Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы
Он дал Скале десятку. Дети папаши Адама выскочили из камеры. Не чуя под собой ног, скатились по лестнице, пронеслись по гулким коридорам, подбежали к тюремным воротам. Радость переполняла их: сегодня вечером снова будет горячая еда, а может, и чай!
— Вот это человек!
— Кто? Мой ага?
— Он всем нам ага, милок!
— Верно, по мой прежде всех.
— Это еще почему?
— Я первый сообщил ему, что пришли деньги от матери.
— Подумаешь, вспомнил!
— Как же не помнить?
— А я о Скверном ему сообщил.
— Ты один, что ли?
— А нас с тобой рядом не было?
Скала спросил:
— Когда Капитан узнал про Скверного, разозлился?
— Кто его знает, никогда не поймешь, злится он или нет.
— Эх, мать честная, какой человек!
— Орел!
— Всем орлам орел!
VIIIШайтан еще несколько дней подряд держал сторону Капитана. Сам Сёлезли, хозяин земель и домов, оливковых рощ и лавок, был перед ним бессилен.
— Подумать только, — возмущался он. — Какой-то паршивый голодранец, пять курушей ему цена, перебил мне фортуну! Да будет шлюхой моя мать, если я не заставлю его на карачках ползать ради куска хлеба!
Не один Сёлезли исходил злобой. И Сулейман-бей, осужденный на пять лет за растрату, и Неджиб-ага, получивший восемнадцать лет за убийство, и сотник Керим, и Бошняк Али поносили судьбу последними словами и клялись отомстить за свое поруганное достоинство. Негодовала вся тюрьма. Как так? Мыслимое ли дело, чтобы вонючий оборванец из камеры голых, до вчерашнего дня не имевший другого дохода, кроме пайки хлеба, которую ему от своих щедрот выделяла казна, как липку ободрал всеми уважаемых людей. Что это? Удача? Судьба? Предопределение? Кто бы в этом ни был замешан — аллах или дьявол, — они не должны были так поступать с порядочными, состоятельными арестантами!
Но Капитан был по-прежнему невозмутим, как хеттская статуя. И об эту невозмутимость разбивались и брань и пересуды. Капитан охотно прекратил бы игру. Ждать, что не сегодня-завтра тебе изменит удача, было мучительно. Куда проще было удовлетвориться тем, что успел выиграть, жить хоть и бедно, но спокойно, в свое удовольствие. Однако его не оставляли в покое. Утром, едва успевали открыться двери камер, прибегали гонцы:
— Капита-ан!
Он знал, зачем его зовут. Молча вставал и отправлялся наверх. Сёлезли, проведший еще одну ночь без сна, ждал его с нетерпением. Являлись и другие неудачники, подхлестываемые надеждой отыграться. И все начиналось сызнова.
В тот вечер Капитан вышел из камеры Сёлезли, как и всегда провожаемый ненавидящими взглядами. Остановившись на пороге семьдесят второй, он запахнулся поплотней в толстую черную бурку и обвел долгим взглядом стены камеры.
Он продолжал выигрывать, только выигрывать. Похоже, что его противники решились идти до конца. Гордость не позволяла Капитану сказать: «Хватит. Как бы удача не изменила мне, и тогда я опять буду нуждаться в куске хлеба!» А ведь удача рано или поздно должна была ему изменить, и он потерял бы все, что выиграл. Где же выход?
Он подозвал Скалу:
— Завтра пойдешь к старшему надзирателю, дашь ему денег и попросишь известки. Побелим стены камеры!
Заключенные окружили его. Редкостной души человек этот Капитан! Скажи он: «Умрите», и они готовы были за него умереть. Скажи он: «Пойдите убейте!», и они не заставили бы его повторять дважды. В этом мире, где девяносто девять человек из ста бесплатно не помочатся на твой обожженный палец, он, их Капитан, был чудом из чудес.
Они снова опустошили огромную кастрюлю фасоли. Напились чаю, закурили. Оставив Капитана у окна, уселись вокруг мангала, до краев наполненного отборным углем.
— Давайте завтра встанем пораньше, — предложил Скала. — Как только откроют двери камер, я сбегаю к старшему надзирателю.
— За известкой, что ли? — спросил Измирец.
— Да.
— Чем отплатим мы Капитану за его доброту? — вздохнул Бетон.
— Нечем!
— Опять занудили! Подумаем лучше, как завтра стены побелим!
— Не беспокойся, будут блестеть что зеркало, уж мы расстараемся, честью клянусь!
— Не хуже, чем у Сёлезли…
— Если б добыть еще рамы со стеклами, — мечтательно протянул Скала.
