплохим, но я хотел бы получить ваш совет не по специфическому вопросу. Это фильм о шпионах. Агент иностранной державы, конечно весьма злонамеренный, получил информацию от своего правительства о том, что военно-морские силы США установили на своих кораблях новые машины, которые шифруют и расшифровывают документы служебной переписки с помощью хитрой системы механических роторов. Криптологи этой иностранной державы доложили своему правительству, что расколоть эти шифры практически невозможно не только из-за бесконечно большого числа возможных вариантов установок на роторах, но еще и потому, что сами роторы и инструкции по их использованию сменяются каждый месяц. Криптологи могли бы воспроизвести саму машину. Но раскрыть шифровальную систему можно только путем приобретения инструкций и образцов ежемесячно заменяемых роторов. Вы все еще следите за ходом моих мыслей?
Ник настроился на то, чтобы быть предельно осторожным. Асака в общих чертах только что описал новую шифровальную систему военно-морского флота.
— Фильм, как представляется, будет интересным.
— Хорошо. Позвольте мне продолжить. Иностранный агент знакомится с молодым американским офицером, ну, скажем, с таким, как вы, который, как оказывается, служит офицером-связистом на небольшом корабле и поэтому заведует шифровальной машиной. Агенту приходит в голову, что, завязав дружеские отношения с офицером, он смог бы убедить офицера передавать ему роторы и ключевые инструкции каждый месяц в течение длительного времени для их копирования. Безусловно, это было связано с некоторым риском, поэтому агент осознает необходимость значительных выплат наличными деньгами, чтобы, ну, скажем, завербовать этого офицера. Так вот, мой вопрос состоит в том, какую сумму агент должен предложить офицеру, чтобы фильм не утратил достоверности?
Ник тщательно изучил свои ногти. «Осторожно, — твердил он себе. — Будь осторожным».
— Ну, первым делом, офицеру надо быть полным дураком, чтобы даже пытаться это делать. Если его поймают, его отдадут под трибунал за измену и, что вполне возможно, повесят.
— Совершенно точно. Поэтому агент и должен найти офицера, но не похожего на вас, а по своей натуре азартного игрока, готового рисковать своей головой за большое состояние, которое могло бы быть депонировано, скажем, в мексиканских банках.
— Что-то вроде пенсии на старость, если допустить, что офицер доживет до преклонных лет?
— Это более чем пенсия. Удаление от дел на восхитительную виллу в Куэрнаваке. Напитки с ромом на закате, компания очаровательных женщин — все самое лучшее.
— Это стоило бы недешево.
— Поэтому я и прошу у вас совета. С вашей точки зрения как американского офицера, какую цену вы могли бы назначить, чтобы фильм вызвал доверие?
Ник разглядывал японского принца.
— Один миллион долларов наличными, — сказал он наконец.
Принц Асака потушил сигарету.
— Это похоже на то, что я имел в виду, — сказал он. — В расчете на выплату по частям с задатком в пятьдесят тысяч долларов.
— Пожалуй, больше подошло бы сто тысяч. Чтобы фильм стал убедительным.
— М-м-м. Я вас понимаю.
— Это божественно, дорогая, — пропела Эрика Штерн, разглядывая отражение своей фигуры во весь рост в большом зеркале спальни на третьем этаже псевдопровинциального дома, обращенного к бульвару Сан-сет. — Совершенно божественно.
— Значит, вам понравилось? — спросила Габриэлла, стоя на коленях и расправляя шов на подоле вечернего туалета, только что законченного по заказу кинозвезды. Работа над ним доставила ей истинное удовольствие и вызвала настоящее вдохновение, которое было совсем не похоже на желание шить платья для Адели, французской куклы маленькой толстой девочки. Теперь она сшила платье для самой Эрики Штерн!
— Нравится ли оно мне? Я — в восторге! У тебя хорошее чувство линии, а линия имеет первостепенное значение. А как оно хорошо сидит! Мне нравится твоя отделка швов по бокам. Оно и эффектное, и элегантное, и простое в одно и то же время. И в нем нет кустарности. Даже Шанель тебе могла бы позавидовать.
— Шанель!? Она — моя богиня. Я не иду ни в какое сравнение с Шанель.
