Эрик Сигал - История любви
— Он знает, — ответила Дженни.
Затем она повернулась, чтобы доставить удовольствие другой стороне улицы.
— Он это знает, — повторила она для другой группы болельщиков. Потом взяла меня за руку (я был чужаком в этом раю) и повела вверх по ступеням дома 189А на проспекте Гамильтона.
Это был неловкий момент.
Я просто стоял там, а Дженнифер сказала:
— Это мой отец.
И крепыш Фил Кавиллери, лет сорока с большим хвостиком, рост примерно 175, вес 75, протянул мне руку.
Я ощутил его крепкое пожатие.
— Рад с вами познакомиться, сэр.
— Фил, — поправил он. — Просто Фил.
— Фил, сэр, — сказал я, продолжая трясти его руку.
Еще был момент испуга. Потому что когда он выпустил мою руку, мистер Кавиллери повернулся к дочери и заорал: «Дженнифер!»
Секунду ничего не происходило. А потом оба бросились обниматься. Крепко. Очень крепко. Раскачиваясь из стороны в сторону. В качестве комментария к этой сцене мистер Кавиллери повторял (теперь едва слышно) только одно слово: «Дженнифер, Дженнифер!» И единственное, что могла ответить на это его умудренная университетским образованием дочь, было: «Фил, Фил!»
Я точно был здесь лишним.
* * *Выручил меня в тот день один навык моего изысканного воспитания. Мне всегда внушали, что разговаривать с набитым ртом неприлично. А поскольку Фил и Дженни точно сговорились постоянно наполнять рот едой, говорить мне почти не приходилось. Я съел рекордное количество итальянских пирожных. Позже я порассуждал о том, какие из них понравились мне больше и почему (я отведал по два каждого сорта, чтобы не обидеть хозяина), чем вызвал восторг обоих Кавиллери.
— Он о’кей, — сообщил Фил своей дочери.
Что бы это могло значить?
Нет, мне уже не нужно было объяснять, что такое «о’кей». Я лишь хотел знать, которым из своих немногочисленных и весьма осторожных действий я заслужил эту благословенную оценку.
Похвалил его любимое пирожное? Достаточно крепко пожал ему руку? Еще чем-нибудь?
— Я же говорила, Фил, он о’кей, — сказала его дочь.
— Ну да, о’кей, — отвечал ее отец. — Но надо же мне было самому поглядеть: Теперь убедился. Оливер!
Это он обращался ко мне.
— Да, сэр?
— Фил.
— Да, Фил, сэр?
— Ты о’кей.
— Спасибо, сэр. Я вам очень благодарен. Правда. Вы ведь знаете, как я отношусь к вашей дочери, сэр. И к вам, сэр.
— Оливер! — перебила меня Дженни. — Перестань, черт возьми, отвечать как какой-то придурок-подготовишка.
— Дженнифер! — перебил ее мистер Кавиллери. — Прекрати ругаться. Этот сукин сын ведь наш гость.
* * *За обедом (пирожные оказались только закуской) Фил попытался завести со мной серьезный разговор. И знаете, о чем? У него была идиотская идея, что он сможет наладить дипломатические отношения между Оливером III и Оливером IV.
— Дай-ка мне только поговорить с ним по телефону, как отцу с отцом.
— Не стоит, Фил. Чего зря время тратить?!
— Но не могу же я сидеть и смотреть, как отец от своего ребенка отказывается! Нет, я так не могу.
— Я тоже от него отказываюсь, Фил.
— Чтобы я этого больше никогда не слышал! — заявил он, не на шутку рассердившись. — Отцовскую любовь надо ценить и уважать. Это большая редкость.
— Особенно в нашей семье, — заметил я.
Дженни сновала между кухней и столовой и почти не принимала участия в разговоре.
— Давай, набирай его номер, — настаивал Фил, — и я мигом все улажу.
— Нет, Фил. Мы с ним отключили связь.
— Брось, Оливер. Увидишь, он оттает. Раз я говорю оттает, значит оттает, поверь. Когда придет время ехать в церковь…
Дженни, которая расставляла тарелки для десерта, сказала:
— Фил!
— Да, Дженни?
— Насчет церкви…
— Ну, чего?
— Ну, мы это не хотим, Фил.
— Как? — не понял мистер Кавиллери и тут же, поспешно сделав неправильный вывод, с извиняющимся видом повернулся ко мне. — Я, это, не имел в виду, что обязательно католическая церковь, Оливер. То есть Дженнифер, конечно, сказала тебе, что мы католики. Но я имел в виду вашу церковь, Оливер. Клянусь, господь благословит такой союз в любой церкви.
Я посмотрел на Дженни, которая, похоже, так и не обсудила эту важную тему в телефонном разговоре с отцом.
— Оливер, — объяснила она. — И так слишком много ему для одного раза.
