Артур Саканян - Театр одного зрителя
— Поэтому и история заикается на одном и том же месте. Для человека всё начинается с нуля и уходит в ноль, — добавил драчун. — И глупо, и обидно.
— Кроме того, — продолжил свою мысль доктор, — у нас просто сложилось предвзятое мнение. Мы привыкли думать, что стресс стимулирует противодействие, а, не находя выхода, разрушает собственный организм. А если стресс ориентировать на понимание и осознание причин? Ведь именно стресс активизирует мыслительный процесс, учит отличать главное от второстепенного, а собственную глупость и страхи обнажает во всей «красе». С пониманием причин, мудрость вытесняет глупость, а любовь вытесняет страх смерти…
— У меня случай был, связанный со страхом смерти, — внезапно заговорил молчун. — В детстве я с друзьями пошёл прыгать в воду в незнакомом месте, возле шлюзов плотины, Никто не рисковал, а я тогда отчаянным был, и прыгнул первым. Потом прыгнули все, кроме одного. Его просто трясло от страха. Все чувствовали себя крутыми, а над ним даже малыши посмеялись… Обратно надо было плыть через залив, по которому корабли заходили в шлюз. Как раз на середине пути шлюз вдруг начал открываться. Стало страшно, а самый младший плохо плавал и сильно отстал. Я плавал лучше всех, но и меня животный страх заставил спасать свою шкуру. Только тот, что побоялся прыгнуть, вернулся помочь малышу… Вот такой у меня был случай в жизни.
— Случай — это полдела. Сам-то что из него извлёк? Что осознал? — мрачно пробурчал бирюк, держа руку на сердце.
— Вам плохо? — спросил доктор, обратив внимание на землистый цвет лица бирюка.
Бирюк резко мотнул головой, и по его виду доктор понял, что бирюка с места не сдвинуть.
— А что ещё извлекать? — произнёс молчун. — Осознал, что я трус и никогда больше не лез на рожон. Это же моя идея была прыгать в незнакомом месте… Не пойму только, почему он вернулся помочь? Ведь до этого он дрожал от страха, и плавал он намного хуже меня… — голос молчуна дрогнул. — Если бы я не испугался тогда…
— А я по молодости в карты играл, — вмешался стрелок со своим рассказом. — Одному из моих бывших друзей позарез были нужны деньги, но в долг брать не захотел. Хотел обыграть меня в карты, а вышло наоборот. Всё, что у него было, продул. Утром я ему деньги вернул, потому что дружбу посчитал дороже денег, а он с тех пор перестал со мной дружить. Вот такой козёл оказался.
«С чего это все так разоткровенничались?» — подумал председатель, чувствуя и в себе нарастающее желание рассказать что-то о себе. Однако, подумав: «Как же действовать, чтобы и в хвосте не оказаться, и тумаков не заработать?» — решил промолчать.
— Потом всё, что было дома, проиграл другим, развёлся, и сам теперь где-то бомжуется, — продолжил стрелок свой рассказ. — Но я с тех пор зарёкся на деньги играть. Даже лотерейных билетов никогда не покупаю, потому что не верю я в радость на халяву… Детям бы такой урок жизни преподать, чтобы потом дружба и семьи не рушились. На что угодно тратятся деньги, а на то, что действительно нужно детям — кукиш! Почему в школьной программе таких уроков жизни нет? Всему учим кроме самого главного — как жить? — возмущённо закончил он.
— Размечтался! — усмехнулся драчун. — Откуда таких гуру наберёшь, чтобы твоих детей учили жизни да ещё с положительными эффектами? А может быть, ты игорный бизнес развалить хочешь, или чтобы люди перестали покупать лотерею? Ну, ты даёшь!
— А я не хочу, чтобы мои дети росли, как эти зомби, — огрызнулся стрелок. — Как какая-нибудь знаменитость покончит жизнь самоубийством, так повальный суицид среди молодёжи начинается. Ведь это потому, что у них ничего своего нет. Живут под копирку, и я не хочу, чтобы… — но его прервал седой мужчина:
— А ты о чём думал, когда под петицией защиты национальных интересов голосовал за языковые ограничения? Ты же сам за жизнь под копирку тогда ратовал и подписался. Теперь понял, почему я отказался зомбировать детей?
— А твои детки подрастут и узнают, как папка их озомбировал, — весело добавил драчун, обращаясь к стрелку. — Придут к тебе и скажут: «Вот мы и родились, чтобы тебе стыдно было». Ой, что будет!
Драчун рассмеялся и сразу же поперхнулся, вспомнив, что даже такой упрёк ему никто не сделает. «Вот, гадина, — подумал он, — даже детей не захотела иметь, одни гулянки на уме. А что я после себя оставлю? Неоконченную книжку сказок?.. А мой дом, мои деньги?! Вот, гадина!»
