Джеймс Миченер - Роман

— Но он мог оказаться там с чем угодно, что попалось ему под руку.

Вместо ответа Цолликоффер наклонился над поврежденным знаком, внимательно разглядывая след удара:

— Говоришь, он рубанул топором? Не контролируя себя?

Когда Лукас утвердительно кивнул головой, Цолликоффера словно подстегнули.

— Нам надо встретиться со Стампфом! — Резко толкнув дверь мастерской, он пронесся по кухне, направляясь к своему пикапу. Мы с Йодером побежали следом.

— Куда это вы? — воскликнула Эмма.

— Скоро вернемся, — бросил через плечо Лукас.

Когда стало ясно, что всем троим придется взгромоздиться в двухместный пикап, я предложила:

— Давайте поедем на моей машине. Оскар довезет нас быстрее.

По дороге Цолликоффер сказал:

— Единственный раз я ехал в подобной машине на похоронах моей тетки.

Быстро добравшись до Дрездена, мы направились прямо в полицейский участок, где Цолликоффер вежливо объяснил, что хочет видеть капитана Стампфа.

— И остальные тоже? — спросил молодой полицейский, и Цолликоффер ответил:

— Мы все по одному делу.

Проходивший через приемную Стампф заметил меня и немедленно провел нас в свой кабинет, где Герман тут же объявил:

— То, что мы обнаружили, нельзя назвать уликой, но все же это заставило нас с Лукасом остолбенеть. — И он принялся пересказывать, как они отметали одну возможную версию за другой. Для Стампфа все они давно уже были пройденным этапом, и он поторопил их:

— Давайте ближе к делу.

Но Цолликоффера было нелегко сбить с избранного им пути, и он продолжал:

— Мы сказали, что убийцей должен быть молодой парень, очень сильный, которому знакомы эти места и, может быть, даже усадьба.

— Мы пришли к этому выводу еще месяц назад.

— Но вот что произошло сегодня. — И он стал рассказывать, как Йодер разрисовывает свои магические знаки и наносит орнамент по краям. Сбитый с толку Стампф смотрел на меня в замешательстве. Затем Цолликоффер с торжественным видом передал слово Йодеру, который быстро и коротко рассказал о том, как покупал знаки у Фенштермахера, как они срубали их со стены амбара и о том, как при этом вел себя парень, которого именуют Повидло. Лукас говорил так быстро и с такой неприязнью к этому парню, что Стампф попросил его повторить свой рассказ помедленнее.

— Я знаю, — сказал Йодер, — и все мы уверены, по крайней мере, я так считаю: это был Повидло.

— О Господи, — проворчал Стампф. — Ни один уважающий себя полицейский не скажет, что он сел на хвост парню, которого называют Повидло. Как его зовут на самом деле?

— Отто.

— Тоже не лучше. А теперь, господа, никому ни слова об этом, даже вашим женам. Отто не числился у нас среди подозреваемых, миссис Гарланд. Но теперь будет.

— Что вы собираетесь предпринять на этот счет? — не вытерпел Цолликоффер.

— Этого вам не нужно знать. Но мы искренне благодарны вам за помощь.

Прежде чем покинуть кабинет, Йодер попытался сказать:

— Когда вышла книга Талла, в «Инкуайер» появилась статья…

— Мистер Цолликоффер уже сообщал об этом — несколько недель назад. — И, когда я со своими доморощенными детективами уже была в дверях, он добавил: — Я внесу в журнал, что в этот день миссис Гарланд, Герман Цолликоффер и Лукас Йодер заходили, чтобы обсудить ход расследования убийства.

ВТОРНИК, 17 ДЕКАБРЯ. Все дни после нашего визита в полицию люди капитана Стампфа работали не покладая рук, пытаясь разобраться в том, что представляет собой Повидло. Сам Стампф время от времени заезжал ко мне, чтобы в общих чертах информировать меня о том, что происходит. От него я узнала, что молодой человек отличался несдержанным характером, вызывающим поведением и шалостями с автомобилями, как с родительскими, так и с теми, которые он заимствовал у соседей с согласия или без такового с их стороны. Футбольный тренер говорил о нем, что он один из лучших, а директор школы утверждал, что хуже не бывает. Полиции не удавалось раскопать о нем ничего существенного, кроме того, что он обладал дурными манерами и избыточным весом. Но они стали незаметно следить за ним, и четырнадцатого декабря, когда он проехал на красный свет да еще и оказался под градусом, у них появилось достаточно оснований, чтобы задержать его и посадить в камеру предварительного заключения. Пока он находился там, в полиции получили ордер на обыск и тщательно обшарили его дом, несмотря на дикие протесты его матери и угрозы отца. В среднем ящике комода в комнате парня среди массы хлама и книг, пропавших из школьной библиотеки, им удалось обнаружить копию статьи с фотографией Тимоти Талла, в которой говорилось о его возможных миллионах.

