Арчибальд Кронин - Мальчик-менестрель

Когда песня кончилась, все так и остались стоять, не шелохнувшись, пока мать-настоятельница не проговорила, глотая слезы:

— Спасибо тебе, мой дорогой Сын Менестреля. Да благословит тебя Отец наш небесный и воздаст тебе, за то что позволил старухе, прежде чем отправиться на небеса, вкусить райское блаженство на земле. — С этими словами она с помощью монахинь с трудом поднялась с кресла и ласково улыбнулась. — А теперь можете продолжать танцы.

Когда она покинула сцену, в зале началось настоящее веселье, причем заводилой был Десмонд, окрыленный внезапным успехом и готовый действовать. Он уговорил веселую маленькую толстушку, которая оказалась капитаном школьной хоккейной команды, составить ему компанию и сплясать нечто среднее между ирландской джигой и удалым шотландским танцем.

Мне очень хотелось подойти к нему, чтобы сказать последнее «прощай». Но, по правде говоря, мы уже сделали это после матча, а потому, сопровождаемый веселой мелодией «То Кэмбеллы идут — ура, ура!», которую играли на пианино, я вышел на улицу и глубоко вдохнул прохладный ночной воздух.

Придя домой, я обнаружил, что мама не спит и ждет меня. Я еще не успел снять ботинки в прихожей, как услышал ее голос:

— Дорогой, надеюсь, ты успел проголодаться? Я приготовила тебе чудные гренки с сыром.

Я и правда проголодался. И прошел на кухню. Мама повернулась ко мне, раскинув руки, — на груди у нее сверкала серебряная брошь.

Часть вторая

Десмонд поступил в семинарию Святого Симеона, расположенную в деревушке Торрихос, в каких-нибудь десяти километрах от Толедо. Он писал мне часто, но не регулярно. За исключением первого письма, содержащего интересное описание семинарии и окрестностей, остальные письма были довольно скучными и однообразными, поскольку монотонная монастырская жизнь не давала простора для воображения. Однако уже ближе к концу подготовки Десмонда к принятию духовного сана я получил два письма, представляющих определенный интерес и имеющих отношение к дальнейшей карьере Десмонда. Поэтому мне хотелось бы полностью привести здесь первое и два последних письма Десмонда.

Что касается меня, то — раз уж я снова незаметно вошел в жизнь Десмонда — должен сказать, что моя учеба в университете проходила в достаточно суровых условиях — почти таких же, как и в школьные годы. Все та же полупустая крошечная квартирка, все та же незамысловатая еда и вечная овсянка, все та же нежная преданность мамы. Меня поддерживали лишь честолюбивые устремления. В университете были и другие бедные студенты, которые соперничали в отчаянной борьбе за успех. В те далекие времена гранты еще так щедро не раздавали направо и налево. Умные амбициозные юноши с нищих ферм на севере страны обычно приезжали с мешком муки, предназначенной для пропитания вплоть до следующего «мучного понедельника»[17] — официального выходного дня в университете, который им давали для того, чтобы они могли съездить на родительскую ферму для пополнения запасов провизии.

И все же, несмотря на крайнее переутомление от чрезмерной нагрузки и бесконечных экзаменов, я частенько думал о Десмонде, который своими письмами постоянно напоминал о себе, и у меня появилось странное предчувствие, что, когда он станет священником, я снова окажусь рядом с ним.

Узри своего возлюбленного друга, своего fidus Achates[18], в Испании, вблизи благородных стен города Толедо, согретого ласковыми лучами средиземноморского солнца, но глубоко несчастного и одинокого, опечаленного разлукой с любимой матушкой и страшащегося безрадостного будущего, которое ему предстоит.

Но сначала хочу слегка подсластить для тебя горькую пилюлю.

Через два дня после нашей последней встречи я отправился в Рим вместе со своей дорогой матушкой, которая, несмотря на то что здоровье ее оставляет желать лучшего, вызвалась меня сопровождать. Путешествие наше было приятным и относительно спокойным, и по прибытии мы направились в отель «Эксельсиор», расположенный на виа Венето, где нам предоставили просторные и прохладные комнаты вдали от городского шума.