— Откуда я знал, что это тоже ведёт к зомбированию, — смущённо произнёс стрелок. — Дали бумагу, я и подписал. Сказали, что это забота о подрастающем поколении, о национальных интересах.
— А особенно смешны лингвисты малых народов, когда переводят на свой язык общепринятую во всём мире терминологию, — с усмешкой добавил седой мужчина.
— Это они людям мозги пудрят «заботой» о национальной безопасности, — язвительно пояснил драчун, подумав: «Не захочет рожать — разведусь. Пусть катится к своему писаке».
— Всё верно, — согласился доктор. — Под прикрытием заботы можно легко присвоить право принимать решение за человека. Человеку всегда приятно, когда с него снимают тяжесть личной ответственности. Кстати, так поступают некоторые мужчины в отношении своих жён, делая их чрезвычайно послушными и ограниченными в своём постельно-кухонном хозяйстве. За всё в ответе муж, и жизнь таким женщинам кажется лёгкой, беззаботной, а по сути это шаг в рабство.
— А если муж бросает такую женщину-рабыню, то она остаётся совершенно беспомощной и неприспособленной к жизни, — с чувством продолжил драчун мысль доктора, ощущая жгучую потребность в своей правоте. — Она, как домашняя собачка, которую хозяин вышвырнул на улицу, и предпочитает умереть, чем жить без хозяина.
Драчун обернулся к председателю и выразительно посмотрел на него. Их взгляды скрестились. Председатель вздрогнул и изменился в лице, а драчун почувствовал, как ему приятно сознавать, что председателю больно.
— Ты что уставился на меня?! — крикнул председатель, и спустя мгновение горестно воскликнул:
— Не я же дал ей этот проклятый мышьяк!.. Что мне было делать, если я разлюбил её?
Стрелок тихо шепнул доктору:
— Как только занял место её отца в этом кабинете, так сразу и разлюбил, и развёлся.
Председатель перекрестился, глаза догматика радостно заискрились, а драчун воодушевлённо продолжил свою экзекуцию, ощущая нарастающую сладость чужой боли:
— Значит, ты вроде и ни при чём, что она потом отравилась?
Председатель в ярости вскочил на ноги:
— Почему всё это время молчал, даже сочувствовал мне, а сегодня вдруг вспомнил? В грязь меня втоптать хочешь?! Да?! Пусть доктор скажет, в чём мой грех?!
— Я заранее приношу свои извинения, — вмешался доктор, — но в этом вопросе я попробую поставить точку.
Обращаясь к драчуну, он строго спросил:
— Вы считаете, что этот грех надо искупить? Как вы себе это представляете?
— Наказанием, — беспечно ответил драчун.
— То есть следует или посадить в тюрьму, или истязать молитвами за упокой души? А может быть, вы что-то другое хотите предложить? В угол поставить?
— Нет… Не знаю. Может быть, тюрьма? — растерянно предложил драчун, чувствуя, что почва уплывает из-под ног.
Параллельно он вспомнил, что писака недавно женился, и лоб покрылся холодком отрезвляющей испарины. Драчун смутился и поспешил платком стереть со лба следы замешательства.
Стрелок снова тихо шепнул доктору:
— Чтобы теперь самому занять место председателя.
Доктор поморщился и спросил у драчуна.
— А вы многих знаете, кого тюрьма исправила?
Драчун окончательно пришёл в себя. «Лучше уговорю мою дуру. С ней в компании всегда весело, и все мне завидуют, что она такая молодая и красивая, а для ребёнка наймём няню», — решил драчун, и на душе полегчало.
Он встряхнул головой, будто избавляясь от наваждения, и сердечно заговорил с председателем:
— Ты уж прости меня. Знаешь, под ложечкой вдруг засосало, а я вспомнил, какие она отменные пирожки умела готовить. Не то, что у нас в буфете. Мне вдруг так жалко её стало, вот и озлобился на тебя. Вспомнил, как она была счастлива, когда ты хвалил её. А как она тебя любила, готова была жизнь отдать. Давай съездим к ней на могилу, помянем.
Затем он обернулся к доктору и уверенно заявил:
— Доктор, я сейчас такую глупость сморозил. О каком исправлении может идти речь? Из тюрьмы люди выходят с надломленной или испорченной душой.
Председатель украдкой смахнул слезу, а догматик с усмешкой спросил:
— Доктор, кстати, о преступниках. Как же с ними поступать? На волю отпускать?
— В той модели будущего, что я вижу, человек сам себя по совести будет судить и наказывать, — ответил доктор.
— Ну, да, — хихикнул догматик. — Не пойман — не вор.
— Как, по-вашему, если вы без брюк выйдете на улицу, на вас обратят внимание? — спросил доктор, а догматик, почувствовав подвох, фыркнул в ответ.
