Евгений Попов - Самолёт на Кёльн. Рассказы
– Тело… – повторил Герберт Иванович.
– А как тогда у вас на Земле обстоит с вопросами добра и зла? Решены ли? Или не совсем? Ответьте, умоляю вас, ибо час мой близок и я должен оказаться на своих планетах в указанный срок.
Бормотал, бормотал Ревебцев невнятно, а тут вдруг и потекли из него слова бурным потоком.
– Ты, зьмей, порвал мне нову телогрейку?! – завопил он. – Да я тебя щас!
И он замахнулся на пришельца кулаком, но не попал. Он не попал, снова обнял столб и, горько рыдая, медленно сполз к его подножию.
Пришелец тогда сразу пошел к своему аппарату, наладил его улетать и злобно сказал, захлопывая крышку:
– Раз на Земле живут такие паразиты, то ну их к черту! Все, все будет доложено Верховному Планетарному Совету. Мы вам покажем кузькину мать! Мы вам устроим!
Сел, захлопнул и исчез во мраке космоса.
А Герберт Иванович вскоре был обнаружен людьми.
– Вот же свинтус! Выбрал время надрызгаться! – ворчал милиционер, прибирая Ревебцева в известную многим машину. – Из-за вас, алкашей, всё! Все беды!
Если бы он знал, этот простой человек в шинели цвета маренго, какой глубокий и даже пророческий смысл имеют его слова! Мне даже страшно! Эхе-хе! Что же с нами будет? А вдруг они действительно не простят? А вдруг этот… как его… Верховный Планетарный Совет действительно устроит нам какую-нибудь такую «войну миров», а? Что вы на это скажете?
Но космонавт, между прочим, тоже хорош. Нашел когда прилетать. Когда у Герберта Ивановича запой. Прилетел бы, например, когда тот трезв или просто с похмелья… Этому космонавту можно посоветовать так: «Ты, братец, прилетай к нам, пожалуйста, еще раз. Чрезвычайно просим. Если хочешь обязательно к Герберту Ивановичу, так прилетай к Герберту Ивановичу. Но только когда он будет «похмелившись». Он тогда тебе все расскажет: и про Плутарха с Овидием. И про зло с добром. Если ты ему, конечно, еще стопочку поднесешь. Вот так! Или уж лучше вообще не прилетай. Нечего нас зря расстраивать!..»
СНЕГУРОЧКА
– У нас построили массу многоквартирных домов. Это прекрасно и даже «ура», но, однако, тем не менее с мусором у нас нелады. Вот стоим и ждем уже приблизительно полчаса, а мусорной машины нет и нет, – сказал, приплясывая, кандидат технических наук Рамбургер.
– И не будет ее. В этом тресте коммунального хозяйства отпетые личности работают, – сердито вставил высокого роста сердитый поэт в дубленке. – Отпетые персонажи!
– Нелады, нелады! Написать надо на них куда следует, – поддержал разговор пенсионер из 22-й квартиры.
– Пиши, пиши, Абдулаев. Контора пишет, – сказала ему бабушка Салтыкова.
Пенсионер остро глянул на нее, но ничего не ответил. Сдержался.
Зато высказался патлый юноша Серафим:
– Я вообще не понимаю этого принципа. Почему я должен дожидаться именно семи тридцати вечера и лететь сюда с ведром? И торчать тут, как негр в Америке… Почему не поставят мусорные баки? Это – ужасно! Все в одно время тащатся со своим отбросом, и стоят, и ждут. Я – свободный человек. Я вот сейчас возьму и вывалю свое ведро, и пусть они что хотят, то и делают.
– Оне сделают. Оне тебе как червонец штрафу пришлют, так тогда запоешь аллилуйю, – пообещал слесарь Володя Шенопин, недавно вылечившийся от водки в Атамановской психбольнице.
– Не имеют права! – истерично крикнул Серафим. – Они имеют право не приезжать, а я не имею права выкинуть?!
Разгорелся бесполезный спор о правах и обязанностях. Все кричали, а многие даже аргументировали.
И лишь одна тихая жилица и не кричала, и не аргументировала. Она скромно стояла у подъезда, прижимая к груди фанерный посылочный ящик – весь свой скромный мусорок.
Про нее вообще мало что было известно. Знали, что где-то там она служит. Проходила незаметная… Жила в однокомнатной… Семьи не имела. За мытье лестницы платила исправно, не то что некоторые. Незаметная. Имела, правда, тоненькое светлое личико и громадные голубые глаза. Как нарисованные.
Спор разрешился странно.
Напористый Серафим все же выполнил свою угрозу. Высыпал свои картофельные очистки, нахаленок. Его поддержали и другие бунтари. А сметливый кандидат внес рацпредложение:
– Давайте-ка мы этот мусор подожжем, товарищи. Он сгорит, и у нас опять станет чисто.
– А боле ничего не полыхнет? – струхнул пенсионер.
– Проследим, – уверенно заявил слесарь, вынимая из кармана телогрейки громадный коробок спичек.
Весело заполыхало. Занялось, как говорится. Поэт пробормотал:
Люди стоят, как звери, Молча смотрят в костер Некоторые – которые Смотрят в костер до сих пор
После чего разбежался и, не выпуская из рук ведра, прыгнул через огонь. Полы дубленки развевались. Буйное веселье охватило наших жильцов.