— Не надо себя недооценивать. Нет, оно абсолютно сногсшибательно. Я пойду в нем на церемонию вручения наград Академии.
Габриэлла с удивлением посмотрела на нее.
— Присуждение наград Академии? — повторила она тихо.
— А почему бы и нет? Я бы не смогла найти лучшего платья.
— Вы шутите…
— Габриэлла, дорогая, я шучу, когда говорю о своей карьере, но сейчас я совершенно серьезна. Единственная проблема состоит в том, что я смогу его надеть только в апреле. Но мы можем придумать вот что: сделай мне что-нибудь еще. Да, пожалуй, весь гардероб. А теперь помоги мне его снять.
Габриэлле казалось, что она в чудесном сне. Помогая Эрике снять платье, она едва слышала, что звезда заказывала ей: пляжный наряд для домика на пляже в Малибу, три костюма, два платья для коктейлей, еще одно свободное вечернее платье…
— Эрика Штерн — это произведение искусства, — сказала она, снова разглядывая свое отражение, на этот раз стоя в бюстгальтере и трусиках. — Ей нужен художник, который бы ее одевал, а вокруг их чертовски мало. Жак Дельмас хорошо шьет костюмы для фильмов, но у него нет настоящего шика, настоящего стиля. А у тебя есть стиль, к тому же ты молода, тебя никто не знает, и ты ни на кого не похожа. Ты меня оденешь, а я сделаю тебя самым притягательным молодым дизайнером Америки. Разве тебе не хочется этого, дорогая?
— Ваша фигура — это мечта любого модельера, Эрика.
— Ты хоть понимаешь, что половина мужчин мира отдаст все, чтобы только увидеть то, что ты видишь сейчас?
Она на секунду нежно сжала свои груди. Затем повернулась и посмотрела на Габриэллу.
— Знаешь ли, у меня был муж. В Будапеште, до того, как твой дядя Моррис меня открыл. Насколько я знаю, он и сейчас там. Он — зубной врач. Бывало, он умолял меня позволить ему заняться со мной любовью, а мне доставляло огромное удовольствие ему отказывать.
Она пересекла комнату, подошла к Габриэлле и взяла ее за руки. Улыбаясь, она прошептала:
— Тебе я никогда не скажу «нет», дорогая. А ты мне сказала бы «нет»?
Габриэлла дрожала.
— Вы… меня пугаете, — прошептала она.
— Но ведь бояться-то нечего. Будет так прекрасно, ты и я вместе, бок о бок, пока я целую твои молодые прелести… Сюда, положи руку мне на грудь… вот так…
Габриэлла почувствовала теплую мягкую кожу.
— Пожалуйста, не делайте этого, Эрика… пожалуйста…
Эрика слегка нахмурилась, но отпустила ее.
— Я не должна тебя торопить, моя милочка, — сказала она. — Но в свое время ты узнаешь, что нет ничего более прекрасного, чем любовь двух женщин. А теперь беги домой. И еще, дорогая, — ее тон внезапно стал холодным, — ни слова об этом твоим дяде и тете. Вот так, если ты еще хочешь шить для меня.
Она зажгла сигарету, как только смущенная девушка вылетела из комнаты. Все это было странно, но единственное, о чем могла думать Габриэлла, был ее дедушка Виктор. Как бы он ужаснулся, если бы присутствовал при том, что случилось.
Когда она добралась домой, ее тетя Барбара сообщила волнующую новость:
— Ну-ка, угадай, Габриэлла, что я тебе скажу! Тебе звонил Ник!
— Ник?
— Да, около часа тому назад. Он в городе и хочет пригласить тебя на обед. Конечно, я ему сказала, что не знаю о твоих планах на вечер…
— О, тетя Барбара! — закричала она, взбегая по ступенькам. — Я не хочу добиваться Ника нечестными путями.
— Ты должна ему позвонить! Я оставила его номер возле телефона.
— Спасибо! О Боже, Ник!
Поскольку дети Дэвидов жили в колледже, Габриэлла одна занимала детскую половину дома. Она сбежала по лестнице из верхней гостиной, влетела в спальню и плюхнулась на кровать. Найдя номер, она быстро его набрала.