Гор Видал - Майра
– Строго говоря, то, подо что вы танцуете, никогда не называлось музыкой, так, электронный шум. Ничего похожего на великую музыку Гленна Миллера. Все, что тебе нужно, – это ритм. Ты можешь отбивать такт пальцами.
– Я чувствую себя идиотом, – он нахмурился, в нем вдруг появилась агрессивность, но я знала, что делаю.
– Давай-давай! Мы не можем потратить на это весь день. Начинай.
Я щелкнула пальцами. Все еще находясь в нерешительности, он сделал тоже самое и начал медленно вращать бедрами. Это оказало на меня почти нестерпимое эротическое впечатление. Сексуально покачиваясь, его таз двигался всего в трех футах от меня. Какое-то время он продолжал так извиваться, руки у него, по-видимому, вспотели, так что щелчки раздавались все менее четко. Я велела ему повернуться, чтобы я могла посмотреть на него со всех сторон. Он сделал, как я сказала. Его сильные, резко очерченные ягодицы медленно двигались. Подвергались ли они когда-либо насилию? Волны возбуждения накатывались на меня, я чувствовала головокружение.
Наконец я сказала, что он может остановиться. Он сделал это с явным облегчением. Когда он повернулся ко мне, я увидела капли пота на его верхней губе. Во всем его мускулистом теле чувствовалось напряжение; возможно, он инстинктивно подозревал, с чем это связано, и испытывал вполне понятный страх.
– Я не могу танцевать так же хорошо без музыки, – пробормотал он, словно ощущая неловкость из-за того, в каком виде он был вынужден предстать.
– У тебя очень хорошо получилось, – живо, даже с воодушевлением произнесла я. – Думаю, я смогу найти решение наших проблем. Что-то должно все время напоминать тебе о необходимости держаться прямо. В каком месте ты сломал ребра?
Он коснулся левого бока, ниже сердца.
– Вот здесь. Четыре ребра. Поэтому я и клонюсь на эту сторону.
– Я хочу посмотреть.
Впервые было видно, что он не понял вопроса.
– Примерно так, – он показал, каким именно образом нарушается его осанка.
– Нет, нет, – бесцеремонно сказала я. – Дай мне посмотреть твою спину. Сними рубашку.
Он был потрясен.
– Но там нечего смотреть… Я хочу сказать, что сломанные ребра… они внутри.
– Я знаю, где ребра, Расти, – я была настойчива, – но я хочу посмотреть то место, где мышцы тянут тебя на одну сторону.
На это нечего было возразить. Он было попытался что-то придумать, но тут же бросил. Медленно расстегнул ремень и верхнюю пуговицу джинсов. Потом расстегнул рубашку и снял. Его майка была мокрой в подмышках – результат его импровизированного танца или, быть может (не фантазирую ли я?), страха.
В первые минуты я рассматривала его руки. Кожа была очень белой (в январе никто не ходит на пляж, даже в очень солнечную погоду); бицепсы развиты хорошо, но не чрезмерно; крупные вены пролегали от предплечья к кисти – хороший признак, это не портило его, поскольку вены были не синими, а белыми, указывая на необычную толщину кожи – еще один хороший признак. На предплечьях росли рыжеватые прямые волосы. Он замер, не зная толком, что делать дальше. Я помогла:
– Майку тоже. У меня нет рентгеновского аппарата.
Он мрачно стал стягивать майку через голову. Я зачарованно смотрела на открывавшееся моим глазам тело. Первое, что я увидела, был небольшой, слегка выступающий пупок. От него вниз, в видневшиеся из-под джинсов трусы, уходила полоска темных слегка вьющихся волос. Двумя дюймами выше пупка начиналась полоса более густой растительности (верхнюю часть кроны этого дерева жизни я видела на вечеринке; сейчас я наблюдала, как дерево, разветвляясь, поднимается от корней вверх, к шее). Когда его грудь полностью обнажилась, лицо оказалось на мгновение скрыто под майкой, и я могла незаметно рассмотреть его маленькие розово-коричневые соски, в тот момент впалые и невозбужденные. Наконец майка была стянута и брошена на пол.
Заметив мой заинтересованный взгляд, он покраснел. Восхитительная розовая краска залила его лицо от основания крепкой шеи до самых глаз. Подобно очень многим склонным любоваться собой мужчинам, он, как это ни парадоксально, был стеснителен: ему нравилось открывать тело, но только тогда, когда он делал это по своей воле.
Необходимо было что-то сказать по поводу его внешности, и я это сделала.
