Владимир Колотенко - Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия
Мы помолчали.
– Потом это стало для меня театром, игрой. Мне было любопытно следить за людьми через стекла прицела – немое кино. Как они ходят, едят, целуются, спят – нездоровое, я скажу, любопытство.
Сдерживая дыхание, как последний подонок, лежишь где-нибудь затаясь, выжидаешь момент, затем – бац! Конец фильма. Ты сценарист, режиссер и продюсер, и даже киношник, впрочем только киношник, ты ведь только крутишь кино, давая возможность главному герою доиграть свою роль, а потом – тушишь свет. Все. Все! И выходит, что главный герой-то не он, а ты, главный – ты! Это радует… И, знаешь, – ничего личного. Просто игра. Кино.
Юра снова умолк, снял очки и, держа их на весу двумя своими белыми холеными пальцами скрипача, закрыл глаза. Он зевнул и как будто уснул на секунду.
Он снял ноги со стола, надел очки и, еще раз зевнув, теперь выполз из кресла и, наконец, прикурил сигарету.
– Человечество, – сказал Юра, не дождавшись от меня ответа, – чересчур увлеклось металлом и порохом. А надо бы генами и навозом.
Я так и не понял: при чем тут навоз?
Глава 5
Вскоре деньги уже гонялись за мной, у меня появилось право выбора не только мишени, но и места под солнцем. Ты не можешь представить себе, в каком котле я варился. С одной стороны солнце, море, коралловые рифы и пальмы… Это был маленький рай! Но с другой – ощущение вечной погони… Казалось, что за тобой охотится весь мир. И вот совсем недавно на помощь пришли цифровые технологии. Они просто спасли меня от нервного истощения. Я устал жить в постоянном напряжении, и они меня здорово выручили. Я избавился от назофобии…
Это были красочные сочные фразы к собственному памятнику, который он лепил на моих глазах из глины воспоминаний. Я не успевал наполнять его стакан.
– А помнишь, как мы лечили тебя от аллергии, когда ты объелся дармовыми апельсинами на свадьбе у Стаса? – спросил я, чтобы дать ему передышку.
История с апельсинами вызвала у него лишь легкую усмешку.
Я успел заметить, что Юра теперь стал гораздо щедрее, денег не считал и, по-моему, стал даже мотом. Однажды он вылил в раковину едва откупоренную бутылку дорогого вина. Я не смог оценить этот жест.
– Ты позволяешь себе…
– Да, – сказал он, – я хорошо зарабатываю. Просто терпеть не могу это пойло.
А мне вино показалось прекрасным.
– Мы просто должны смириться со своими страданиями. Ради спасения мира.
– Ты думаешь этот мир надо спасать? Разве он того стоит?
– Ты уже спрашивал. Он удивителен. Мы спасем его и сами спасемся.
– Единственное, что может меня спасти – это самоуважение.
Мне подумалось: надо бы хорошенько ошкурить его.
– Нам удалось расшифровать геном человека. Теперь я могу проследить…
– Расшифровать геном человека?!.
Я не мог поверить в то, что он сказал.
– Значит ты один из тех, кто?!.
– Что тебя так удивляет?
– Но я знаю всех, кто этим занимается. Я ни разу не слышал, чтобы кто-то из них назвал твое имя.
– И никогда не услышишь.
Всем своим видом я превратился в огромный вопрос. Юра сделал вид, что этого не заметил.
– Я много слышал о том, что…
– Большая половина из того, что ты слышал – неправда!
Я и не думал ему возражать.
– Скажу больше: я могу проследить теперь траекторию мысли генома и предсказать…
– Траекторию мысли генома?! Сильно сказано! Ты только вдумайся в то, что говоришь!
Юра пропустил мои слова мимо ушей.
– Я могу предсказать будущее генофонда, феноменологию поведения любого человека, любой жабы или бледной спирохеты…
Давно я не был так потрясен. Мы столько лет выбросили козе под хвост в поисках способов управления этой самой феноменологией генов, и вот передо мной сидел человек, который говорил об этом, как о маринованных лисичках. Значит, мы давно с ним шли по одной дороге.
– Ты – Нострадамус? – это все, о чем я мог его спросить.
Юра не ответил, а только поудобнее устроился в кресле, втиснулся, как бы вполз в него всем своим сбитым телом, как в нору, при этом ему пришлось выпростать ноги и, скрестив их, уложить на стол.
