Гор Видал - Майра
Похоже, я плакала. Круг возле ванны, нет, два круга, один светлый, другой темный, его и ее, давили на меня. Что я делаю? Я, Майра Брекинридж, Женщина, бредущая по пустыне в своем длинном волочащемся платье. Внезапно я увидела моего любовника, священника, пожертвовавшего небесным покровительством ради моего тела. Я простерла руки и побежала к нему по серебристым пескам…
Я едва могу писать. Все расплывается у меня перед глазами, но я должна точно зафиксировать мои впечатления, потому что они необыкновенно сильные и важные. Окно в мир прозрения наконец-то распахнулось, и теперь я знаю, что то, о чем я всегда догадывалась, является правдой: я знаю, что время – это течение пространства, что мини-юбки слишком коротки для меня, что мир тесен. Это ад.
14Ужасное похмелье, результат взаимодействия джина и марихуаны, ведь сама по себе марихуана не должна давать последствий, если, конечно, это не легенда, придуманная наркоманами. Я в своем офисе, пытаюсь подготовиться к первому сегодняшнему занятию. Пишу эти строки с громаднейшим усилием. Мои руки дрожат. Я чувствую себя совершенно больной.
Вечеринку устроил один из студентов музыкального отделения, Клем или Клинт, что-то в этом роде. Я никогда раньше с ним не встречалась, но вчера утром Глория Гордон (она в моем классе по перевоплощению) сказала мне, что у него бывают изумительные «отвязные» вечеринки и что я буду желанной гостьей, поскольку он, Клем или Клинт, давно уже заочно восхищается мной.
Итак, говоря поэтически, Лаура пришла на вечеринку к Петрарке, и теперь у нее раскалывается голова. Это было слишком унизительно, и, даже когда я в одиночестве лежала в пустой ванне с двумя кругами, уставившись на электрическую лампочку, у меня было чувство, что я на виду у всего мира. За записи, которые я сделала тогда, я взялась не для того, чтобы зафиксировать ощущения, вызванные действием наркотика, а чтобы вырваться из парализовавшего меня оцепенения. По-видимому, я не могла ни двигаться, ни говорить практически до того момента, как Клем или Клинт и Глория сорвали запор двери ванной комнаты и освободили меня из плена моих фантастических видений.
К счастью, они восприняли все это как грандиозную шутку, но мне до сих пор стыдно, что оказалась в подобной ситуации, ибо тут затронуто мое достоинство; даже сошедшие на меня тогда откровения оказались напрасными, поскольку при свете дня мне весьма трудно поверить в космическое сознание. На самом деле, это ужасное похмелье, по-моему, служит доказательством того, что пресловутое проникновение в суть мистического есть просто физиология, результат резкого снижения содержания сахара в крови, питающей мозг. Мой мозг, лишенный сахара в течение нескольких часов этой ночью, сейчас словно заполнен жидкостью, ее становится все больше и больше, она отчаянно стремится найти выход через темя, и я боюсь, что мой череп может лопнуть, как шар из папье-маше.
Вечеринка показалась мне интересной, по крайней мере вначале. Я была одной из самых старых среди присутствовавших, что совершенно не угнетало меня благодаря этим долгим сеансам у доктора Монтага, где я с большим трудом научилась выстраивать психологическую самозащиту. Я чувствовала себя совершенно свободно: смеялась, болтала и в целом вела себя не как преподаватель, а как просто Майра Брекинридж, красивая женщина, которой нет тридцати. В результате некоторые из молодых людей выказали ко мне сексуальный интерес, но, хотя я поддразнивала и флиртовала с ними, я не только не позволила никаких интимностей, но даже не дала им понять, что это возможно когда-либо в будущем. Я предпочитала оставаться в образе Грир Гарсон, грациозной леди, чья чуткая грудь создана для того, чтобы на нее в последний час склонилась голова умирающего героя, а не для грубых лап кого-то из этих невежественных юнцов.
Но оказалось, что секс не имел такого особого значения в этой компании. Они здесь носили разные значки, среди прочего провозглашавшие губернатора Калифорнии лесбиянкой, президента богом, а Фродо (персонаж одной из сказок Толкина) реально существующим лицом. Все это довольно примитивно, на мой вкус. Но нужно быть открытой для любого опыта; в определенном смысле молодые определяют течение жизни, хотя бы потому, что их сейчас больше, чем нас. Но они все-таки странные создания, особенно для того, кто воспитан на идеалах сороковых годов. Они совершенно спокойно относятся к сексу; они не только занимаются любовью друг с другом, они участвуют в оргиях в самом прямом смысле слова, что невероятно для моего поколения, чьи понятия о любви в наиболее концентрированном виде выразили Лесли Говард и Ингрид Бергман в «Интермеццо». И все же, несмотря на физическую продвинутость, их истинные интересы, похоже, странным образом находятся вне секса. Им нравится подолгу сидеть, абсолютно ничего не делая, просто слушая музыку или то, что они считают музыкой. Они пассивны; отсюда популярность марихуаны и других наркотиков.
