Бернар Вербер - Смех Циклопа
Исидор и Лукреция заходят внутрь. Электричества нет. Лукреция возвращается к мотоциклу за фонариком. Она медленно обходит магазин, в одной руке у нее фонарик, в другой – револьвер. Исидор спокойно идет следом, словно турист за гидом.
Мари-Анж говорила, что работала продавщицей в магазине розыгрышей…
Неожиданно перед Лукрецией появляется гигантский паук. Вздрогнув, она дотрагивается до него и чувствует под рукой пластик. В пятне света на стене пляшет огромная тень насекомого. Затем Лукреция наступает на пластиковую змею.
Исидора и Лукрецию окружает беспорядочное нагромождение масок, пакетов, вонючих шариков, прыгающего мыла, конфет с перцем, кусающихся чашек с чаем, бутылок с невыливающейся жидкостью, забинтованных пальцев с торчащим гвоздем, клацающих челюстей.
Такое впечатление, что здесь давно никто не убирал. Или кто-то нарочно все разбросал.
Они осторожно продвигаются вперед, луч фонарика выхватывает из тьмы самые странные предметы: сахар с мухами, взрывающиеся сигареты, резиновые какашки.
Исидор наступает на пукающую подушку. Справа в темноте кто-то шевелится. Лукреция быстро освещает источник шума фонариком и видит большого пушистого кота. Он пускается наутек, опрокидывая банки с горчицей, из которых выскакивают смеющиеся чертики.
Кот мчится по лестнице на второй этаж.
Исидор и Лукреция натыкаются на челюсти на лапках, которые стучат зубами, имитируя смех. Освещая себе дорогу фонариком, они поднимаются по лестнице и заходят в комнату, заставленную манекенами и заваленную одеждой. Большие, в человеческий рост, манекены похожи на людей, застывших в причудливых позах. Словно издеваясь над Исидором и Лукрецией, они нацепили кто грустные, кто веселые клоунские маски.
Лукреция делает Исидору знак не шуметь.
Луч света обшаривает комнату. Никого. Лукреция уже решает уйти, как вдруг поворачивает назад и начинает внимательно рассматривать манекены один за другим.
Она касается первой маски, затем второй… Подойдя с клоуну с зелеными волосами, она отчетливо слышит его прерывистое дыхание.
Две женщины катаются по полу, опрокидывая манекены. Они колотят друг друга всем, что попадает под руку. В ход идут надувной молоток, который пищит при каждом ударе, и ручной звонок с электрическими разрядами. Они таскают друг друга за волосы, кусаются.
Исидор достает мобильный телефон и снимает драку на видео.
– Как вам не стыдно, Исидор! – задыхаясь, кричит Лукреция. – Сейчас не время для любительских фильмов! Помогите мне!
Обойдя все этажи, Исидор находит чесалку для спины и начинает щекотать шею Мари-Анж. Та отвлекается, теряет бдительность, и Лукреция одерживает победу.
Исидор и Лукреция привязывают ее к стулу «тещиными языками», гирляндами, ремнями, бечевками. Лукреция с мстительным удовольствием затягивает путы на груди Мари-Анж, на ее бедрах, щиколотках, запястьях.
– Как в старые добрые времена, Мари-Анж!
– Чего ты хочешь?
– «Шутка, Которая Убивает» у тебя?
Мари-Анж мрачнеет. Лукреция вырывает перо из головного убора индейца и начинает щекотать ей щеку.
– Так меня наказывали в Великой Ложе Смеха. Поверь, это невыносимо.
Мари-Анж дрожит. Закусывает губу, чтобы сдержать смех.
– Я боюсь щекотки. Только не это!
Лукреция проводит пером у нее под мышкой. Напряжение растет, Мари-Анж хохочет, просит пощады, но Лукреция продолжает пытку. Она словно разрисовывает кожу бывшей подруги, которая извивается и дергается в тесных путах. Затем Лукреция снимает с нее ботинок и подносит перо к ступне.
– Я все скажу!
– Где «Шутка, Которая Убивает»? – рычит Лукреция, хватая ее за воротник.
В этот момент вмешивается Исидор.
– Уймись, Лукреция. Я чувствую, что мадемуазель Мари-Анж ничего от нас не утаит. Мы не торопимся. Давайте спокойно выслушаем всю историю с самого начала.
– Но…
– Тише, тише, Лукреция. Не путайте спешку и суету.
Исидор достает записную книжку. Наливает стакан воды и дает пленнице попить.
Он хочет поиграть в «злого и доброго следователя». Неглупо.
— Мы действительно не торопимся. Как вы познакомились с Дарием? Он сам увидел вас во время выступления, не так ли?
Мари-Анж переводит дыхание.
– Нет, не во время выступления. Он познакомился со мной во время садомазохистских игр. Он пригласил меня в свой замок рядом с Версалем. Там я опять встретилась со всеми этими людьми из шоу-бизнеса. Когда Дарий пришел, я хлестала плетью его брата Павла. Дарий сказал, что ему нравится мой «стиль».