– Феномен Нострадамуса, – сказал он все тем же поучительным тоном, – теперь ясен каждому школьнику. Нострадамус – как биотестер. Так сложилась его жизнь и судьба, он был так воспитан и обучен, что его геном стал диктовать его мозгу картины будущего планеты. В этом нет ничего необычного. Мы придумали технологию предвидения будущего, основанную на изучении памяти ДНК. Это так же просто, как почесать задницу. Только гораздо убедительнее, чем это делают всякие там Нострадамусы и Мессинги, Грейси и Глобы, с указанием конкретных мест, дат и четкой формулировкой событий. Все изменения, любые потрясения носятся в воздухе и детерминируют поведение всего живого в том числе и функции ДНК. Этим объясняется феномен пророчества. За те деньги, которые платят ученым, гены должны разговаривать, и мы должны слышать не только их шепот, но и крик. Пусть это будет даже азбука Морзе или язык эсперанто, ты согласен?
У меня не было причин не доверять ему.
– Мне кажется, что теперь я все знаю о смерти.
Господи, Боже мой! Юра так просто это сказал, что у меня перехватило дыхание. Это было новое потрясение.
– Грань между жизнью и смертью невидима и неуловима, ты это знаешь лучше меня.
– Знаю, знаю…
– Я могу словом воздействовать на ДНК… Мы тут с Петей Гаряевым придумали способ бесконтактного влияния на активность хромосом.
Мне стало жутко от этих слов. Я тотчас вспомнил о Жоре, и не мог не спросить:
– Скажи, и этническое оружие?..
– Ты, я вижу, в курсе событий.
Я ждал ответа на свой вопрос.
– Да, – сказал он, – тут мы преуспели, и сегодня в мире нет…
– И ты в состоянии?..
– А то!!!
Он произнес это «А то!!!», как мальчишка, сбивший самолет рогаткой.
– Что же касается феномена смерти, то это всего лишь…
– Что?!.
– …всего лишь начало новой жизни.
Конечно, мы снова открывали друг друга. И удивлялись! Иногда мы с восторгом обсуждали какое-нибудь научное достижение:
– Из того углерода, что находится в твоем организме, можно сделать алмаз весом в несколько граммов.
– А из того, что в твоем?
Юра улыбнулся и сказал:
– А из моего – бриллиант, стоимостью в сотни карат.
Да, это было похоже на правду: цена его углерода заметно подскочила прямо на моих глазах. И я не переставал удивляться, с каким непреклонным старанием он лепил себе памятник из, как я уже говорил, из вязкой глины воспоминаний, на мой взгляд, с одной только целью: уцелеть в будущем.
– А правда, что все газеты пестрят о конце света?
Как раз в те дни газеты вытряхнули на свои страницы подробности об очередном предстоящем Армагеддоне.
– Правда, говоришь, – Юра лишь скептически улыбнулся, – где ты видел сегодня правду?
Глава 6
Я не мог не спросить:
– И этим ты зарабатываешь себе на жизнь?
– Я тогда уже созрел для мести и к тому же не мог устоять перед чарами такой перспективы.
– Чарами?
– Представь себе: я был очарован своим всемогуществом и свободой. Этим я удовлетворяю свое любопытство и живу в свое удовольствие. Немного моральных страданий и…
– Ты мог бы найти и другой источник доходов.
– Ты – тоже, – отрезал Юра. – Ничто не стоит так дорого, как жизнь человека, у которого есть деньги или которому они нужны в большом количестве.
– И ты этого никогда не стыдился?
– Стыд, честь, совесть… Что это такое?
– Это знает каждый благовоспитанный ребенок.
Юра снял очки, шумно дохнул на стекла и стал тщательно их протирать носовым платком. Затем улыбнулся.
– Ты же знаешь: я – дитя подворотни.
– Не юли, – сказал я.
– У меня, – проговорил, наконец, он, – работа нестыдная, хотя есть и не все, чем хвастают люди друг перед другом. Но того, что у меня есть, вполне хватает, чтобы быть счастливым. Меня тяготит лишь будущее, неопределенность…
Он продолжал тереть стекла.
– Скажу больше: у меня в предместье Парижа маленький карманный НИИ, там работают уникальные люди, мы строим свой мир по нашим чертежам и проектам. А наука должна хорошо финансироваться.
– Ты про банк мне расскажешь? – спросил я.
Юра тщательно расправил носовой платок, затем сложил вчетверо и, словно боясь помять уголки, сунул его в боковой карман, висящей на кресле куртки.
– А с совестью я всегда дружил и никогда не страдал от ее угрызений. И честь…
Он надел очки, и я увидел его черные глаза.
– …никогда не терял.
– Именно такой ты нам и подходишь! – сказал я.
Он снова расхохотался.
– Правда, знаешь, иногда…
Юра приложил ладонь правой руки к сердцу.
– Что, свинец в груди? – спросил я.
Он кивнул:
– Да.
– Слушай, – неожиданно спросил я, – а твоя скрипка цела?
– Ну да!..
Я искренне обрадовался!
– Извини, – сказал я, – мне нужно позвонить.
Я разговаривал с Юлей, а сам радовался тому, что с Юрой мы наверняка найдем общий язык.
