Тим Скоренко - Рассказы

Итак, день рождения. Звонок в дверь. Заходит Миша и ещё кто-то. В квартире уже бурно празднуют. Баклажан принимает поздравления. Миша говорит, мол, так и так, мы тут с ребятами скинулись, купили тебе девочку на всю ночь и день. Баклажан смотрит: симпатичная девочка, и вот он говорит: «Ребята, я тут отойду в спальню, вы тут без меня пока кушайте и празднуйте». И отходит. За это время Миша рассказывает тем, кто не курсе, в чём собственно, прикол.

И наступает гробовая тишина. Все молчат и внимательно слушают, что же происходит в комнате. А в комнате раздаются восторженные мужские вздохи и ахи. И все начинают ржать. Сначала тихо, потом громче и громче, и каждый новый звук из комнаты вызывает новый приступ дикого смеха.

И тут раздаётся вопль. Дикий мужской вопль. Все замолкают. Дверь открывается. На пороге — Баклажан в чём мать родила, на лице — печать омерзения. «У неё там… член…» выдыхает он. Все дико ржут. Сзади подкрадывается «проститутка», полуобнимает Баклажана и говорит: «Ну пойдём, милый, куда же ты?» Баклажан вырывается и с диким воплем скрывается в ванной.

Так Миша нажил себе нового мелкого врага.

Экзамены я сдавал обыкновенно, ни фига не зная, но профессионально забалтывая преподавателя. И все преподаватели думали, что я страшно умный, и ставили мне «отлично».

Материаловедение (или металловедение) вёл у нас замечательный дядька Соколов, очень весёлый и умеющий довольно интересно изложить даже самую нудную тему. А в материаловедении все темы были нудными — без исключений.

Естественно, к экзамену я явился в полном вооружении. Конспект засунут за пояс сзади (о да! Для экзаменов и был приобретён мой единственный в жизни пиджак, ныне уже покойный), и два учебника с собой — по карманам. Толстенные учебники, как влезли, не помню. Значит, подхожу я, беру билет, сажусь. Всё списал — от первого до последнего слова, и даже выучить успел. Всё нормально, жизнь прекрасна.

Выхожу отвечать. Всё по выученному отвечаю, но на дополнительных вопросах несколько сыплюсь. Но Соколов помнит, что студент вроде как неплохой, что на лекциях был, что билет знает, просто как бы волнуется (ага, щас, волнуюсь — я ж актёр, так сыграл, что пот тёк и поджилки очень реалистично тряслись). И он говорит:

— Ну ладно. Задам вам один ещё дополнительный вопрос. Ответите — поставлю «отл», не ответите — «хор».

Меня, в общем, и «хор» устраивает, но хочется же большего. Хорошо, говорю, мол, давайте. Он задаёт:

— Из чего сделана батарея?

А все мои одногруппники, которые сидят в аудитории, знают, что я ни хрена вообще по предмету не смыслю. Слышу сзади: «из чугуна».

— Из чугуна, — говорю.

— Правильно, — говорит Соколов, — а из какого?…

Всё, висяк. Мучительно вспоминаю названия чугунов. И тут меня осеняет. Батарея точно сделана не из белого чугуна, потому что она кривая и серая.

— Не из белого, — говорю.

— Правильно, — говорит Соколов. — Так всё же?

Чёрт его знает. Ну, думаю, вряд ли из высокопрочного. Она ж хрупкая совсем, помню, лопнула у нас дома как-то.

— Не из высокопрочного, — говорю.

— Верно, — ухмыляется Соколов. — Вот видите, всё знаете. А всё же из какого?

Я начинаю говорить:

— Не… из… се…

А Соколов выжидательно смотрит и чуть-чуть помигивает. И я всё понимаю.

— Из серого! — торжествующе говорю я и получаю своё «отлично».

Как выяснилось, это был самый простой вопрос из всех-всех-всех дополнительных, заданных Соколовым на этом экзамене кому бы то ни было. И он, кстати, поставил десяток троек, и 6 «неудов» отправил не пересдачу. А я, как всегда, всё на халяву.

Из Питера в Минск нет удобных (для меня) поездов. Поэтому из Питера я обыкновенно еду поездом Санкт-Петербург — Кишинёв до Орши, а потом электричкой до Минска. Поезд молдавский, соответственно, проводники там молдавские. Поездите сами — посмейтесь. Самой рекордной поездкой для меня стал путь из Питера в начале 2006 года.

Молдавский язык по фонетике очень похож на русский. То есть говорят разборчиво, будто по-русски, только слова непонятные. Но ругательства в их языке, наверное, отсутствуют. Поэтому звучит это примерно так: «Акураркто рипул ыпригоп прин, блядь, липоун киеищвы выурла, ебать пилна пурныв сикро…» и так далее. Между собой они только так и разговаривают. И все мужики.

