Самид Агаев - Седьмой Совершенный

— Что ты говоришь? — отозвался купец.

— Да, время от времени появляется очередной пророк, чтобы спасти нас. Ловят, убивают, а жизнь продолжает идти своим чередом и ничего не меняется.

— Пророк Мухаммад, да будет доволен им Аллах, умер своей смертью, заметил купец.

— Да, но разве это что-нибудь изменило? — ответил караванщик.

Не слушая более, Фарида приблизилась к толпе. Чувствуя, как наливается тяжестью ее сердце, она пробралась в первый ряд, и заглянула в лицо, висевшего на кресте, человека. Как это ни нелепо звучит, но, узнав своего мужа, женщина испытала чувство странного облегчения. В ее жизни наступила определенность.

Она подошла еще ближе, к самому столбу и протянула руку, пытаясь дотронуться до его ступни, но стражник преградил ей путь копьем.

— Нельзя, женщина, — сказал он.

— Он мертв? — спросила Фарида.

— Мертвее не бывает, кто он тебе?

— Муж.

— Смотреть надо было лучше за мужем, отойди подальше, нельзя близко подходить.

— Что будет с его телом?

— Похоронят на тюремном кладбище.

— Забрать тело нельзя?

— Нет, преступников не хоронят рядом с почтенными людьми.

— Ну что ты доволен? — сказала Фарида, глядя на Имрана, — что я теперь должна сказать твоим детям.

На миг ей показалось, что голова распятого шевельнулась, словно мертвец пытался ей ответить. Но нет, это был ветер.

— Эй, женщина, — услышала она, — ты остаешься?

Обернувшись, увидела вопрошающего караванщика.

— Нет, я ухожу, — ответила Фарида.

Опустив голову, чтобы никто не видел ее слез, она выбралась из толпы и пошла за уходящим караваном.

— Хорошо, что ему ничего не отрубили, — сказал ал-Муктадир, разглядывая казненного. Паланкин халифа лежащий на плечах четверых огромных нубийцев находился прямо напротив креста, — Как ты считаешь, Мунис?

— Да, повелитель, — согласился Мунис.

Он сидел на черном жеребце, беспокойно перебиравшем копытами.

— А Кушури советовал его четвертовать и развесить все части тела по отдельности. Но так лучше, как ты считаешь?

— Да, повелитель, — согласился Мунис.

— Ты не очень то многословен, — заметил халиф. Он был пьян с самого утра, но внимателен и обидчив, как бывают, обидчивы царственные особы.

— Простите повелитель, мои мысли заняты предстоящим походом на Египет, — пояснил Мунис.

— Ты кого-то ищешь? — спросил халиф.

— Я, повелитель, смотрю по сторонам, не грозит ли тебе опасность, ответил Мунис. Он все время озирался в поисках вдовы Абу-л-Хасана.

— Как его умертвили? — спросил халиф.

— Его отравили, повелитель, — ответил Мунис.

— Это легкая смерть, пусть говорят после этого, что я не добрый правитель.

— Твоя милость повелитель не знает границ, — сказал Мунис.

Мунис вспомнит свои слова, через двадцать лет, когда он предаст своего благодетеля в пользу другого наследника престола, ал-Кахира, и в результате, по приказу последнего доблестный Мунис по прозвищу Храбрый будет сам зарезан, как овца, в отхожем месте. Но сейчас он улыбался и кланялся своему повелителю.

Это была все та же местность с чахлой растительностью, где редкие деревья не отбрасывали тени. Но в этом раз Имран, сколько не крутил головой, не мог обнаружить холм, обычно виднеющийся вдали. По направлению, к которому он обычно шел. Поскольку ориентир исчез, то Имран остался на месте, лишь отыскал подходящий валун и сел на него. В воздухе витала некоторая неопределенность. Имран чувствовал это, но это чувство отнюдь не вселяло в него растерянность, напротив, он как никогда был спокоен и даже безмятежен. Потому что решение не зависело от него. Когда вдали показалась фигура, он приветственно помахал ей рукой. Фигура эта появилась довольно таки странно; сначала появилась голова, затем плечи, а уж потом все остальное, она словно вырастала из-под земли, но в то же время и приближалась. Скоро фигура приблизилась настолько, что можно было определить, что она принадлежит женщине. Имрана, она нисколько не заинтересовала, поскольку, даже на таком расстоянии было видно, что она преклонного возраста. Он лишь крикнул:

— Женщина, в этих краях раньше холм был, не знаешь, куда он делся?

