Видади Бабанлы - Когда молчит совесть
— Любит, мама. Любит!
— Кто любит, детка?
— Арзу!
Насмешливая улыбка тронула старческие губы.
— Ты это только сейчас понял?
Вугар аккуратно сложил письмо, сунул его обратно в конверт и, пряча во внутренний карман пиджака, спокойно сказал:
— Я давно знал, что она любит меня, мама. Но из этого письма сегодня я понял всю огромность этой любви.
— Поздновато!
Вугар не стал оправдываться.
— Есть одна причина, мама, ты не знаешь об этом. Между нами произошел неприятный разговор… — искренне признался он.
Старая женщина устало глядела в одну точку. Вспомнилась молодость, далекая, скрывшаяся за вереницей длинных годов. Она печально улыбнулась.
— Ссоры между влюбленными, сынок, обычное дело. Вы молоды, стараетесь покрасоваться друг перед другом. А стоит один раз взглянуть в глаза, и все забудется. Ну, садись, чай стынет.
Глава четвертая
Вугар не стал задерживаться дома. Теперь, когда у него появилась надежда на примирение с Арзу, он немного успокоился. Оставалось ждать вечера, чтобы Арзу вернулась из института. А он пока съездит на работу, и если там тоже все будет благополучно, то все беды останутся в прошлом. Он придет на свидание веселый, довольный. А когда идешь мириться с любимой девушкой, хорошее настроение так много значит!
Он быстро позавтракал, привел себя в порядок, почистил туфли и подошел к зеркалу. «Молодой человек должен заботиться о своей внешности, — вспомнил он, как его всегда наставляла старая Джаннат, — стыдно приходить на свидание неряшливым…»
Да и в институте, где, он знал, у него достаточно недоброжелателей, надо появиться подтянутым и аккуратным, чтобы своим внешним видом доказать противникам: неприятности не сломили его, он в прекрасной форме.
Однако в фойе института Вугар никого не встретил. Даже в приемной директора, где обычно всегда толклись сотрудники из общего отдела, сегодня было безлюдно. Казалось, огромное здание опустело. И на верхних этажах не слышалось ни шагов, ни разговоров. Эта необычная тишина в первое мгновение показалась Вугару странной. «Может, сегодня выходной день? — подумал он. Но если так, почему настежь открыты ворота и охранник пропустил меня?»
Вугар дошел до середины фойе и обернулся, хотел что-то спросить у дежурного охранника. Взгляд его упал на часы, прибитые над дверью, и ему сразу все стало ясно. Сейчас в лабораториях самый разгар работы. Как правило, до обеденного перерыва никто оттуда не выходил.
Ему нравился этот ставший уже почти законом порядок. Раньше, когда Вугар дни и ночи проводил в лаборатории, он не замечал этого само собой установившегося правила, не было у него времени обращать внимание на подобные вещи!
Ступая осторожно, чтобы не нарушать тишины, он подошел к доске приказов. Интересно, какие новости, касающиеся его работы, произошли в институте за то время, пока он отсутствовал?
Но как внимательно ни изучал он приказы, не было среди них ни одного, где бы упоминалось имя Вугара или его работа. Даты под приказами были старые. На одном из двух рядом приклеенных объявлений партийная, комсомольская и профсоюзная организации горячо поздравляли институтскую футбольную команду с получением звания чемпиона Академии наук Азербайджанской ССР и желали молодым сотрудникам и в дальнейшем блестяще сочетать спорт с научным творчеством. Другое объявление доводило до сведения всех записавшихся в жилищный кооператив, что не уплатившие вовремя пай будут вычеркнуты из списка.
Вугар уже хотел отойти от доски, как вдруг его остановил чей-то удивленный и вместе с тем начальственный голос:
— Товарищ Шамсизаде?!
Голос был незнакомый. Кто мог разговаривать с ним так властно? Он не успел повернуться, как перед ним возникла высокая полная женщина:
— Слава аллаху! Наконец-то… Неужели мы видим вас?!
Женщину эту, в голосе которой соединились и радость и укор, Вугар знал. Это была заведующая общим отделом института — Бекташева. Точная в работе, предельно аккуратная, Бекташева пользовалась в институте всеобщим уважением. Она была подчеркнуто официальна, неразговорчива, редко улыбалась, даже седовласые профессора и почтенные ученые порой с опаской обращались к ней. Не было в институте такого человека, который посмел бы поднять голос на Бекташеву, вступить в спор, сказать ей что-нибудь наперекор. И сейчас, когда Бекташева так ласково заговорила с Вутаром, он обрадовался: это был добрый знак, значит, его дела в институте обстоят не так уж плохо! Иначе не стала бы Бекташева так шумно приветствовать его, а пожалуй, и не взглянула бы в его сторону.
