Роберт Стоун - Дамасские ворота
— Не хочу портить милое молитвенное собрание на свежем воздухе, — сказал Лукас. — Но довольно прохладно и мы под кайфом, в таких случаях принято говорить типа адью. Так как насчет того, чтобы закругляться? Потому что в общем…
— Это был наркотик, — бесстрастно сказала Сония. — Как ты мог такое сделать со мной? — закричала она Ралиэлю. — Все испоганил, урод!
— Сония, дорогая, у тебя в чае ничего нет, кроме мяты. Некоторые испытывают неприятное ощущение, наблюдая промежуточный мир. Под этим, — хладнокровно объяснил он Лукасу, — я имею в виду мир, существующий между материальным и духовным.
— В последнее время, — сказал Лукас, — я испытываю неприятное ощущение, не наблюдая его.
— Я тебе этого не прощу, — сказала Сония Разиэлю. — Это все уничтожает.
— Только потому, — ответил Разиэль, — что все и должно быть уничтожено.
Казалось, они улетают все выше и выше, но Лукас не мог с уверенностью сказать, принимал Разиэль наркотик или нет. Поток, казалось, мчался все стремительнее. Что там была за теория, будто Иисус — это галлюциногенный гриб? Или то была лишь шутка? Или и шутка, и теория?
— Сония, — сказал Разиэль, — кто ты такая, чтобы это говорить? В прошлом году, в позапрошлом? Не ты ли нюхала со мной? Не ты ли говоришь, что иначе не слышишь этого в звуке? Синергии. Ты была наркоманкой. Ты приносила опиаты в пять миров. Свою суфийскую дурь и таблетки.
— Я завязала. Жизнь переменилась.
— «Высшая любовь», — насмешливо пропел Разиэль. Именно эту песню Сония пела Лукасу предыдущим вечером. Это подтвердило одно его давнее подозрение. — «Высшая любовь».
— Чего ты хочешь от нас, Разиэль? — спросила Сония. Все затихли.
— Я имею в виду, если все это было только ради того, чтобы нагрузиться, то что дальше?
— Дальше — идем в город, — ответил Разиэль. — Это следующий этап. Ты должна доверять мне.
— Вот уж извини, — проговорила Сония.
— Знаешь, — сказал Лукас, когда они полезли наверх, — в последний раз я так улетел под Майлза Дэвиса. Под его «Молчание»[429]. Послушать бы сейчас.
Элен Хендерсон внизу под ними упала на колени.
— Пожалуйста, — взмолилась она, — помогите кто-нибудь! Мне страшно.
— Прежде Избавления, — сказал им Разиэль, — скорбь. — А как вам виделось Избавление Божие? — Он возвысил голос. — Хотите увидеть колесницу? Вы увидите ее. Хотите увидеть, как восстает Храм? Увидите и это.
— Ты веришь ему? — спросил Лукас, опираясь на карликовое деревцо.
— Она мне верит, — сказал Разиэль, внимательно глядя на Сонию. — Она знает, что все требует разрешения противоположностей. Она воспитывалась на диалектике. Закон неизменен, но его вид меняется, форма меняется.
— Так веришь? — переспросил Лукас; Сония продолжала глядеть на реку. — Ты веришь ему?
— Из этих видимостей мы возводим, — сказал Разиэль. — Верьте тем, кто знает. Из этого хаоса, из этого уродства возникает высшая любовь, Сония.
— Я хотела этого, — сказала она Лукасу. — Очень хотела. Но это бред собачий. Trayf [430].
— Забудь об этом, — сказал ей Лукас.
— Так что вы видите ангела Сандалфона, — продолжал Разиэль. — Мы изучали это. Мир видимостей, язычниц, идолопоклонства, человека, который бывал в Риме. Смерть блудницы. Насилие.
— Смерть блу?.. Какое еще насилие? — спросил Лукас. — Ты провозглашаешь то же, что и те типы в Кфар-Готлибе. Да?
— А, эти? — рассмеялся Разиэль. — Они не имеют отношения к тому, что произойдет. Не больше, чем идиоты из Галилейского Дома. Премилленарии, постмилленарии. Но они необходимы и сделают то, что необходимо.
— А что теперь? — спросила Сония.
— Наш царь идет в город, мы следуем за ним.
— Почти успеваем к Рождеству, — сказал Лукас; Сония прижалась к нему.
Мчавшая рядом река готовилась явить свою величайшую святость. Что-то, чего, чувствовал Лукас, он недостоин видеть. Что-то страшное, чего ему еще недоставало. Было тревожно ждать, что произойдет. Но так хотелось уверовать.
— Не бойтесь, — успокоил их Разиэль.
— Ох, эта река! — воскликнула Сония. — Господи! Пусть она вернет нас обратно.
— Это Иордан, — сказал Лукас.
Он видит бога, выходящего из земли, сказал он себе. Как будто Разиэль воскресил пророка Самуила. Если так, то его ждет кара. Но Лукас не мог избавиться от ужаса. Страха перед святостью.
