Видади Бабанлы - Когда молчит совесть

- Хулиган! Нахал! - взбесился Бадирбейли. Он весь трясся, нижняя челюсть дергалась. Видно было, что он ищет ругательства посильнее. От такого человека всего можно было ожидать, и Вугар, махнув рукой, спокойно пошел прочь.

* * *

Директор завода, держась за сердце, бледный, медленно ходил по кабинету. На приветствие Вугара он ответил чуть заметным кивком.

- Что с вами, товарищ Мохсумов? - заботливо спросил Вугар. - Сердце болит?

Потирая левую сторону груди, Мохсумов медленным, неровным шагом приблизился к нему.

- Сердце само по себе не болит, - с тоской и сожалением ответил он. Если заболело, значит, ему причинили боль...

Вугар уже догадался, что змеиный язык Башира успел ужалить директора. Чтобы подтвердить правильность своих предположений, он спросил:

- Какая же тому была причина?

- Трудно ли причину найти? - Мохсумов вернулся за стол, отпил два-три глотка чаю, давно стынущего на дне стакана, и, вздохнув, продолжал: - Те, кто намеренно идут на это, из ничего создают нервозную, напряженную обстановку.

- Но зачем, с какой целью?

- Цель простая - довести человека до инфаркта.

- А польза-то от этого какая?

- Очень большая! Скандалами, интригами они создают видимость деятельности и таким образом оказываются в центре внимания.

- И общественность закрывает на это глаза, да?

- А что делать? Одни здоровье берегут, другие считают ниже своего достоинства связываться с такими людьми.

- Короче: не тронь меня, не трону тебя, так получается? - иронически заметил Вугар. - Но это беспринципность! Равнодушие - главный враг нашего общественного развития.

- Равнодушие не только враг дальнейшего развития нашего общества, но и палач человеческого достоинства, паралич духа, нравственности.

- Да, - грустно согласился Вугар. - Жаль, что подчас авторитетные люди, которых мы называем маяками нашего общества, понимают это, но, к сожалению, закрывают глаза и тем самым способствуют распространению различных пороков... Парадокс какой-то!

- Ну, не все же такие!

- Взять хотя бы вас, вчера вы были другим человеком...

Мохсумов вдруг выпрямился, голос его, в котором до этого звучали жалобные нотки, стал серьезным:

- При чем тут, собственно, я? Почему вы приводите в пример меня?

Мохсумов нахмурился, лицо его потемнело.

- Потому что вчера вы давали мне обещания, говорили о деле, а сегодня держитесь за сердце, жалуетесь. Я чувствую, что намерения ваши изменились. Видно, вас здорово запугали...

- Меня? - удивился Мохсумов. - Кто же, по-вашему, может меня запугать?

- А тот, кто только что ушел отсюда...

- Кого вы имеете в виду?

- Бадирбейли.

- Где вы его встретили?

- У проходной. - Вугар испытующе посмотрел на Мохсумова. - Зачем он приходил сюда?

- Чтобы раскрыть наши, как он изволил выразиться, "контрабандистские" дела и возвестить о них всему свету.

- Контрабандистские?! Что он имел в виду?

- Вашу работу... - Мохсумов сделал паузу. - Мы, видите ли, тайно вам помогая, контрабандой занимаемся.

Вугар побледнел. Мохсумов стал его утешать:

- Да не расстраивайтесь вы, - будете так на каждый инцидент реагировать, никакого здоровья не хватит. Не дотянув до моего возраста, начнете за сердце хвататься.

Вугар махнул рукой:

- И так настроение ни к черту, этот бурдюк с ядом и меня успел ужалить.

- Вот и получается, что люди падают духом и волей-неволей закрывают глаза на подобные вещи. И, как вы сами говорили, таким образом нарушается общественная принципиальность.

- Ну, нет! - воскликнул Вугар, и Мохсумов почувствовал, как напряжены его нервы. - Общественная принципиальность нарушается, когда люди замыкаются в своем маленьком мирке и занимаются исключительно личной выгодой. Такие, как Бадирбейли, не только калечат отдельных людей, но препятствуют новаторству, прогрессу.

- А как быть, дорогой? Эти люди умеют хорошо маскироваться. На все у них есть веские аргументы. С пеной у рта твердят они об интересах народа, партии. Сама истина бледнеет рядом с ними...

- У нас в народе говорят: истина как стальная нить, какой бы тонкой ни была, ее не переломишь, товарищ Мохсумов.

- А еще говорят: кто правду скажет, тому папаху набок собьют...

- Пусть лучше папаху совсем с головы собьют, чем душой покривить...

- А это кто как считает. Есть люди, которым их положение дороже правды...

- Истина одна, ее нельзя на свой аршин мерить. С этим надо покончить раз и навсегда!