– Забавно, – замечает Исидор.
– Он предложил мне заняться его другим братом, Тадеушем. Я распяла его на кресте, как святого Андрея, и хорошо потрудилась над ним. Дарий стоял рядом и подбадривал меня. Он так возбудился, что тоже привел какую-то девушку, подвесил ее за руки и начал хлестать ее плеткой рядом со мной.
– Он, что же, был садистом? – недоверчиво спрашивает Лукреция.
– Не знаю, садизм это или нет. Ему было достаточно просто смотреть. Он даже просил телохранителей, чтобы они поработали плеткой вместо него.
– Видимо, и садисты бывают ленивые, – улыбается Исидор.
– И никто не жаловался? – удивляется Лукреция.
– Нет… Это же великий Дарий, Циклоп! Девушки приходили по собственному желанию. Они надеялись получить роль в фильме. Они гордились уже одним знакомством с ним.
– Вечная история, – вздыхает Исидор. – Надо бы их предупреждать на «Курсах Флорана»[19].
– Продолжай, – требовательно говорит Лукреция.
– Потом мы с Дарием пошли наверх и занялись сексом.
– Как два усталых палача… – иронически замечает Лукреция.
Мари-Анж надменно смотрит на нее.
– Как два победителя в мире трусов! Мы оба были хищниками, и сразу узнали друг друга.
– Да, жертв много, а палачей так мало, – сочувствует Исидор.
– Я сказала ему, что мечтаю о карьере комической артистки, и он обещал помочь. Сколько продюсеров обещали мне помощь, просто чтобы затащить меня в постель, и ничего не сделали! Дарий, по крайней мере, сдержал слово. Тадеуш стал моим продюсером, он познакомил меня с несколькими своими друзьями-журналистами, которые посещали вечеринки Циклопа. Те написали обо мне хвалебные статьи.
– Очень мило, – фыркает Исидор.
– Но Дарий не хотел, чтобы я становилась слишком известной. Он боялся потерять власть надо мной. Он ввел меня в группу «розовых громил». Я была единственной девушкой в их банде.
– А еще он тебя трахал.
– Лукреция хотела сказать, что вас связывали близкие отношения.
– Ну… Честно говоря, Дарий отличался некоторыми физиологическими особенностями.
Мари-Анж кажется смущенной.
– Какими?
– Не знаю, имею ли я право говорить об этом. Это… очень интимно.
– Ну, не тебе, с твоим послужным списком, стесняться, – усмехается Лукреция.
– У него была одна сексуальная проблема… Как в известном анекдоте. Такого нарочно не придумаешь.
Исидор погружается в размышления, он берет блокнот и просматривает шутки, которые записывал с тех пор, как начал расследование. Неожиданно он восклицает:
– Анекдот про циклопа! Я догадался, Лукреция. У Дария было только одно яичко.
Мари-Анж кивает.
– Иногда это не вызывает никаких последствий. Но Дарий… не мог нормально заниматься сексом.
– Говорят, Гитлер страдал такой же патологией. Но проверить это так и не удалось, – дополняет Исидор.
– Дарий таким родился. И по чистой случайности после несчастного случая потерял и глаз.
– Так анекдот может изменить всю жизнь человека, – бормочет Лукреция. – Может, от этого он стал таким жестоким по отношению к женщинам… и таким авторитарным по отношению к мужчинам. Он ощущал потребность в компенсации.
– Он ощущал потребность в том, чтобы чувствовать себя уверенно. Я никогда не встречала человека, так сильно ненавидевшего самого себя. Когда мы жили вместе, он просыпался по утрам с диким желанием покончить жизнь самоубийством. Он говорил: «Я – худший из людей, я достоин страшной кары, но никто и не пытается встать на моем пути. Никто не осмеливается!» Однажды, точнее, в тот день, когда его избрали «Самым популярным французом», на него словно озарение нашло. Он сказал: «Мими, избей меня!»
Лукреция и Исидор поражены.
– Он словно искал границы самого себя. Границы боли, границы страданий. Все его обожали, а он себя ненавидел. Он считал, что это противоречие может разрешить только один человек. Я.
– Женщина может возвысить мужчину, – говорит Исидор. – И даже спасти его от него самого.
Куда это его понесло? Теперь он в поэзию ударился. Вот уж не вовремя. Он бесит меня.
— Я сделала ему очень больно, но, как ни странно, именно в тот момент он и поверил в себя. Он бросил всех других любовниц. Я могу с уверенностью сказать, что стала единственной женщиной в его жизни. Я одна знала все его темные стороны. Сомнения оставили его. Он решил заняться политикой, организовать собственную партию. Однажды, когда я била его, ему пришла в голову идея. Он произнес одну-единственную фразу: «Мне нужна „Шутка, Которая Убивает“!» Он объяснил мне, что это такое. Он наконец нашел достойную цель. С того времени он стал одержимым. Он день и ночь говорил только о „Шутке, Которая Убивает“».
