Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы

Прошел час, полтора. Они молчали. Заговорить — значило все испортить, разогнать мечты. И неизвестно, сколько бы они так просидели, если бы к ним не подошел Боби. Показав кулак с ассигнациями, похвастался:

— А это — денежки настоящие! Видали? Все они недавно похрустывали в кармане у Сёлезли!

— Сколько выиграл? — не удержался Скверный.

— Сто пятьдесят!

— А с чем сел?

— Ни с чем. Десять лир у меня было да пять Капитан пожаловал, вот и все. Послушай меня, Капитан. Или выиграл, или проиграл. Третьего не бывает. Сёлезли сегодня не фартит. Бранится на чем свет стоит!

Раздался свисток старшего надзирателя. Они поднялись и направились в камеру.

Ненастье миновало. Сверкающий сноп солнечных лучей бил в незастекленное окно камеры. Дети папаши Адама, довольные, пригревшиеся на солнышке, вели неторопливую беседу.

— Эх, хорошо всегда быть сытым!

— И спишь спокойно!

— Что и говорить! Да избавит аллах от голода моих врагов!

— Мне на пустой желудок непременно дурные сны снятся. То в пропасть падаю, то зверь какой руку оторвет или змея укусит. Говорят, кричу во сне…

— Говорят?! Ревешь как бык.

— Знать не знаю. Вот что поганый голод с человеком делает!

— Забыли мы теперь, как копаться в отбросах, искать листья порея, косточки от маслин, вонючие остатки плова. Но долго ли так продлится? Не надоест ли Капитану? Что скажешь?

— Дай аллах, чтобы подольше не надоело.

— Аминь. Только бы Скала не услышал. Потащит его играть в кости. А если не выиграет? Что такое сто пятьдесят лир?

— Не он, так Скверный правдами и неправдами усадит его за игру!

Ахмед, по прозвищу Бетон, тощий как палка, перевел разговор на другое:

— Как появились хлеб да горячая еда, сразу захотелось зубы почистить. Ах, черт возьми, ну что мы за люди! Не было бы стыдно, так и сказали бы Капитану: купи, мол, нам по зубной щетке.

— Обчистите вы Капитана, — заявил Куриный.

— Совсем обнаглели. Мало тебе горячей еды?

Бетона, однако, это не смутило.

— Ясно, мало! Что мы, не люди?! Нам и зубная щетка нужна, и кровать, и холодильник, и радио!

Со стоном проснулся Скверный. Вчера лег поздно, не выспался. Солнце ударило ему в лицо. Он обвел камеру красными, осоловелыми глазами, усмехнулся без причины. Потянулся на солнце. И вдруг вспомнил о вчерашнем разговоре с Капитаном. Сон как рукой сняло. И о солнце позабыл — подумаешь, радость! Повернулся на другой бок, поглядел на спавшего Капитана и позавидовал: будь у него такой тюфяк, одеяло да подушка, и он поспал бы до полудня.

— И у меня будет такая постель, — сказал он Куриному.

— Капитан, что ли, купит?

— Нет, дорогой!

— Кто же?

— Сегодня мы играем в камере Сёлезли!

— И ты?

— Ясно, и я.

— А деньги есть?

— Капитан даст.

— Правда?

— Чтоб мне провалиться!.. Загребем монету, аллах, аллах!

Куриному новость пришлась не по душе. Но от него все равно ничего не зависело. Оставалось сделать вид, что он рад этому.

— Вот это да! Выиграешь с помощью аллаха! А что мне купишь с выигрыша?

Скверный глянул на Куриного из-под черных густых бровей:

— Молись, чтоб выиграли. А выиграем — посмотрим…

— Ты это «посмотрим» оставь. Скажи что?

— От души — две с половиной лиры. Ну как?

— Да пошлет тебе аллах здоровья! Непременно выиграешь. Только Скале ничего не давай.

— Не дам, дорогой, не дам.

Скверный вышел умыться. Куриный подошел к Измирцу. Головастик где-то разжился куревом, дымил сигаретой. Неплохо бы закурить с утра на голодный желудок, чтоб тоску развеять. Куриный глянул на него с завистью. Глянул еще разок. Измирец и ухом не повел, словно не видел. Вот бессовестный, чтоб его!..

— Дай разок затянуться!

Измирец не ответил. Куриный потряс его за плечо.

— Дай хоть разок потянуть!

— Да не толкай ты меня, поганец!

— Подумаешь, барин!

— Барин не барин, а за плечо трясут лишь болванов вроде тебя!

— Все шутки шутишь? А мне так покурить охота! Ей-богу, Измирец!

— Мне-то какое дело?

— Ну, погоди, я тебе это припомню.

— Что?

— Да ничего. Будут у меня денежки — тогда поглядим!

Измирец задумался. Откуда у Куриного могут появиться деньги? Глубоко затянувшись, выпустил дым через нос, как из трубы. Куриный не выдержал. Глаза блеснули голодным блеском.

— Помилуй, браток Измирец! Не мучай!