– Ты в прекрасной форме…
– Да, я немного занимаюсь; не то чтобы я себя заставляю… я привык просто… – большими пальцами он подцепил брюки за пояс, при этом движении по его смуглой груди пробежала легкая волна, продемонстрировав полное отсутствие жира и упругость кожи.
– А теперь, пожалуйста, стань лицом к стене, расставь рукав стороны, а ладони прижми к стене как можно сильнее.
Молча он сделал все, что было сказано. Сзади он был столь же привлекателен, как и спереди (волос на плечах не было, в отличие от бедного Майрона, которому приходилось удалять их с помощью электроэпилятора). Его синие джинсы начали сползать и теперь висели на несколько дюймов ниже узкой талии, открывая поношенные спортивные трусы. Почувствовав, что джинсы вот-вот свалятся, он попытался удержать их одной рукой, но я пресекла это.
– Держи руки на стене! – я произнесла это жестким, не терпящим возражения голосом.
– Но мисс Майра… – его голос зазвучал вдруг совсем не так, как прежде: по-мальчишески жалобно и неуверенно – юный Лон Маккаллистер.
– Делай, как я сказала!
Он что-то пробормотал – что именно, я не смогла расслышать – и выполнил приказание. Во время танца его синие джинсы очень хорошо обрисовывали ягодицы, сейчас же они весьма ненадежно удерживались на верхней части бедер, открывая их для обозрения на добрых два дюйма. Это был чудесный момент, подарок судьбы, минута ликования. Его замешательство было очевидным, и это превращало ситуацию в истинную драму, ибо с самого начала мне было ясно, что в сексуальном плане я его абсолютно не интересую. А раз так, я могла гордиться одержанной мною важной победой.
Некоторое время я изучала своего пленника (позвоночник действительно выписывал s-образную кривую, и толстая белая трапецеидальная связка была скошена на одну сторону). Больший интерес, однако, для меня представляли трусы и то, что было в них. Но я знала, что дальше мне надо быть очень осторожной. Я пересекла комнату и подошла к нему. Я была так близко от него, что могла почувствовать тот запах, похожий на запах лошадиного пота, который исходит от мужчин, когда они напуганы или испытывают половое возбуждение. В данном случае это был страх.
Осторожно я провела рукой вдоль позвоночника. При моем прикосновении он вздрогнул, но промолчал. Между тем я заговорила с ним тихо и спокойно, как обычно делают, желая успокоить нервное животное.
– Да, теперь я вижу, где проблема. Это здесь, прямо под лопаткой, – я погладила теплую смуглую кожу, и снова он вздрогнул и ничего не сказал, в то время как я продолжала выдавать «анализ» его состояния. – Возможно, здесь могла бы помочь подтяжка.
Теперь мои руки были у него на талии. Он прерывисто дышал, ладони были так сильно прижаты к стене, что трехглавые мышцы выгнулись и напоминали напружинившихся перед ударом белых змей.
Я почувствовала что-то теплое на тыльной стороне руки: капля пота упала из его подмышки.
– Но может, все и несколько ниже. В районе поясницы. Да, конечно! Именно в поясничной области – вот где это!
Тихо и вкрадчиво произнося эти слова, как бы гипнотизируя, я осторожно просунула руки под эластичный пояс его трусов и, прежде чем он смог понять, что происходит, спустила их до колен. Он сдавленно вскрикнул и обернулся через плечо ко мне; лицо его пылало, рот был открыт, но он не издал ни единого звука. Расти дернулся было в сторону, потом сообразил, что он практически голый, и прилип к стене, этой последней защите его скромности.
Тем временем я продолжала мурлыкать.
– Да, мы можем начать подтягивать здесь, – я касалась его позвоночника на самом конце у копчика, где косточки слегка выступали между сходящимися линиями ягодиц, открытых сейчас для меня во всей своей прелести… именно прелести, только это слово может описать то, что я видела! Гладкие, белые, они были лишены растительности, за исключением самого копчика, где виднелись редкие рыжеватые волосы, исчезавшие в глубокой впадине между ягодицами, настолько плотно сжатыми, что раздвинуть их можно было бы только с помощью рычага.
Я осторожно провела рукой по гладкой и слегка влажной поверхности. Мне показалось, что чудесным средиземноморским днем я тронула согретый солнцем отполированный кусок мрамора. Я позволила моему указательному пальцу нескромность поиграть рыжими волосками на копчике и в густой растительности на задней стороне бедра. Несмотря на почти голый торс, у него были довольно волосатые ноги. То же самое у Майрона, да и у многих других молодых людей. С возрастом, однако, волос на ногах становится меньше, а верхняя часть туловища, наоборот, зарастает.
