Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 7 2008)
Леонид Бородин. “Мешает ли родимое пятно?” Интервью Юрию Беликову. — “Дети Ра”, 2008, № 2 (40) <http://www. detira.ru>.
Большое интервью известного прозаика и главного редактора журнала “Москва” — в дни 70-летия.
“ — Когда вы находились на зоне „Пермь-36”, там вместе с вами тянули срок украинцы, армяне, прибалты…
— Да, на особом режиме я был один русский! А всего нас было тридцать „полосатиков”.
— Ощущалось ли размежевание по национальным камерам?
— Нет. Мы жили все вместе, жили дружно, и ко мне до сих пор приезжают мои солагерники — украинские националисты, вожди сегодняшние: Михайло Горынь, Василь Овсиенко. И здесь мы сидим выпиваем, вспоминаем былое. Пару раз приезжал Аршакян. Во-первых, мы все уже попали по второму сроку, а то и по третьему. Во-вторых, были людьми с устоявшимися убеждениями. Мы могли до хрипоты спорить о причинах падения Римской империи, но не касались убеждений каждого.
— Вы сидели в одной камере с Василем Стусом. Он и тогда был знаковой фигурой в Украине, а сейчас — великий украинский поэт. Я дружу с его сыном Димой. Когда он приезжает в Пермь, то останавливается у меня. Каким был Стус-старший? О чем вы говорили? Неужели не было споров? Или, в основном, он молчал?
— Стус как раз был очень говорливым человеком. Мы все время проводили в разговорах. Он прекрасно знал и любил русскую литературу. Кроме того, мы постоянно получали какую-то периодику. Прочитывали по очереди и обсуждали. Например, полностью сошлись с ним во взглядах на роман Залыгина „После бури”, который я и по сей день считаю одним из самых лучших произведений так называемой деревенской прозы, хотя роман сам — не о деревне. Это произведение не заметили и недооценили, потому что оно не было понято. Роман немножечко сделан стилистически в авангардистском плане, чего от автора никто ожидать не мог. Но блестяще запутан…
А со Стусом мы спорили о поэзии. На нее у нас были несколько разные взгляды. Стус в то время переводил на украинский Рильке. А Рильке писал, в основном, верлибры…1
— А вы верлибры не принимаете?
— Не то что не принимаю — я считаю это ужасным расточительством, потому что нет такого второго языка в мире, как украинский, у которого настолько беглые ударения, что рифмы, кажется, сами просятся. А спорили мы на примере поэта Богдана-Игоря Антонича — „То чи стони, то чи струни…”, я читал его стихи, выполненные в традиционной манере, а Стус — написанные верлибром. Но я считаю, что писать верлибром по-украински — неоправданная роскошь.
Читал Василь и свои стихи. Иногда авторы читают с надрывом, с завыванием. Попробуйте послушать Беллу Ахмадулину — совершенно ведь невозможно! <…> А Стус читал хорошо. Потому что задача его была — показать красоту своего языка. Что еще? Стус был болен. Он был психически болен.
— А в чем это выражалось?
— В чисто психопатических срывах, на чем в последний раз он и взорвался — всех обматерил, а потом, когда его привели в камеру, стоял у двери и кричал, кричал, кричал, кричал, кричал… Потом выкричался. Все! И мы с ним продолжали общаться. Но когда он кричит, его лучше не трогать. Его обидели в очередной раз — задержали письмо от сына, а он ждал это письмо. И не говорили, что оно пришло, а на этом уже однажды сыграли на еще одном украинце — поэте Юрии Литвине, когда не давали ему писем, намекая, что сын от него отрекся. И Литвин покончил с собой — заточенной ложкой взрезал себе живот. Ничему это не научило. Тот же самый эксперимент поставили и на Стусе…
— Вы как-то обмолвились, что Стус воплощал для вас образ поэта: он был таким, каким должен быть поэт…
— После Стуса я перестал писать стихи”.
Елена Брыкова. Восприятие и истолкование незнакомого текста на экзамене.-— Научно-методическая газета для учителей словесности “Литература” (Издательский дом “Первое сентября”, 2008, № 7 (646) <http://lit.1september.ru> ).
Тут, в частности, приводятся примеры с разбором стихотворения Пастернака “Снег идет”. Среди не хороших работ, но более чем показательных, обильно цитируется та, автор которой “сводит свою задачу… к упрощенно-социологизированному взгляду. По его мнению, все, что писалось в середине прошлого века, обязательно должно было вылиться в однозначное осуждение, обличение сталинизма и деятельности коммунистического режима”.