— О чем это вы? — спросил любезный мистер Кавиллери. — Давайте уж все вываливайте на меня. Все, что у вас на уме.
Почему-то именно в этот момент взгляд мой упал на фарфоровую статуэтку Девы Марии, стоявшую на полочке в столовой семьи Кавиллери.
— Это насчет божьего благословения, Фил, — промямлила Дженни, отводя взгляд от отца.
— Да, Дженни. И что? — спросил он, страшась самого худшего.
— Ну, мы к этому негативно относимся, Фил, — сказала она и посмотрела на меня, ища поддержки. Я подбодрил ее взглядом.
— К Богу? К любому Богу?
Дженни кивнула.
— Можно, я объясню, Фил? — спросил я.
— Да, пожалуйста.
— Мы с Дженни не верим в бога, Фил. И лицемерить не хотим.
Думаю, он стерпел такие слова только потому, что это сказал я. Ее он мог бы и треснуть. Дженни точно могла бы оплеуху заработать. Но теперь он был третьим лишним, чужаком. Он не мог смотреть ни на нее, ни на меня.
— Ну что ж, прекрасно, — сказал он после долгого молчания. — Может, мне хоть сообщат, кто совершит обряд?
— Мы сами, — ответил я.
Он посмотрел на дочь за подтверждением. Дженни кивнула — все верно.
Он снова надолго замолк, потом еще раз повторил «прекрасно» и спросил, считаю ли я, как будущий юрист, что такой брак будет — как это называется? — действительным?
Дженни объяснила, что на нашем обряде будет университетский капеллан-унитарий («А, капеллан…» — пробормотал Фил), пока жених и невеста обмениваются обращениями.
— Невеста тоже будет говорить? — спросил он, точно именно это могло дать ему умиротворение.
— Фил! — воскликнула Дженни. — Ты можешь представить себе такую ситуацию, в которой я могла бы промолчать?
— Нет, детка, — ответил он, изобразив подобие улыбки. — Тебе всегда надо что-нибудь сказать.
На обратном пути в Кембридж я спросил Дженни, как, по ее мнению, прошла встреча.
— О’кей, — ответила она.
10
Мистер Уильям Ф. Томпсон, заместитель декана Гарвардской юридической школы, не поверил своим ушам.
— Я не ослышался, мистер Барретт?
— Нет, сэр.
Сказать это в первый раз было нелегко. Повторить — не легче.
— На следующий год мне понадобится стипендия, сэр.
— В самом деле?
— Поэтому я и пришел к вам, сэр. Вы ведь заведуете финансовой помощью, не так ли?
— Да, но это весьма странно. Ваш отец…
— Он больше в этом не участвует.
— Простите? — мистер Томпсон снял очки и стал протирать их кончиком галстука.
— Между нами возникли некоторые разногласия. Мистер Томпсон снова надел очки и посмотрел на меня тем ничего не выражающим взглядом, овладеть которым под силу лишь деканам.
— Это весьма прискорбно, мистер Барретт, — заметил он. Для кого, хотел я спросить. Этот тип начинал меня доставать.
— Да, сэр, — подтвердил я. — Весьма прискорбно. Поэтому я и обратился к вам, сэр. Через месяц я женюсь. Мы оба будем работать в летние каникулы. Потом Дженни, это моя жена, устроится учительницей в частную школу. На жизнь этого хватит, но не на оплату обучения. У вас ведь высокая плата, сэр.
— М-м, да, — проговорил он. И все. Он что, не врубился? За каким чертом, он думает, я к нему пришел?
— Мистер Томпсон, мне нужна стипендия, — заявил я ему открытым текстом уже третий раз подряд. — В банке у меня пусто, и я уже зачислен студентом.
— Да-да, понимаю. Однако срок подачи заявлений на стипендию давно истек, — нашел он наконец техническую отговорку.
Что удовлетворит подлеца? Пикантные подробности семейной распри Барреттов? Или ему нужен скандал? Чего он хочет?
— Мистер Томпсон, когда я поступал в вашу школу, я не знал, что так случится.
— Разумеется, мистер Барретт, однако должен вам сказать, что, по моему мнению, нашей администрации не следует вмешиваться в вашу семейную ссору. Весьма, повторяю, прискорбную.
— О’кей, — сказал я, вставая. — Я вижу, к чему вы клоните, на что вы намекаете. Но я не собираюсь целовать жопу своему отцу ради того, чтобы ваша школа получила собственный Барретт-холл.
Уже уходя, я услышал, как мистер Томпсон произнес:
— Это несправедливо.
Я был полностью с ним согласен.
11
Дженни получила диплом в среду. На церемонию в Кембридж приехали ее многочисленные родственники из Крэнстона и Фолл-Ривера и даже какая-то тетка из Кливленда. По предварительной договоренности я не был представлен в качестве жениха, а Дженни не надела обручального кольца, — чтобы никто раньше времени не обиделся, что не попал на свадьбу.