Женщина Имрана не заинтересовала, но вот он сам, видимо представлял для нее определенный интерес, так, как направлялась она прямиком к нему. Он даже пожалел, что задал ей вопрос и тем самым привлек ее внимание. Предстоящая встреча почему-то заранее тяготила его. Он даже оглянулся в поисках места, где можно было укрыться от старухи, но ничего подходящего не обнаружил.

Она приблизилась, и стало видно, насколько она безобразна. Седые космы выбивались из — под платка и нависали на ее мясистом, испещренном оспинами, носом. На ней была неопрятного вида хламида, выцветшая от времени. Правая рука ее, висевшая неподвижно вдоль туловища была почему-то окровавлена, а левой здоровой она прижимала к груди круглую, высокую корзину с крышкой.

Старуха сказала:

— Холм, который ты ищешь, о, благородный муж, находится под тобой.

— В каком смысле? — преодолевая неприязнь, спросил Имран.

— В том смысле, что ты сидишь прямо на его макушке, — осклабившись, пояснила старуха.

Имран засмеялся. Теперь он знал, кто эта старуха.

— Чему ты радуешься? — удивилась она.

Имран пожал плечами.

— Я не могу этого объяснить.

— Мне жаль тебя, — сказала старуха.

— Врешь! — усомнился Имран.

— Ты не смотри, что я такая страшная, это внешне, а внутри я добрая.

— И что ты мне скажешь по доброте своей? — спросил Имран.

— Мне жаль тебя, — повторила старуха, — но ты ни о чем не жалей. Это был твой Путь, и ты прошел его с редким достоинством. Поверь мне, уж я то знаю в этом толк.

— Что я должен сделать? — спросил Имран.

— Открой эту корзину, — сказала старуха.

В этот момент Имран испытал страх.

— Не бойся, — ободрила его старуха.

— А если я не сделаю этого.

— Тогда я сама открою ее.

Имран протянул руку, снял с корзины крышку и наклонил ее к себе, чтобы увидеть содержимое.

Змеиное тело было уложено ровными кольцами и каждое последующее было меньше предыдущего. Имран успел насчитать семь колец, прежде чем она ужалила его в самое сердце.

К вечеру толпа зевак поредела, а с наступлением темноты и вовсе осталось несколько человек, да и те скорее остались погреться у костра, который разожгли стражники, ибо принадлежали к многочисленному племени бездомных. Но стражники, крестьяне рекрутированные из ближайших деревень, а их было двое, чувствовали себя беспокойно при таком соседстве, в каждом бродяге им чудился айар с длинным ножом под полой, они разогнали остальных, и остались наедине с казненным. Заступили они недавно, и в обществе мертвеца им предстояло провести всю ночь.

— Вот чего я больше всего не люблю, — сказал первый стражник, — так это охранять трупы. Ну, кому они нужны, разве, что иблису.

— Не скажи, — живо отозвался второй, — родственники выкрасть могут.

И опасливо покосился в темноту.

Было полнолуние, но в небесах господствовал ветер, двигая рваные облака, которые то и дело закрывали светило, оставляя свет, который, не имея зримого источника, вызывал тревожные чувства.

— Ты, что-нибудь знаешь про него? — понизив голос, спросил первый.

— Конечно, это маг и чернокнижник, говорят, что за ним гонялись двадцать лет. Поймают, посадят в тюрьму, а он, через несколько дней исчезает.

— Как исчезает?

— А вот так. Он умел проходить сквозь стены.

— Врут, наверное. Надо было тюремщикам свое ротозейство оправдать, вот они и выдумали.

— Нет, нет, совершенно точно. Говорят, в Медине он исчез на глазах караульного раиса, а потом опять объявился.

— А вот я слышал, — вновь понизив голос, сказал первый стражник, — что это седьмой имам, тот самый, скрытый махди, продолжатель дела пророка. Он мог творить чудеса и пришел дать справедливость.

— И что же ему помешало? — недоверчиво спросил второй стражник.

— Его предали, схватили спящего и умертвили.

— Вот это уже точно врут, каторжник он, колдун, и чудеса, что он показывал, были от нечистого.

— Ну, если ты говоришь, что он маг и умеет исчезать, почему же он сейчас не исчезает?

— А ночь еще не кончилась, — зловеще сказал второй стражник. Он поднялся и подошел к кресту поближе.

— Ты посмотри на него, он же совсем как живой.

В следующий миг он с криком ужаса отпрянул назад, споткнулся и выронив копье, упал на спину, едва не угодив головой в костер. Первый стражник вскочил на ноги и со словами: «что случилось», помог ему подняться.

— Он открыл глаза, — дрожащим от страха голосом произнес второй стражник. Он схватил свое копье, держа его в вытянутых руках, приблизился к распятому и кольнул его в самое сердце. Тело дернулось, и из раны потекла кровь.