Когда он посмотрел на берег выше по течению, показалось, что он видит ученика иешивы, мальчишку с пейсами, который, плюясь, грозит ему маленьким бледным кулачком. Еврейский джинн?
— Как ты посмел прийти на это поле сражения! — крикнул ему мальчишка.
— Я слышу голос в реке, — сказала Сония.
Де Куфф, уставший карабкаться вверх, поскользнулся на мокрой земле и острых камнях ущелья. Элен Хендерсон застряла позади, плача от страха.
— Было так же тяжело? — спросил Де Куфф Разиэля. — Когда я приходил в прошлый раз?
— Да, мой царь, — ответил Разиэль. — Но надо идти дальше.
— Разок, — сказал старик с неожиданным самообладанием, — я почувствовал ужасную слабость.
— Это от чая, — сказал Лукас. — Приляг отдохни.
Разиэль помог Де Куффу идти. Погода портилась. Темнело. Налетел короткий дождь. Лукас и Сония поддерживали друг друга.
— Подождем. До ночи. Может, до утра, — решил Разиэль. — А потом пойдем в город.
— Если бы подогнать машину поближе, — предложил Лукас, — мы могли бы отвезти старика. — В свете, источаемом серым небом, он пытался разобраться в прокатной карте. Может, они уже вернулись в ее пределы. — Вот эта дорога, — показал он пальцем на карте, — ведет в следующую долину. Если это дорога. Если это не река или пересохшее русло. По ней можно было бы подогнать машину поближе.
— Ты нужна мне, — сказал Разиэль Сонии. — Поможешь довести Преподобного до машины. Что бы ты ни думала теперь обо мне, ты мне нужна.
— Иди вперед, — сказал ей Лукас. — Иди с ним. Я останусь с Розой.
— Не выйдет, — возразил Разиэль. — Я так и знал. Опять все насмарку.
— Если переберемся через следующий гребень, — убеждал Лукас, старательно ведя пальцем по карте, чтобы унять дрожь, — то можем выйти к дороге. Похоже, это близко. Конечно, по этим картам трудно что-то утверждать.
— Нельзя, чтобы все нас бросили, — сказал Разиэль.
— Ладно-ладно, — успокоила его Сония. — Я помогу тебе отвезти его в город. А Крис отвезет Розу.
— Встретимся у машины, — сказал Лукас Сонии. — Дождись меня.
— Нет-нет, увидимся в городе. Хочу присмотреть за стариком.
Де Куфф что-то бормотал про себя. Лукас стал спускаться к реке, где съежилась нагая Роза.
— Будь осторожна, — сказал он Сонии. — Мне ты тоже нужна.
56
Роза сбросила с себя одежду, то ли готовясь к крещению, то ли в экстатическом порыве. Она была высокая и мускулистая, с ангельскими глазами и твердым подбородком. Лукас одну за другой подал ей ее вещи, и она оделась.
— Не думай, что мне хочется лезть опять наверх, как мы пришли. Лучше пойду туда. Где открытое место.
Лукас опять сверился с «ависовской» картой, неуверенный, что участок, который он наметил, каким-либо образом соотносится с окружающей дикой местностью.
— Хорошо, — сказал он. — Вон там может проходить дорога. Она должна вывести к входу в парк.
Они заметили камни, выступающие над водой, по которым можно было перебраться через реку, и, балансируя, пошли по ним. Роза, несмотря на разиэлевский чай, двигалась с природным проворством, ступала уверенно. На другом берегу они, прыгая с кочки на кочку, одолели болотистую лощину и добрались до твердой почвы. Отсюда подняться на другой гребень было легко — легко для Розы и не очень для Лукаса.
Под ними лежало поле костей[431] — мшистых скал, походивших на дольмены, расположенные «ведьмиными кольцами». Вдалеке, под торчащим отвесным утесом, виднелась цепочка чахлых олив и тамариндовых деревьев.
— Вон там алтари в скале, — показала Роза. — И водопад.
Он было подумал, что у нее галлюцинации. Но, присмотревшись к поверхности утеса, увидел там ниши, пятна мрамора на темном граните.
— Считается, что здесь родился Пан, сказал Лукас. — И тут исток Иордана.
— Ну ничего себе! — воскликнула Элен Хендерсон. — Круть какая!
Новость вдохновляла. Баньяс-Спринг был отмечен на карте, он лишний раз убедился — это означало, что они все еще на территории Израиля, а не Ливана или Сирии.
— Хочешь сказать, что это алтари Пана? Бога Пана?
— Да, — ответил Лукас. — Идолопоклонство и внезапный страх. Так близко от реки Иордан.
Здесь и вправду водилось множество козлов.
— Когда-то давным-давно, — продолжил Лукас их смурной разговор, — говорится у позднелатинского поэта, громкий голос возвестил на весь мир: «Умер Великий Пан!» Или что-то в этом роде.