- Вы думаете, это так легко? Возьмем того же Башира Османовича. Я его больше двадцати лет знаю. Сам неоднократно был свидетелем, как Сохраб Гюнашли в научных спорах, что называется, затыкал ему рот и клал на обе лопатки как ученого... А он все такой же... Как кошка, - швырни ее с высоты на землю, и она на все четыре лапы становится.

- Выходит, мое предположение верно, - разочарованно произнес Вугар. Испугавшись Бадирбейли, вы переменили ваши намерения?

Мохсумов не на шутку обиделся.

- Вы второй раз бездоказательно обвиняете меня в трусости. Напрасно! Тысячу раз слушали мы кликушеские вопли Бадирбейли, выслушаем и в тысячу первый.

Вугар не ожидал, что разговор, который поначалу не обещал ничего хорошего, так закончится. А Мохсумов обрадовал его еще больше.

- Вчера, после встречи с вами, решением технического совета для вас выделена на заводе рабочая комната. И сам главный инженер назначен вашим консультантом по технологическим вопросам. Идите и начинайте спокойно работать...

Вугар, попрощавшись, направился к двери, но с полпути вернулся.

- Берегите ваше сердце, оно нам еще пригодится! - благодарно сказал он.

Глава десятая

Башир Бадирбейли вернулся в институт злой и мрачный. Ссора с директором опытного завода и особенно "непочтительное" обращение с ним Вугара задели его самолюбие, и весь белый свет был ему не мил.

"Подумать только, какой-то сопляк смеет так разговаривать! Колко, едко! Нет сомнения, кто-то его подучивает. И не только Сохраб. Иначе откуда бы взялся этот надменный, высокомерный тон? Еще месяц назад от смущения глаз от пола не поднимал, двух слов связать не мог, а теперь, видите ли, разглагольствует не умолкая, лезет на меня нос к носу! И то, как срочно отправили на завод его работу и готовятся к проведению испытаний, все это, несомненно, подстроено, организовано. Но кем? Чья рука?

Мучимый этими вопросами, Башир поднялся на второй этаж, в лабораторию, руководителем которой он являлся. Стараясь не попадаться на глаза сотрудникам, прошел в кабинет.

Надо было сосредоточиться, продумать план действий. В склоках и дрязгах опыта Баширу Бадирбейли занимать не приходилось. За долгие годы он приобрел в подобных делах изрядные навыки. К интриганству у него был врожденный талант. Разве не этому таланту обязан он был "блестящей", с его точки зрения, победе на прошлом ученом совете? Среди трусов, пугающихся собственной тени, его авторитет вырос по меньшей мере впятеро. Как они подхалимничали, как лебезили перед ним! Вечером в его квартире не умолкал телефон, "победителя" осыпали неумеренными восторженными похвалами:

- Ты просто бог, Башир, честное слово, бог! Ни у кого из простых смертных не хватило бы сил свалить Гюнашли, а ты уложил его на обе лопатки! И как чисто, аккуратно, по всем правилам. И того негодяя, "новатора" аспирантишку, ты здорово отделал. После такого удара не верю, чтобы он поднялся на ноги! Молодец! Тысячу раз молодец!

- Слава герою-победителю! Пусть сотни лет здравствует герой, взявший крепость одним штурмом, ты одним ударом могучего кулака разорвал надутый бурдюк! Вот она, истинная доблесть! Вот мужество, ты настоящий мужчина! От всего сердца поздравляю тебя...

- Слышали о вашем подвиге Башир Османович. Слышали и радовались. Давненько тоскуем по этой доброй вести. Пусть долгой будет ваша жизнь и пусть всегда сопутствует вам удача!

Верим, наступит день - и мы снова увидим вас в директорском кресле. Придет конец господству всяких там модернистов и фальшивых новаторов. Тогда и нам улыбнется солнце.

Правда, Башир большинство этих дифирамбов в одно ухо впускал, в другое выпускал. Он прекрасно понимал, что, споткнись завтра, все эти возносящие его до небес подхалимы тут же проголосуют против него. Но вида не показывал, всех с удовольствием выслушивал, благодарил. Восхваления маслом проливались в его душу, он хмелел от них. Башир был совершенно уверен, что с Гюнашли покончено навсегда. "Вряд ли он сможет прийти в себя. Что бы там ни было, но уж слухи о его семейных делах обязательно поползут по городу, будут передаваться из уст в уста, варьироваться. А этого вполне достаточно, чтобы ославить человека, разрушить его авторитет в общественных кругах. Может ли быть удар страшнее?"

Башир не ошибся. Уже на следующий день после заседания ученого совета в институте пошли толки и пересуды. Болтуны и сплетники, разукрашивая случившееся, рассказывали про жену и дочь Сохраба чуть ли не анекдоты. Сотрудники собирались по углам, обсуждали, судили, рядили, подсмеивались. Бадирбейли наслаждался. Он переходил от одной группы к другой, и среди робкого подхихикивания раздавался порой и его развязный басовитый хохот. Он чувствовал себя истинным победителем и по улицам и по институту ходил выпрямившись и гордо задрав голову.