Приходит ко мне проводник бельё выдавать. Достаёт пакет полиэтиленовый, запечатанный, ну, всё как обычно. И параллельно жрёт пирожок. На моих глазах разрывает пакет с моим бельём и начинает жирными руками перебирать и пересчитывать. Я возмущаюсь:

— Зачем вы пакет разрываете?

Он, с диким акцентом:

— Чтобы тебе ничего лишнего не положили, и ты ничего не украл.

Я в ужасе, ну да ладно. Ночью просыпаюсь от того, что около меня кто-то стоит. И аккуратно снимает с меня простыню (я на второй полке). Открываю глаза: проводник. Говорю:

— Какого хрена ты с меня простыню снимаешь?

Он отшатывается.

— Чтобы ты её не украл! — и ретируется, оставив мне простыню.

Сам, вероятно, хотел типа украсть, а так — чтобы на меня свалить. Он не обратил внимания, что я до Орши, а не до Кишинёва.

Квинтэссенцией идиотизма было то, что на 10 вагонов поезда работал 1 (один!!!) титан в 5-м вагоне, посерединке. Ни чая, ни каких-либо других товаров у проводников не было. А когда я достал свои пакетики с чаем и спросил проводника, где взять кипяток, он ответил:

— В пятом вагоне.

А я ехал в девятом.

До Орши я дожил, слава Богу. Впрочем, многие поездки на разных поездах породили множество баек. Постараюсь в будущем их изложить.

Как-то раз я столкнулся с замечательными проводниками на Украине. Дело было в августе 2007-го года. Мы ехали с фестиваля «Славутич-2007», поезд на Минск отходил из Чернигова. На было трое — я, минский бард Саша Мазаник и поэтесса Аня Баркун. На перроне стояла толпа ребят из города Сумы, которые ехали другим поездом и потому выбрались на перрон проводить нас.

Проводников в вагоне было двое — совсем молоденькие парнишки, хорошо если по 18 исполнилось, а скорее всего — меньше, вообще практиканты какие-то. Из проводницкого купе всё время раздавался ритм в 140 ударов в минуту, гогот и мат. В общем, типичные представители провинциального быдла, простите за терминологию.

Ну а мы, значится, прощаемся. Мы с Аней по пояс высунулись в форточку, сумчане нас фоткают, смеёмся, Саша Мазаник пытается между нами втиснуться, я уступаю ему территорию, и тут меня сзади за штаны кто-то тянет. И говорит:

— А ну слезай, бля…

Пацан этот, проводник. Я говорю:

— Что?

Саша с Аней торчат в окне, диктуют сумчанам e-мейлы. Проводник мне:

— Что слышал. И этих своих убери, бля…

И вот тут я несколько вскипаю.

— Что??? — говорю. — Ты с кем…, разговариваешь…? Ты…, чего себе возомнил……. (тут сложное ругательство)? Я тебе сейчас… голову… и… И чтобы я тебя… до конца поездки… не видел, понял, мелочь…!

Он аж осел.

— Из-звините (о! вспомнил, что я — незнакомец, клиент и старше)

И ушёл. Харя такая наглая.

Ну да ладно. Но вот пришло время получать постели. Проводники даже и не шевелятся. В вагоне людей немного — человек 20, и я уже слышу, как кто-то идёт и выбивает из проводников постель жалобным голосом. Женский голос: «…вот пожалуюсь начальнику поезда…» Иду за постелями. Отодвигаю женщину. Проводники слушают какого-то димубилана с мобильного телефона. Заняты. Говорю:

— Можно взять постели? Где они?

Проводник (другой, не «мой») отмахивает, мол, позже. Беру у него из руки телефон и говорю:

— Я тебе это сейчас в задницу засуну. Где постели…????…!!!!

«Мой» проводник вяло показывает на шкаф. Беру со стола ключи проводника (они так и валяются там сцепкой), достаю постели (на троих) из шкафа, кидаю ключи обратно.

Вслед выбегает «не мой» проводник.

— Э-э-э, а заплатить?

Оборачиваюсь:

— Я тебе сейчас харю…, понял….

Он ретируется в купе.

Думал, всё. Нормально. Ни фига. Позже захотелось чаю. Пошёл к проводникам. Открываю купе. Говорю.

— Чай.

«Мой» смотрит на меня. Встаёт несколько настороженно, берёт стакан, кладёт сахар и заварку. Забираю это у него.

— N гривен, — говорит (не помню сумму).

— Обойдёшься….

Исчезает в купе. Больше я его не видел.

Доехали без приключений, в Минске нормально вышли. Но из этого случая я сделал один очень простой вывод. С ними можно разговаривать только на их языке. Тогда доходит.

Бывает три категории представителей закона — милиционеры, менты и мусора. Слава Богу, милиционеров немало. Тех, кто и в самом деле поможет, а если и накажет, то справедливо.