Анатолий Тосс - Американская история
* * *
Смотри-ка, за окошком сыплет снег,а в комнате тепло, цветет герань,и «телек» примостился в уголке,и туфли в упаковке.И если б не вставать в такую рань,то можно б приложиться к поллитровкенабухшего от яркости вина,отправив его с легкостью туда,куда уже пролились четверть литра...Поверь мне, милая, в том не моя вина,что, как бы образно сказать, сошла палитрас прошедшей, скажем, жизни.Тут, дело не в расплывчатой отчизне,скорее, в расплывчатой реальности.Хотя с какой такой уж радостисдалось нам это прошлое?Особенно когдаскользит по вороту расслабленно рука,и взгляд плывет по взгляду,и губы, приоткрытые слегка,вымаливают влажностью награду,и скоро, глядишь, вымолят...Гляди, раскачивает сумерки луна,и лампа вторит ей притихшим светом,и ты пока что не спеши с ответом,пока мы лишь с тобой в начале сна,который, как и губы, пахнет летом.
* * *
Проживши столько лет в пустой квартире,стирая в тазике,мечтая о кефиретяжелым, низким утром...Я порой хочу уехать,бросить все к собачьим,обзавестись хозяйством и женой,спать с пей, обнявшись,ужинать горячим:мясным, куриным, жареным, телячьим,менять белье раз в сутки,а потом...родить ребенка, мальчика, назначитьему смешное имя Элиот и плачемего смешать день с ночью,так же, как дождемокно мешает тишину квартиры.Я б просыпался рано, на настилезабот и спешных дел,и мы вдвоем с наследникомих дружно выполняли, готовя молоко,а ветер бы бросал в окнообрывки тьмы.Мы б пристально глядели,как сумерки домов на улице серелии покрывались светом.Элиот, прижавшись к папе,жевал бы молоко,его глаза синели,переходя в мои.Да и его лицо,да и мои черты...Как будто сон,подумал я невольно,уже не разобрать, где я, где он,как будто время сбросило кольцо,и снова я стою у изголовья.
* * *
Сейчас где я,давно устала ночь тушить рассвет.Соленый ветер пробует окнона крепость рамыи обжигает вздувшиеся нервы,которые болезненно давно,отравленные сквернойночного воздуха,как въевшиеся раны,с бессонницей сегодня заодно.Ты далеко,и я тебе письмо сейчас пишу,когда прочтешь — подумаешь, стихами,а я пишу потерями,где слово — есть мера времени.С годамимы все, конечно, что-то потерялив своем одностороннем продвиженьи.Я ж, к сожаленью,теряю лишь тебя,как тело, обреченное одеждойна ссылку, где лишается надеждыопухшего от влажности дождя.* * *
Я долго жил,годами,дольше всехв твоем воображенье,все же умер!Я не печалюсь,было бы мне грехпечаль плодить.Как многосотпый улейпечаль гудит и требует сырца...Взамен я благодарен.Как ночами,бродя по улицам с пустыми фонарями,которым человек — пустяк, игра,лишь повод перекинуться тенями...Я представлял, что где-то за морями,за днями, тучами, закатами, ветрами,ты спишь сейчас, конечно, не одна,и сон, забившись между простынями,рождал в твом воображении — меня.Что, в общем, было мне достаточно.Ведь с намиживут рожденные ночными снами,как призрак неслучившегося дня.* * *
Смывая пыль аэродромов,пыль перевальных городов,пыль телефонных разговоров,от них бегущих проводов.Смывая пыль переживаний,когда уже невмоготу,пыль неслучившихся желаний,и ожиданий...И в потуразбавленную пыль попыткииз ночи в день, из ночи в день,и пыль раздробленной улыбки,и пыль потерянных потерь...Смывая пыль, стою я в ванне,жую поток живой воды,я как индус в своей нирване,я с пенисом своим на ты!
Я так отчаянно лучист,когда я чист!