Цитаты убойные. Герань на окне — оказывается, метафора лагеря, падающий сверху снег — от власти, “заплатанный салоп” — образ смерти и ненужности, — стало быть, “Пастернак облачает строй в одежду смерти, идущей из Кремля для того, чтобы убивать, уничтожать”. Эх, жаль, что литературный цербер Кожевников не дожил до сей школьной антропологии, он, помнится, тоже выискал в стихотворении “Март” разнообразные антисоветские аллегории, но так далеко, думаю, зайти бы не сумел.
Диакон Владимир Василик. Оправдание для предателя. Что мы знаем об авторе “Евангелия от Иуды”? — “Фома”, 2008, № 4 <http://www.foma.ru> .
Приведем финал объемного исследования доцента кафедры истории славянских и балканских стран исторического факультета СПбГУ — о рукописи, найденной в конце прошлого века. После размышлений о подлинности датировки сочинения, личности автора, возможной связи между новой находкой и известными повествованиями о жизни Господа, явлении гностицизма и т. п. дьякон Владимир Василик перешел к заключению, названному здесь “Принцип беспринципности”.
“…Таким образом, с древними гностиками все более-менее понятно. Но те современные люди, которые, поверхностно ознакомившись с „Евангелием от Иуды”, соглашаются с его истинностью и первичностью, а также выражают симпатию к его учению,-— готовы ли они принимать в качестве жизненного руководства следующие правила его автора?
— весь окружающий мир и сама плотская оболочка человека есть мерзость и дом бесов;
— злом является также государство и Церковь, как построенные на законном и, следовательно, демоническом начале, связанном со злым богом Ветхого Завета;
— все люди принципиально не равны по природе, разделяясь от рождения на качественно отличные друг от друга роды — психиков (душевных) и пневматиков (духовных), при этом небесного царства могут достичь лишь пневматики, а на земле они имеют полное право господствовать над психиками;
— вся деятельность людей и самый их нравственный выбор определяется звездами, изменить свое предназначение человек не в силах;
— нравственность принципиально не имеет никаких координат и ориентиров. То, что может быть злом в одном случае, является добром в другом;
— уходить от страданий не только позволительно, но и похвально, при этом желательно кого-нибудь подставить вместо себя;
— похвально также и предавать, ибо именно чрез предательство можно войти в высокие духовные сферы и посвятиться в некие таинства.
Вряд ли у кого-нибудь хватило бы духа разделить все „принципы” „Евангелия от Иуды” или признать его истинность — с точки зрения нравственности, это означает попросту стать вровень с сатанистами.
В целом, непонятно, почему папирусная находка „Евангелия от Иуды” вызвала такой резонанс. Отчего сердце современного человека стало глухо к находке папирусов, свидетельствующих о древности канонических Евангелий, но легковерно-отзывчиво на мутный и лживый апокриф? Такое впечатление, что „Евангелие от Иуды” — это древняя „оправдательная грамота” для желающих бесконтрольной аморальности и жаждущих бытия „по ту сторону добра и зла”. Но ведь оправдание предателю обычно ищут те, кто и сам уже готовится предать.
И, увы, сейчас многие уже забывают, чем закончилась многохлопотливая коммерческая деятельность настоящего Иуды — лютыми муками совести и петлей”.
“Дело Пастернака”. — “Грани”, № 228 (2008).
В этом большом блоке материалов (из архива редакции) представлен и текст радиовыступления Бориса Зайцева, трогательно откликнувшегося на известие о Нобелевской премии. Вспомнив свои встречи с Б. П. в начале двадцатых, поделившись читательскими впечатлениями от стихов разных лет, Зайцев итожит: “Но главное-то оказалось — роман, обошедший теперь весь мир, „Доктор Живаго”. В нем тоже есть и стихи, эти стихи просто замечательны, стихи на евангельские темы, из советской России. И с великим благоговением к Евангелию и Христу! Возглашено зычным голосом, трубным. Или колокольный звон, но умиляющий (по глубине чувства, внутренней взволнованности автора). Мы давно такого не слышали. <…> Получил Нобелевскую премию. Вот это отлично. Пастернака приветствую сердечно, рад, что русское свободное художество получает мировое признание. Так и надо, так и надо”.
