Татьяна Соломатина - Коммуна, или Студенческий роман
Ну и так далее.
В общем, уже и чайник пятнадцать раз закипел, уже и варенье, в розетках хрустальных заранее разложенное, слегка подветрилось, и платье надето, а Ивана-царевича всё нет. В любом искусстве – даже в искусстве производить впечатление – главное не переборщить. Это понимать надо. Да-да, как раз тот случай, когда надо понимать. Потому что «искусство производить впечатление» – это только фигура речи. Производить впечатление – это ремесло. А в ремесле надо разбираться.
Вторая Ольга думала-думала, как бы так, чтобы… Вот он зайдёт, а она… А она что? Сидит как дура за столом, как будто тут его уже пару часов дожидается. Не-е-ет! Он такой заходит, а она… А она… А она на скрипке играет, вот! Ха-ха! Делать как будто больше нечего, только незнакомого какого-то мужика ждать. Она просто каждый вечер играет на скрипке, и только это позволяет ей смиряться с… с… с чем же, ёлки-палки?.. со скверной бытия.
Селиверстова полезла под кровать, где у неё пылилась скрипка, зачем-то приехавшая с ней из Кривого Рога в Одессу. Зачем? Ах да! Затем, что мама говорила, что надо играть на скрипке. И что это же твоя скрипка… Вот и пригодилась. В общем, будет она вся такая в кружевах – и на скрипке. Чай-вино-варенье… Без пяти минут морской офицер, военврач. И она – врач. Он с сыном в шахматы играет. А она – на скрипке. Не жизнь у них будет, а сплошная культура быта, в смысле – в старых добрых традициях.
Протёрла скрипочку и запиликала.
Вскоре и внучок подоспел. Ещё бы задержался – с отвычки бы все пальцы постесала бы под корень.
Бутылку вина из сумки достал.
Хороший парень. Ну, ростом не вышел – ещё не показатель. А что тощий – раскормим! Вон как пирожные молотит.
И тут звонок в дверь! Романова! Ни дать ни взять – чёрт принёс!..
– Лёш, я не понимаю, почему она меня пустила?! – Поля тянулась с Примусовых колен за бокалом шампанского, не отпуская его шею. Это ей нравилось. Шея у него была мощная, надёжная, не тонкая.
– Она не могла тебя не пустить. Из-за того, деточка, чего у тебя, слава богу, нет.
– Из-за чего это?! – Полина пыталась выпускать дым кольцами. – Тьфу ты! Не получается. Никогда не научусь…
– Из-за совести, моё сокровище. Из-за совести. Она была причастна к тому, что Вольша когда-то не пустила тебя на порог. И поскольку Селиверстова девочка куда более совестливая и добрая и испытывающая раскаяние, нежели очень разумная, ментальная и волевая Вольша, то она не могла не впустить тебя и не пригласить за стол.
– Он меня как увидел, этот пестик, так рот и открыл. А меня понесло, ё-моё! Стыдно вспоминать! Раскокетничалась, как малолетка на утреннике. Но только та в платье, со скрипочкой, а я – в шортах и маечке, с сигаретой, ну ты понимаешь?
– Это хорошо, что тебе стыдно…
– И ничего мне не стыдно!
– … хотя бы вспоминать.
– Вспоминать – стыдно! А так – ничего не стыдно. Нечего быть такой дурой со скрипочкой. Тоже мне, было бы кого обольщать. А и было бы – так не так это делается.
– О, и как же это делается? Мнение специалиста, пожалуйста.
– Да никак это не делается на самом деле. Мужчины сами обольщаются.
– Ну да, в особенности такие девственные мотыльки, как тот несчастный Олежек, от вздохов и коровьих взглядов которого ты тогда с неделю бегала.
– О-о-о! Кошмар! Он прямо вот так вот за мной и пошёл, оставив бедную Селиверстову со скрипочкой! – Полина зашлась в хохоте.
– Фу, какая злая девочка. – Примус поцеловал её в откинутую шею.
– Я же ему ещё номер телефона оставила. На хрена, спроси?! И уж не знаю, каким таким чутьём Вечный Жид вычисляет, чьи звонки мне неприятны, но когда этот Олежек звонит – она меня зовёт, старая сука.
– Вот этим самым чутьём и вычисляет – сучьим. Как сделать другой суке неприятно. И что же тебе по телефону рассказывает наш Олежек?
– Как я буду «лохмато» жить, если выйду за него замуж. Типа военным врачам в России дают квартиру, а стиральная машина и холодильник уже у него есть – стоят запечатанные. Вот какими меня сокровищами соблазняют! – Полина аж повизгивала, так ей стало смешно.
– Маленькая гадина!
– Я тебе ноги ещё не отсидела?
– Нет, моя радость.
– Как ты всё это терпишь?
– Я не знаю, что именно ты имеешь в виду – твои рассказы, твои похождения или отсиженные ноги, но ответ на всё тот же – я люблю тебя.
– А откуда ты знаешь, что это именно любовь?
– Просто знаю.
– А как это можно просто знать?
– Скажем так, моё впечатление равно пониманию. Суммируясь, они дают знание. Но суммировать впечатление и понимание можно, только когда они равны. Такая вот алгебра любви.