Конечно, все это началось с моего поколения (хронологически, не идейно). В пятидесятые годы можно была наблюдать, как дзэн-буддизм становился массовым увлечением. Поведение наших битников и их отношение к жизни нельзя было назвать пассивным. Они всегда к чему-то стремились, хотя, увы, никогда ничего не достигали. Мы с Майроном не разделяли ни их удовольствий, ни их отношения к жизни, ибо, несмотря на нашу молодость, мы все же принадлежали к сороковым, к тому последнему периоду человеческой истории, когда люди были способны ощущать свою полную ответственность за все, что происходило вокруг. Разумеется, я имею в виду войну и необходимость противостоять Гитлеру, Муссолини и Того. И я нисколько не преувеличиваю, когда утверждаю, что отдала бы десять лет жизни за то, чтобы перенестись во времени и хотя бы на час оказаться на голливудской площадке в то самое время, когда там снимался Дэйн Кларк, и увидеть его и всех великих звезд на вершине их славы и даже, может быть, подобно однополчанину Дэйна Бобу Хаттону завести роман с Джоан Лесли, звездой, в которую я безнадежно влюбилась, когда смотрела «Сержанта Йорка». Но где сейчас Джоан? Где все эти прекрасные годы войны, жертвенности и фильмов Пандро С. Бермана? Ничего из этого никогда не вернется, разве что в невыразительных декорациях «Вечернего шоу» да, молю бога, в яркой прозе Майры Брекинридж, за которую она возьмется, как только завершит несомненный шедевр своего мужа «Паркер Тайлер и кино сороковых».
Как отнесется нынешнее поколение к моим усилиям? Не знаю. Я обнаружила, что любое упоминание о звездах сороковых вызывает у них скуку. «Кто такой Гэри Купер?» – спросила одна юная штучка вчера вечером, на что другая девушка ответила: «Это тот с большими ушами», – имея в виду Кларка Гейбла! Однако все они считают, что Хамфри Богарт очарователен, и это может проложить дорогу к пониманию между нами.
Вчерашний разговор.
– Опыт – это как бы еще не все, Майра. Я имею в виду, что это как бы глубоко внутри вас.
– Что это?
– Это – это то, что находится в глубине вас. Это вы сами.
– Но разве то, что мы собой представляем, это не результат нашего жизненного опыта?
– Нет, это то, что вы как бы ощущаете…
Как бы. Как бы. Как бы! Эта жвачка просто убивает меня! Хотя мой собеседник принадлежал к тому типу длинноногих молодых людей, к которому я неравнодушна, я просто отшила его и стала смотреть на танцующих в середине комнаты, десяток юношей и девушек, которые извивались, не касаясь друг друга, каждый в своем собственном мире… и это главный принцип сегодняшнего дня: не трогай меня, и я тебя не трону. Как в игре: «Холодно, холодно». Как в игре? Нет, то не игра. Это безумие!
Расти Годовски был самым привлекательным среди танцующих и, конечно же, самым сексапильным в своих выцветших джинсах и ковбойке, верхние пуговицы которой были расстегнуты и открывали смуглую мускулистую шею и грудь, на которой сразу под ключичной впадиной курчавились бронзовые волосы, шелковистые на вид в отличие от мужских персонажей Брилло. Скоро я точно буду знать, каковы они на самом деле. Бедная Мэри-Энн!
– Он хорошо танцует, правда? – Мэри-Энн уселась в кресло, которое мой собеседник-метафизик покинул, боюсь, совершенно незаметно для меня. Без сомнения, она видела, что я наблюдаю за Расти. Она не совсем глупа.
– Я изучаю его пластику, – мой голос прозвучал более холодно, чем я того хотела, но она застала меня врасплох, а я не люблю, когда за мной наблюдают незаметно для меня. – Должна сказать, он очень хорошо двигается, когда танцует, – добавила я уже теплее, тем самым вызвав у нее робкую улыбку.
– Он очень хорошо развит. Он неуклюж, только когда ходит.
– Ну что ж, в ближайшее время надо этим заняться, – быстро сказала я, а я действительно займусь им, бедная глупышка!
Мэри-Энн продолжала болтать, не замечая моего состояния.