— Кто тебя мучает?

— Дай хоть разок курнуть. И у меня когда-нибудь деньги заведутся, аллах велик.

— Да откуда ты их возьмешь?

— В жизни всякое бывает. Капитан вот денег не ждал!

— Брось! За рыбу в море цену не назначают.

— Вовсе и не за рыбу в море. Может, даже сегодня будут.

— Откуда? У кого возьмешь?

— У Скверного, — прошептал Куриный.

— Не умирай, ишачок, не умирай, скоро лето придет…

— Они играют сегодня с Капитаном в кости у Сёлезли.

— А тебе-то что?

— Обещал мне с выигрыша две с половиной лиры.

Измирец поглядел на него невидящими глазами.

— Дай разок курнуть! — снова завел Куриный.

Измирец протянул окурок: как знать, может, и правда? Да и на затяжку едва ли осталось, все равно бросать пора.

Куриный схватил окурок, сделал затяжку, закатив глаза, втянув щеки, и замер, чтобы не выпустить и глотка драгоценного дыма.

— Значит, получишь две с половиной лиры? — спросил Измирец.

Куриный кивнул.

— Лихо. А что с ними сделаешь?

Куриный не отвечал.

— Тебя спрашивают, эй? Куда денешь две с половиной лиры?

Куриный не вытерпел. Сперва открыл глаза, потом с неохотой выпустил дым.

— Посмотрим.

— Я бы на твоем месте сел играть. Либо зашиб пятнадцать-двадцать лир, либо все коту под хвост. А пятнадцать-двадцать лир, браток…

— Что бы ты на них сделал?

— Купил бы себе хорошую постель, как у Капитана. А то на цементном мешке все косточки болят. Душа усохла, ей-богу…

— Может, и я так сделаю.

— Ничего лучше не придумаешь. Когда рыба брюхом кверху повернулась, ее не оживить — поздно. А нам все равно пропадать, что так, что этак.

— А если все-таки повезет в игре?

— Может, тебе и повезет, дорогой. Ты только скажи, что купишь мне с выигрыша?

Куриный подумал:

— Если выиграю больше двадцати, скажем тридцать-сорок лир, две с половиной лиры — твои!

— Да я с такими деньгами…

— Играть станешь?

— Видит аллах. И если ему будет угодно…

— Аллах, вдохнувший жизнь во все живое…

— …должен позаботиться и о нас с тобой. Я непременно выиграю тридцать-сорок лир. Такие себе постели соорудим — заглядишься. Верно я говорю?

— Верно. Рядом постелим.

— А может, и выберемся из этой вонючей камеры…

— С тридцатью-сорока лирами не выбраться. Вот если б сто — сто пятьдесят!

— Как заимеем столько, сразу уйдем…

Скверный, умывшись — волосы, лицо еще влажные — вернулся в камеру. Проснулся и Капитан. Скверный подошел к нему, поджав ноги, сел на край постели. Куриный следил за ним издали: стрельнет сигарету у Капитана или нет. Скверный вытащил из кармана непочатую пачку сигарет «Кёйлю». Дети папаши Адама жадными глазами уставились на белую сигаретку из новенькой пачки. Чувствуя на себе их взгляды, Скверный не торопился, наслаждаясь их завистью, ощущением своего превосходства. Медленно размяв сигарету в пальцах, повертел ее и так и сяк. Наконец взял в рот, чиркнул спичкой, прикурил и затянулся.

У Куриного с Измирцем, у всех обитателей камеры, кейфовавших на мешках из-под цемента, засосало под ложечкой.

Капитан, опершись на локоть, наслаждался новой постелью. И вдруг зашелся глухим, надрывным кашлем. Откашлявшись, проговорил:

— Поганые сигареты!

И швырнул одну из пачек детям папаши Адама. Сигареты расхватали в одно мгновенье. Шутка ли, не какие-нибудь паршивые бычки, а толстые, словно кефали, сигареты из новенькой пачки! Разом запалили, задымили. Отперев дверь камеры, надзиратели были удивлены. Впервые за долгие годы ее обитатели не бросились наружу. Растянувшись на пустых мешках, они спокойно покуривали.

— Что сегодня стряслось с этими паразитами?

— Не знаю, ей-богу.

— Раздымились! Курят, как порядочные.

— Это все Капитан мудрит.

— Сколько веревочке ни виться…

— Еще два-три дня, и конец.

Но вышло не так. Шайтан, видно, и впрямь встал на сторону Капитана и Скверного. Им везло. Они все время выигрывали и возвращались в свою камеру с набитыми карманами. А какие были купюры — по пятьдесят, по сто лир!

Сёлезли не мог такого стерпеть.

— Не позволю! — рычал он, сверкая двумя рядами золотых зубов. — Не позволю подонкам обирать себя! Подождем до вечера. Поставлю на кон шесть сотенных, тыщу, но все равно вырву у них деньги из пасти. Перешибу им фортуну. Пол будут лизать за корку хлеба!