За стенами тюрьмы стояла ясная, прозрачная, как лед, зимняя ночь. Одна из тех ночей, что сводили Капитана с ума, заставляя разговаривать вслух с самим собой. Обхватив руками оконную решетку, он думал о Боби Ниязи, посыльном начальника. Если б Скверный не ушел из их камеры, а был здесь, рядом, Капитан послал бы его за Боби. Пусть устроит им разрешение сходить в больницу или к зубному… За годы тюрьмы Капитан успел позабыть вкус ракы и вина, жаркого с фасолью, скумбрии по-цыгански… Хорошие то были денечки! Они только-только вернулись из рейса. В Стамбуле холод, дождь со снегом, под ногами хлюпает. Вместе с приятелем из Сюрмене, подняв воротники кожухов, они пошли по мосту через Золотой Рог. Грязно-свинцовое небо, мокрые шаланды. Приятель из Сюрмене был человек женатый, многодетный. Мог ли тогда знать Капитан, что ему предстоит долгие годы гнить в тюрьме! Знал бы — своего не упустил. Но то-то и оно, что не знал. Эх, да что говорить! Они быстро миновали мост, вышли через Эминёню на Рыбный базар, ввалились в греческий кабачок. Людей — не продохнуть. Хозяин, молодой, с длинными баками, сам под мухой. Выдумал тоже: музыку завел на френкский манер, не кабак, а церковь, но никто внимания не обращает. Народ навалился на скумбрию по-цыгански. Приятель из Сюрмене обожал лакерду[91] с красным луком. И сардины. Сам он сардины не любил, а вот красный лук — это да! В последний вечер, что ли, это было? Снег повалил хлопьями. Дыша кабацким перегаром, они вывалились на улицу и повстречали на набережной Айсель. Эх, Айсель! По правде говоря, не так уж она была красива, но взгляд душевный. Маялась бедняжка, говорила: «Или сама умру, или убьют меня». Не смерти боялась — ожидания смерти. Опротивела ей, видно, такая жизнь, не могла больше быть уличной. «Никак с собой не совладаю. Не могу ничем клиентов порадовать. Думают, я прикидываюсь, бьют. А у меня, ей-богу, не выходит, и все тут. Потому и в публичный дом не взяли. А жаль, хоть была бы сыта!»
Капитан вздохнул.
Айсель испугалась его приятеля. И было чего! Усищи до ушей, густые, лохматые брови, из-под фуражки торчат длинные черные кудри. Как она от него шарахнулась, ища защиты у Капитана!
Эх, найти бы теперь Айсель!.. Знал бы адрес, отправил деньги, письмо написал. Приезжай, мол, да поскорее! Она бы приехала. Он снял бы ей неподалеку комнатку с кухней, заплатив из выигранных денег за полгода вперед… Женился бы на ней, ей-богу!
Капитан закашлялся.
А что? Плевать ему на всех, взял бы да женился. Кто здесь ее знает? Айсель приходила бы к нему на свиданья, они садились бы в углу двора, колено к колену, щека к щеке…
Он потянулся за новой сигаретой. Подбежали Скала и Куриный, предлагая спички. Но Капитан вынул свой коробок, не спеша прикурил.
Скала сказал:
— Послушай, ага…
— Чего тебе? — не поворачивая головы, спросил Капитан.
— Ребята говорят… Завтра побелим стены, говорят, но вот…
Капитан обернулся:
— Что вот?
— Ничего, сделаем, даст аллах…
— Дальше-то что?
Куриный толкнул Скалу локтем.
— Тебя спрашивают, — сказал Капитан, — дальше-то что?
— Ничего, дорогой. Говорю, человек для вас похлебку варит, чаем вас поит, куревом снабжает. А вам все мало. И правда ведь? Вари еду, кипяти чай, бели стены…
— Не тяните резину! Говорите, чего вам надо?
— У наших оборванцев, — сказал Куриный, — ни совести, ни стыда нет, мой ага.
Капитан взорвался:
— Тебя спрашивают, черт побери, чего они говорят, в чем дело?
— Говорят, не сыскать такого агу, как наш. Да ниспошлет тебе аллах удачу во всем. Пусть святой Ибрагим дарует тебе богатство! Но сам понимаешь, жаль уголь, зря жгем, все тепло в окно вылетает…
Капитан понял. Собственно, он и сам об этом думал. Надо бы сделать рамы, вставить стекла. Все равно рано или поздно Сёлезли и другие его обыграют.
— Напомни мне завтра! — сказал он.
— Спаси тебя аллах, ага! — запричитали Куриный со Скалой. — Дай тебе здоровья!.. Пусть каждый камень в твоих руках станет золотом!.. Да не увидишь ты черных дней!
Когда добрая весть долетела до сидевших вокруг мангала, шапки полетели в потолок:
— Значит, вставят стекла?!
— Вставят, только вот сначала надо рамы сделать.
— Ишь умник выискался. Будто ага без тебя не знает.
— А разве я сказал, что не знает?
— Только этого не хватало!
— А ты не перебивай!
— Перестаньте грызться! — крикнул Бетон. — Пусть вставят стекла, хоть с рамами, хоть без рам. Лишь бы стекла были!
— Будут!
— Как стекла вставят…
— Всю ночь будет тепло от мангала.