– А вот и я! – кричали они и всё прыгали, мерцая ведрами, тазами и другими предметами домашнего обихода.
И лишь одна тихая жилица очень сильно колебалась. А точнее – она даже отказывалась. Она отбивалась от расходившихся жильцов и хотела домой, но ее не пускали.
– Ну-ка смелее, смелее, доча! – бодрил пенсионер.
– Женщина! Ты – прекрасна! Ты должна пролететь над огнем. Пусть ахнут столетья! – вещал поэт, припав на колено.
Тихая жилица умоляюще посмотрела на любимца муз. Из ее нарисованных глазок капнула слезинка. Она лишь крепко обняла свой ящичек и, бросившись вперед, растаяла.
Да. Да. Да! Натурально растаяла. И шубка ее легкая растаяла, и сапожки ее легкие. Легкое облачко, крутанувшись, взметнулось и мягко улетело в небеса.
Мы стояли задрав головы. И никто не знал, что нужно сказать.
– Сколько! Да! Сколько еще неразгаданного! И как часто мы не знаем, какие чудесные люди живут рядом с нами! – дрожащим голосом пролепетал кандидат технических наук.
Мы молчали. Вот уж и костер догорел, а мусорная машина так и не приехала. Действительно, наверное, нужно на них куда-нибудь написать. Совсем обнаглели, сволочи!
ДЕФИЦИТ
Балет с небольшим пением и редкими словами
ПЛЯШУТ:
ЛЮБИМЫЙ
ЛЮБИМАЯ
ПРОДАВЕЦ ОТДЕЛА ГРАМПЛАСТИНОК КРАСНОКАЧИНСКОГО УНИВЕРМАГА (ЖЕНСКОГО ПОЛА)
ЗАВ. ОТДЕЛОМ ГРАМПЛАСТИНОК ТОГО ЖЕ УНИВЕРМАГА (ТОГО ЖЕ ПОЛА)
НЫНЕШНЯЯ МОЛОДЕЖЬ (ОБОИХ ПОЛОВ)
РАБОЧИЕ ПО СКЛАДУ, СЛУЧАЙНЫЕ ПРОХОЖИЕ, СЛУЧАЙНЫЕ ПОКУПАТЕЛИ
АВТОР
Звучит нежная приглушенная музыка увертюры к балету.
АВТОР (приплясывая на авансцене). Никогда не бывал в Большом театре, но знаю – есть вид искусства балет. (Задумался. Долго думал.) Предлагаю. Предлагаю режиссерам, хореографам и плясунам станцевать мою несложную историю из жизни молодежи города К. Композитора не нужно. Музыка – сугубо наша, легкая, популярная, которую передают по радио в исполнении вокально-инструментальных ансамблей. Самая наимоднейшая, самая дефицитная. Этого требую, от этого не отступлюсь. Ха-ха-ха!..
АВТОР продолжает плясать, но музыка увертюры, составленная из популярнейших в период постановки мелодий, исполняемых на русском языке, увеличивается, гремит, грохочет, звенит. АВТОР, испуганно пятясь, исчезает. Раздвигается занавес.
Декорации центральной улицы древнего, но вечно молодого сибирского города К. С его продовольственными и промтоварными магазинами, нео-стеклянными конструкциями, старинным зданием пединститута, административными помещениями, газосветной рекламой, ослепительно сияющей в вечернем небе.
На сцене – МАССОВЫЙ ТАНЕЦ ВСЕХ УЧАСТНИКОВ СПЕКТАКЛЯ, символизирующий хорошие устремления НЫНЕШНЕЙ МОЛОДЕЖИ и охватывающий большой круг тем, которые ее интересуют, начиная с постройки трассы века БАМ и заканчивая ее пристойными дружескими и любовными позывами.
Из группы танцующих постепенно выделяются ЛЮБИМЫЙ и ЛЮБИМАЯ. Все остальные участники массового танца постепенно тушуются и исчезают. А эти все танцуют. Танцуют ТАНЕЦ ВНЕЗАПНО ВОЗНИКШЕЙ ОШЕЛОМЛЯЮЩЕЙ, ИСКРЕННЕЙ, БЕЗОГЛЯДНОЙ ЛЮБВИ, которая так необходима каждому молодому человеку.
Постепенно их танец замедляется. Зазвучали электроскрипки, загудел электроорган.
ЛЮБИМАЯ. Мой!
ЛЮБИМЫЙ. Моя!
Танцуют новый ТАНЕЦ, ГОВОРЯЩИЙ О ТОМ, ЧТО ОНИ БУДУТ ЖИТЬ ДОЛГО И УМРУТ В ОДИН ДЕНЬ.
ЛЮБИМЫЙ. Я подарю тебе эти горы и это небо!..
ЛЮБИМАЯ. Я подарю тебе все!..
ЛЮБИМЫЙ. Я подарю тебе это небо и эти горы!..
ЛЮБИМАЯ. Я все тебе подарю!..
Внезапно в ткань музыкального повествования вплетаются звуки НАИМОДНЕЙШЕЙ В ПЕРИОД ПОСТАНОВКИ БАЛЕТА МЕЛОДИИ, которая станет основной темой музыкального сопровождения.
ЛЮБИМЫЕ напряженно прислушиваются.
ЛЮБИМЫЙ. Неужели продают?
ЛЮБИМАЯ. Кажется, продают.