— Салам алейкум, Селминаз-ханум. Как вы себя чувствуете? Как идут ваши дела?
Он спросил это из самых лучших побуждений, ему хотелось предстать перед заведующей отделом человеком сердечным и тем самым установить с ней добрые отношения. Но, как говорится, хотел бровь подправить, а глаз выколол. Не учел, что Бекташева терпеть не могла подобных любезностей. Здороваться с нею нужно было предельно официально, не переходя за черту служебных отношений, а уж спрашивать, как идут ее дела, то есть заводить разговор, не относящийся к делу, было совершенно излишним.
Бекташева ничего не ответила, нахмурилась и проговорила серьезно и строго:
— Где же это вы пропадали? Почему ничего не давали знать о себе? Бросив все дела, мы разыскиваем вас, милицию на ноги подняли. Или вы решили поиздеваться над нами?
— Меня не было в городе, Селминаз-ханум…
Но Бекташева, не желая слушать оправданий, оборвала его на полуслове:
— Не утруждайте себя, нам уже все известно. Вы получили нашу телеграмму?
— Получил, Селминаз-ханум, и первым же поездом прибыл в Баку.
— Весьма мило, — ехидно сказала Бекташева. — Значит, не отправь мы телеграммы, вы бы так и не вернулись?
Вугар не стал возражать — Бекташеву все равно не переубедишь. Он глядел в пол, чуть заметно улыбаясь.
И вдруг Бекташева взмахнула рукой и крепко вцепилась Вугару в локоть, словно испугалась, что он сейчас сбежит и больше никогда здесь не покажется.
— Идемте, ради бога! Сдам вас с рук на руки товарищу Гамзаеву, не то кто знает, что вы еще можете выкинуть. Вот уже сколько дней, как он меня только о вас и спрашивает. Вперед! — приказала она.
* * *Заместитель директора института по научной части Муршуд Гамзаев сидел в глубоком старомодном кресле и спокойно разговаривал с кем-то по телефону. Плотно прикрытая, обитая кожей дверь резко скрипнула, и он поднял голову. Увидев Вугара, смущенно задержавшегося на пороге, а за его спиной торжествующую Бекташеву, Гамзаев, улыбаясь, махнул ему рукой, подзывая к себе, и указал на стул, стоявший рядом с креслом.
— Вы совершенно правы, я абсолютно согласен с вами, — явно взбодренный, продолжал он телефонный разговор. — Чистая совесть — самая мягкая подушка. Наша обязанность устранить подобные недостатки и оказать ему всемерную помощь. Да вот и он сам! Нет, нет, только что зашел! Ну что же, не возражаю. Он подъедет к вам, и вы сами с ним посоветуетесь…
Положив трубку, Гамзаев повернулся к Вугару, долго оглядывал его и вдруг многозначительно усмехнулся:
— Сельский воздух пошел тебе на пользу, ты поздоровел! Чем тебя там кормили?
— Птичьим молоком — прекрасное лекарство!
Профессор Гамзаев помолчал и снова внимательно посмотрел на Вугара.
— Не оттого ли ты такой гордый?
— Нет, профессор, для гордости у меня есть другие основания.
— Какие же, например?
— Уважение, почтение, бескорыстная забота, которую я ощутил среди односельчан.
— И только-то?
— Нет, еще сердечность, ласковое обращение.
— Что же еще?
— Больше ничего!
Гамзаев сощурился, и глаза его стали совсем узкими.
— Ты скрываешь главное. Кажется, тебе преподали там уроки боевитости. Я по твоему тону чувствую, что ты вернулся с твердым намерением драться…
— Правильно почувствовали, профессор, — все с той же уверенностью в себе ответил Вугар. — Я приехал драться и скорее погибну, чем сдамся!
— Слышу слово настоящего мужчины! — смуглое лицо Гамзаева словно осветилось изнутри. — Вот теперь ты мне нравишься, таким, и должен быть человек, истинно преданный науке. — Он глубже уселся в мягком кресле, голос его вдруг стал усталым. — Признаться, мы очень на тебя обиделись. Это внезапное исчезновение поставило в трудное положение не только вашего научного руководителя, но и весь институт. Недоброжелатели подняли головы…
— Это понятно, профессор, обессиленный враг кидается на тень…
— Неразумный джигит…
Вугар замялся, поняв, что Гамзаев намекает на него, и, подумав, шутливо ответил:
— Вы правы, неразумный джигит бросает друзей в беде…
