Татьяна Соломатина - Роддом. Сериал. Кадры 1–13

Татьяна Соломатина

Роддом: Сериал. Кадры 1–13

Кадр первый

Дурдом

Татьяна Георгиевна проснулась не в духе.

Дело в том, что если ты лёг спать ровно полчаса назад, то дух за это время — как раз только успел выбежать за дверь. Он же не знал, в конце концов, что именно в этот момент и постучат. Да ещё и войдут, не дожидаясь ответа.

— Ну что там ещё? — проворчала временно бездуховная Татьяна Георгиевна.

— В приёмный привезли роды на дому… Ну, то есть не совсем на дому… роды в автобусе, — почтительно прошептала молоденькая акушерка приёмного.

— Чтоб вам! Вызывайте ответственного дежурного врача.

— Так вы же ответственный дежурный врач.

— Тогда вызывайте первого дежурного врача!

— Вызвали. Он сказал, что роды в автобусе — это в обсервацию. И сказал звать вас.

— Тогда вызывайте второго дежурного врача!

— Так нет же второго дежурного врача, когда вы дежурите ответственным.

Заведующая обсервацией со стоном оторвалась от подушки. Дух вернулся. Шустрый, сволочь! Легла-то она, может, и полчаса назад, а вот уснуть смогла только пару минут как.

— Сейчас приду!

В приёмном покое на каталке лежала новоявленная мать, громогласно позёвывая. Санитарка приёма удерживала за грудки яростно матерящегося мужика.

— Вот, удрать хочет! — объяснила санитарка Татьяне Георгиевне, не выпуская мужчину из крепких натруженных рук.

— Переводите поступившую в родзал первого этажа, открывайте набор для осмотра родовых путей! — рявкнула ответственный дежурный врач. — Борисовна, да отпусти ты его уже! Мужчина, вы кто?

— Конь в пальто!.. Водитель автобуса я, — уже спокойнее добавил мужик. — Вот делай после этого людям добро! Я ж маршрут изменил, привёз! Я из-за этого без работы могу остаться, а эта ваша, раскудрить её… — он выразительно посмотрел в сторону санитарки.

— Степеннее, мужчина, степеннее. Кратенько и по порядку — как всё происходило?

— Да никак не происходило! Ехали себе, а потом вдруг в салоне кто-то как заорёт: «Врач есть?!» — и давай мне в кабину колотить. Народ галдит. Я остановился, полсалона сразу повыскакивало! Откуда я знаю — может, им недалеко! А я смотрю, одна там, — охает, пузо торчит, раскорячилась. Бог мой, думаю, во попал! Говорю пассажирам, тем, что остались, значит, мол, автобус дальше идёт прямиком в роддом. Желающие могут покинуть салон. Сидят, сердобольные. Понятно. На работе-то что делать, а тут веселуха такая. А мож, денег за билет жалко. Понятно же, что если кто останется — потом по маршруту развезу. Куда я денусь! Ну и вот… А вы — самые близкие, к вам и привёз… Ваши выбежали, а у неё уже ребёнок рядом на сиденье валяется! Я и так страху натерпелся… А эта ваша — адрес давай, фамилию! Дурдом, блин!

— Видишь, Борисовна? Мужчина — герой! Вы что, мужчина, не в курсе, что добрые дела безнаказанными не остаются? — улыбнулась Татьяна Георгиевна. — Идите уже, идите.

На столе приёмного зазвонил телефон.

— Что ещё?

— Не «что», а «кто». Вас срочно в родзал вызывают, Татьяна Георгиевна. Эта, которая из автобуса, ещё одного родила.

В родзале, у столика с инструментами, мелко тряслась от беззвучного хохота первая акушерка. Вторая деловито обрабатывала новоявленного младенца. Белобрысенький пугливый интерн — такой, из мелькающих проходных, чьё имя запоминаешь с трудом, — торчал огородным пугалом посреди родильного зала и, узрев Татьяну Георгиевну, виновато заявил:

— Я ничего, я только окончатые зажимы в руки взял, даже к ней не приближался, а она…

— Отойди в сторонку, неуч!

Татьяна Георгиевна подошла к роженице и пощупала живот. Вопросительно посмотрела на первую акушерку смены.

— Ага! — кивнула та в ответ. — Сейчас ещё одного родит.

— А где первый?

— В детское отнесли.

Через полчаса всё было закончено, и вполне здоровая тройня вся рядком была уложена в детском. Бедолага интерн под руководством первой акушерки осматривал родовые пути, неумело гремя инструментами и демонстрируя на лице весь ментально-чувственный спектр. Татьяна Георгиевна села писать историю.

— Как её зовут? — крикнула она в родзал. — В приёме не записали.