И тогда его взяли в оборот. А поскольку родители, наслышанные о правах своего сына, только на третий день сподобились нанять адвоката, чтобы подать исковое заявление в суд о законности его содержания под стражей, в ходе тщательных допросов стали один за другим всплывать подозрительные факты. Стампф, заверивший меня, что внимательно следит за допросами, но сам не участвует в них, постоянно предупреждал своих людей:

— Никто даже пальцем не должен трогать этого парня. Напоминайте ему его права на каждом допросе. Захочет пить — дайте воды. Время для сна — обязательно. И я хочу, Хикман, чтобы вы вели почасовые записи всего, что происходит.

На второй день, когда Повидло — полицейские называли его только так — дошел до кондиции, его спросили:

— Почему ты не воспользовался пистолетом?

И он совершил свою первую ошибку:

— Понятное дело — с пистолетом всегда нарываешься на неприятности.

— А почему же тогда не топор, с которым ты так ловко управляешься? Ребята говорят, что ты творишь с ним чудеса.

И он допустил вторую ошибку:

— Что я — ненормальный, чтобы разъезжать с топором в пикапе?

— А что же тогда у тебя было с собой, Повидло?

И тут вдруг лед тронулся:

— На меня налетела та собака. Надо же было чем-то отбиваться.

— И чем же?

— Стальным прутом.

— А зачем тебе нужен был стальной прут?

— Чтобы открыть окно, если бы я обнаружил, что все они закрыты изнутри.

— Ты собирался поискать в особняке деньги?

— Да. Но тут зажегся свет, и ко мне побежал мужчина, а собака чуть не схватила меня за горло. Я вынужден был защищаться, а что делать?

— Ты ударил собаку?

— Да. Я ударил, и она отскочила назад.

— Ты ударил мужчину?

— Нет. Но собака не унималась, и мне пришлось убить ее. Мужчина попытался защитить собаку и попал мне под руку. Я не хотел ударить его.

— Ему было нанесено много ударов, Повидло.

— Она продолжала лаять на меня, и я бил ее со всего размаха.

— Мужчине было нанесено множество ударов — наверное, с десяток.

— Я не хотел этого, я бил только собаку.

— Ты взял какие-нибудь деньги?

— В доме зажегся еще свет, и я побежал к пикапу.

— Что ты сделал со стальным прутом?

— Бросил в Ванси.

— Это совсем не по пути.

— Мне было страшно возвращаться прямой дорогой, и я поехал в объезд.

— Ты знал, что убил человека?

— Нет. Я знал только, что попал по нему несколько раз.

Когда в среду наконец появился адвокат, он страшно возмутился, узнав, сколько наговорил его клиент:

— Вы лишили его права презумпции невиновности.

Тогда Стампф показал ему протокол:

— Каждый раз в начале допроса, начиная с момента его задержания за управление автомобилем в нетрезвом состоянии, ему зачитывали его права. Это было общим счетом девять раз.

— У вас нет ни одной улики против него! — выкрикнул адвокат, на что Стампф ответил:

— Да, но прямо сейчас трое аквалангистов в зимнем снаряжении обследуют дно вдоль берега Ванси при помощи мощных металлоискателей.

ПЯТНИЦА, 20 ДЕКАБРЯ. На одиннадцать часов утра капитан Стампф назначил пресс-конференцию, но приказал Цолликофферу, Йодеру и мне находиться дома и никого не принимать в течение двух следующих дней.

Когда из трех немецких городов съехались репортеры, он объявил, тщательно выбирая слова, — мы слушали его по телевизору в «Большой комнате» моего дома, — что в результате интенсивных усилий полиции и помощи заинтересованных граждан найден убийца известного писателя Тимоти Талла. Молодой человек, тщательно предупрежденный о своих правах, признался в совершении убийства, и с трехметровой глубины Ванси извлечено орудие убийства. Когда репортеры потребовали назвать имя убийцы, Стампф членораздельно произнес:

— Отто Фенштермахер, девятнадцати лет, проживающий с родителями на ферме у перекрестка дорог Рениш-роуд и Кат-офф.

Через несколько минут после завершения пресс-конференции ферму Фенштермахеров наводнили фотокорреспонденты и репортеры. Одна особенно пронырливая корреспондентка из «Аллентаун кроникл» металась по Дрездену и наугад брала интервью у всех, кто подвернулся ей на пути. Она узнала, что прозвище убийцы — Повидло. Начинался всеобщий ажиотаж.