– Опять напустил туману…
– Ничуть. Сиди ты сейчас на коленках у какого-нибудь студента политеха, а он – рассказывай тебе нечто таинственное о сопромате, – туман был бы ещё гуще, но ты бы верила в Великий и Могущественный Сопромат студента политеха. А в мою алгебру любви почему-то не веришь. Ну, не хмурься, не хмурься… Я не имею в данном конкретном случае в виду никаких конкретных студентов политеха. Я давно смирился с твоими пляжными похождениями этого лета. Последний год высшей школы. Некоторые из этой твоей компании мне даже нравятся. Славные хлопцы. Умные, не жадные. Большая редкость в наше смутное время. Где ты их, кстати, подцепила, всё никак не удосуживался спросить?
– Серёжа-сумочный на дачу в Алтестово возил. Его компания.
– Кстати, что-то давно его не видел, твоего Серёжу-сумочного. Он тоже славный. Что не так?
– Они все ёбнулись! Сумочный тоже вдруг замуж предложил! – она обняла Примуса, грустно вздохнула и затихла ненадолго.
– Бедное моё маленькое чудовище, – Примус погладил её по спине. – Оно внезапно объелось, и у него, моего маленького чудовища, несварение. Злые дяди стали пачками выписывать генеральные доверенности на руки и сердца. Глупые, глупые дяди! Не понимают, что жениться надо на хороших девочках в кружевах, со скрипочками и вареньем, а не на гнусных маленьких исчадийках адика. Ещё шампанского?
– Давай!
Примус вставал и разминал слегка-таки затёкшие ноги.
– Ой, а помнишь, как к нам заявились Вольша со своим Змеевиком? Ну то есть уже не Вольша, а тоже Змеевик… Капец! Звучит, как самогонный аппарат!
– О, это я помню. Я сам прихерел тогда… – Лёшка открывал очередную бутылку шампанского. – И это я! Великий психолог, так сказать! Не ожидал, честно говоря, от умницы Вольши такого… Нет, я не ханжа… Уж кого-кого, но назвать меня ханжой язык не повернётся ни у одного из твоих ухажёров! Я и сам не против экспериментов, но эксперименты – это эксперименты. Мотивы же этого крайне неожиданного предложения групповухи на четверых так очевидны для самой Ольги, что… Что, наверное, я что-то не понимаю в женщинах, хотя имея столько лет дело с тобой, моя дорогая… Да, видимо, именно поэтому я ничего не понимаю в женщинах. Всё моё понимание ушло в тебя. М-да… Весь пар ушёл в гудок. Паровоз дальше не пойдёт…
– Ну хватит! И какие же были мотивы?
– Ты что, не поняла?.. Этот Кирилл с удовольствием бы трахнул тебя безо всякого Примуса и тем более – без своей жёнушки. Но поскольку путь к твоему телу для него возможен только с информированного согласия его законной супруги, то он наплёл ей всякого об освежении отношений – типа уже два года женаты и ребёнку год, долой рутину! И так далее… Но Ольга достаточно умна, чтобы понять, каковы на самом деле его желания. Для групповухи, если уж в ней есть необходимость, надо выбирать людей не из круга общения, а из параллельных непересекающихся множеств. А может, на женщин роды так действуют? Оглупляют. Или любовь? Вот и хорошо, что ты никого не любишь. Не отупеешь.
– Я тебя люблю.
– Да. Своего плюшевого медведя ты тоже любишь. По этой шкале – я сразу после…
– Неправда!
– Неужели до? Ах, как я счастлив! Иди ко мне, моя мармеладочка! Я посажу тебя обратно на ручки!
– Слушай, а ты бы мог заняться сексом с Первой Ольгой, если что?
– Мне очень сложно это представить. Это всё равно что заниматься этим с боевым товарищем. Наверное, если бы речь шла о спасении жизни – её, или моей, или обеих сразу – смог бы. Но потом нам с ней было бы стыдно смотреть в глаза друг другу.
– А мне с Кириллом не было бы стыдно смотреть в глаза друг другу, случись такое?
– Вам? Нет. Потому что он – обыкновенный жлоб. А в тебе, моё неземное создание, просто нет такого места, откуда у нормальных людей проистекает стыд.
– Я, между прочим, очень хорошо воспитана, была очень застенчивой девочкой, и нечего меня тут… вот это вот… кошмарить!
– Детка, я просто отвечаю на твои дурацкие вопросы о том, чего не было и быть не могло. Кстати, я оценил, как ты выступила в этот их незамысловатый визит. И это уже под бутылкой водки! Так что эта индульгенция своё отработала. Когда тебе чего-то не хочется – ты отлично соображаешь в любом состоянии сознания. Я прям удовольствие получал из партера. «Оля? Что ты делаешь? Зачем ты лизнула меня в ухо? Примус! Она лизнула меня в ухо! Что бы это могло значить? Кирилл не лизал тебя в ухо? Я пойду, отмою ухо!» А с кухни вернулась уже с Козецким. И вы на пару всех действительно затрахали. Декламацией. Моя ж ты умница!