— Первый раз её звали Люда. Потом представилась Анжелой. Откуда — не помнит. Как в автобусе очутилась — тоже не помнит. Ничего про себя не помнит. Во всём остальном — вроде адекватная. Детям рада, — откликнулась первая акушерка смены.

— Да? А я-то как рада. — Татьяна Георгиевна вернулась в родильный зал. — Тебя как зовут? — обратилась она к родильнице. Та в ответ лишь улыбалась и мотала головой. — Ты где сейчас?

— В родильном доме! — радостно сияя, сообщила счастливая мамаша.

— А как сюда попала?

— Водитель автобуса привёз.

— А в автобусе как оказалась?

— Не помню.

— Сколько тебе лет?

— Не знаю.

— Где живёшь?

— Не… Не знаю!

— Муж у тебя есть?

— Не… не… не… Не помню!!! — девушка вдруг разрыдалась.

— Так, срочно вызывайте анестезиолога. И психиатра! И ментов! — рыкнула злая на всех и в основном на себя Татьяна Георгиевна. Ох, не зря Борисовна водителя задержать хотела! Теперь мороки не оберёшься.

— С ней всё в порядке?

— Как часы! Давненько я таких нормальных многоплодных родов не встречала. И троен вот таких вот, моноамниотических[1] монохориальных[2]… Плацента, что правда, такая сытная, нажористая… Оболочки целы, кровопотеря двести, родовые пути целы. — На гистологию послед отправьте обязательно!.. Интерн!

— Да, Татьяна Георгиевна?

— Сиди рядом с этой безымянной матерью-героиней все два часа. Разговаривай ласково. Вопросы наводящие задавай. Возможно, это реактивный психоз. С мужем поругалась, со свекровью, с мамой… Чёрт её знает!

Заведующая отправилась в свой кабинет и шлёпнулась в койку. Не отходить от станка сутки подряд, и что в благодарность? В шесть часов утра «роды на дому». То есть — в автобусе. Спать всё равно уже не придётся, но хоть в горизонтальном положении побыть…

Ровно через десять минут пришёл анестезиолог.

— Всё нормально, Тань… Никакой неврологии. Так что ей психиатр нужен. Я не знаю, что с ней.

— Запись в истории сделай! — проворчала Татьяна Георгиевна, надеясь, что анестезиолог рассосётся в предрассветном мороке.

— Сделаю запись. Если ты мне сделаешь кофе. Я, между прочим, тоже…

— Заткнись! Сейчас сделаю. Тебе цианистого калия ложечку или две?

Татьяна Георгиевна встала и занялась кофеваркой. Благо она у неё была. Своя собственная. В конце концов, имеет право заведующая обсервационным отделением родильного дома на свою собственную кофеварку?!

До половины седьмого курили на ступеньках приёмного с анестезиологом. До семи курили на ступеньках приёмного с ментами.

В половине восьмого к приёму приехала психиатрическая «Скорая». За ней подрулил чёрный «БМВ». Из «Скорой» вышел спокойный врач. Из чёрного «БМВ» вывалился заполошный мужик. Огромный, как боксёр Валуев, санитар вывел из психиатрической «Скорой» скорбную лицом девицу с солидным животом.

— Ей нужна помощь!!! Помогите ей!!! — прыгал по приёмному покою мужик из «БМВ».

— Вызовите, будьте любезны, ответственного дежурного врача, — тихим голосом любезно попросил санитарку молодой врач-психиатр.

Девица сохраняла скорбное, обречённое и где-то даже величавое выражение лица, с покорностью и ласковостью маленькой девочки держа санитара за огромную ручищу.

Татьяна Георгиевна снова вышла в приёмный покой.

— Она наглоталась таблеток! Она хотела убить себя!!! Сделайте же хоть что-нибудь уже!!! — набросился, истошно голося, на акушера-гинеколога мужик из чёрного «БМВ». — Я подлец! Это она из-за меня!!! Я обращал на неё мало внимания!

— Пациентка приняла содержимое двух неопознанных баночек, — меланхолично сообщил врач-психиатр. — Мы сделали ей промывание желудка и отвезли в психиатрическую больницу. В психиатрической сказали, что с таким сроком беременности они её не примут, и потому мы привезли её вам.

— И с чем я, по-вашему, должна её госпитализировать?! — накинулась Татьяна Георгиевна на спокойного, как плитка гематогена, психиатра.

— А ни с чем. И не должны. Просто я её к вам привёз, — он обезоруживающе улыбнулся.

— Спасите!!! Спасите мою жену!!! — бился в панике БМВ-шный мужик.

— Зачем вы меня вызвали, Татьяна Георгиевна?! У женщины на руках нет обменной карты! Это к вам, в обсервацию! — явившийся в приём первый дежурный врач подал возмущённую реплику, протирая заспанные глазки.