Целью нашей остановки в Вечном городе было не только отдохнуть, что было крайне необходимо моей дорогой матушке, но и возобновить полезные связи, которыми мой отец обзавелся во время своих частых поездок сюда для приобретения старинных манускриптов и книг, а также для каталогизации библиотек знатных семейств. И нас чрезвычайно порадовало то обстоятельство, что его не забыли. Вскоре после нашего прибытия зазвонил телефон, а у портье начали оставлять на наше имя визитные карточки. Позвонил монсеньор Броглио, жуткий старый зануда, да еще и обжора в придачу, который, однако, достал для нас entrée[19] в Ватикан. Были и другие. Очаровательная и гостеприимная маркиза ди Варезе несколько раз приглашала нас в свой прекрасный старинный дом на виа делла Кроче. В свое время мой отец провел у маркизы несколько недель в качестве гостя, занимаясь составлением и каталогизацией ее огромной и невероятно ценной библиотеки. Мне даже показалось, что когда-то она питала к моему дорогому батюшке нежные чувства, поскольку была со мной в высшей степени мила и обещала в случае необходимости оказать любую поддержку. Именно маркиза сыграла немаловажную роль в том, что престарелый монсеньор смог организовать нам аудиенцию у Его Святейшества. Меня до глубины души тронула та знаменательная встреча — конечно, не аудиенция с глазу на глаз, которой удостаиваются исключительно королевские особы и знаменитости, — а пятнадцатиминутный прием в огромном зале в присутствии большой аудитории.

Естественно, мы прибыли туда вовремя, можешь не сомневаться; я был в черном костюме, а мама — в обязательном черном платье, очень изящном, и в кружевной мантилье, которую одолжила ей маркиза. Сначала мы ждали в маленькой комнате, затем нас привели в зал, ближе к тому концу, что был отделен бархатным шнуром. Там нам снова пришлось подождать, но не более двух минут. Когда в сопровождении папского секретаря появился Папа, я почувствовал почти экстатическую дрожь во всем теле. Он излучал такое достоинство, такое спокойствие, такую удивительную доброту, когда после подсказки секретаря поздоровался с нами на безупречном английском, назвав нас по именам и, в частности, вспомнив моего отца, которого знал еще в бытность кардиналом Пачелли, и «все то, что он сделал для Церкви». Сперва Его Святейшество побеседовал с моей мамой, а потом — со мной, подчеркнув, сколько пользы могут принести в современном мире энергичные молодые священники, и выражение его глаз говорило о том, что он знает о Толедо, поскольку он пустился в пространные рассуждения о пользе самоотречения и покаяния. И разговор наш явно мог продолжаться гораздо дольше отпущенных пятнадцати минут, так как, похоже, мы вовсе не наскучили Его Святейшеству, но неожиданно массивные двери в другом конце зала позади нас распахнулись, и внутрь ввалилась целая ватага… Угадай кого, Алек?.. Моряков американского военно-морского флота, которые рванули вперед, не сдерживая восторженных криков: «Эй, парни, а вот и он! Его Святейшество! А теперь всем заткнуться! Не орать!»

Когда порядок и спокойствие были восстановлены, их всех собрали в специально отведенной части зала, а нам секретарь велел встать на колени. Что я и сделал, но когда мама собралась было последовать моему примеру, Ею Святейшество положил ей руку на плечо и произнес: «Вам, милая леди, не надо преклонять колена».

И благословил нас на глазах у притихшей толпы.

Алек, ты помнишь тот случай, когда я попросил твоего благословения в пустой комнате? Так вот, я испытал то же самое нереальное, неземное, необъяснимое, возвышенное чувство. Гораздо более сильное, конечно, но по сути такое же. Так что в дальнейшем мне придется следить за собой, чтобы не назвать тебя Ваше Святейшество.

Нас вывели из зала по специальной лестнице, а вечером маркиза устроила торжественный ужин в нашу честь. На следующий день мы уже торопились в Мадрид. Поскольку мама заранее готовилась к поездке в Испанию и даже отложила на это приличную сумму, я решил повременить с приездом в семинарию, а провести два дня в Мадриде. По прибытии туда я сразу же взял такси и велел везти нас в отель «Риц», где нас приняли как почетных гостей и разместили в апартаментах с видом на сад.

Алек, ты даже представить себе не можешь, какой это замечательный отель, и я, ни секунды не сомневаясь, дал бы ему две дополнительные звезды помимо уже имеющихся четырех. Наконец-то маме удалось по-настоящему отдохнуть в сени апельсиновых деревьев, я же воспользовался случаем, чтобы хорошенько ознакомиться с Прадо, который, надо признаться, меня несколько разочаровал: слишком уж много гигантских портретов королей, хотя, конечно, там есть и чудесный, непревзойденный Веласкес — его «Менины». Мама немного беспокоилась по поводу позднего ужина, но, когда мы сели за стол, все недовольство как рукой сняло. Еда была такая, что пальчики оближешь!