Джудит Леннокс - Зимний дом
В конце ноября Мерлин вез Робин домой на празднование шестидесятипятилетия Ричарда Саммерхейса. Он гнал свой старенький автомобиль как сумасшедший, не соблюдая никаких правил. А когда они добрались до прямых и длинных дорог Болот, утопил педаль газа и понесся вперед, да так, что лишь чудом не свалился под откос или в кювет.
— Наверно, Ричард скоро уйдет на покой! — крикнул Мерлин, когда они проскочили узкий мост. — Шестьдесят пять! Золотые часы и все такое!
— В конце семестра! — прокричала в ответ Робин. — Его место займет Хью!
Они добрались до фермы Блэкмер. Мерлин вывернул руль, и машина влетела во двор, подняв тучу гравия. У боковой калитки стоял лимузин Майи; все дорожки и газон были заняты машинами, велосипедами и мотоциклами. Изо рта Робин вырывались облачка пара; стекла начали затягиваться морозным узором.
Гости высыпали из гостиной в коридор.
— Дейзи, я нашел только семь одинаковых чайных ложек! — возвестил юбиляр.
Потом он обнял Робин и пожал Мерлину руку. Дейзи, одетая в красивое шелковое платье василькового цвета и шаль с бахромой, ответила:
— Ричард, дорогой, все ложки на кухне. Их туда отнесла служанка. Хотела как лучше.
— Заставь дурака Богу молиться!
Из гостиной вышли Хью и Майя. Рука Хью обвила талию невесты, и Робин заметила, что Майя слегка отстранилась.
— Эстер тот еще подарочек — даже для семьи Саммерхейсов.
— Хью, скажи всем, чтобы шли в столовую. Кажется, мы готовы.
На видавшем виды длинном столе рядами стояли свечи. Бархатные шторы теплых желтовато-коричневых тонов были задернуты; в щелях между ними виднелся лишь кусочек замерзших черных полей. Две стены были заняты книжными полками от пола до потолка; поленья, горевшие в камине, стали розовыми от жара. Когда служанка подавала консоме, в воздухе звенели обрывки фраз:
— Ричард, ты будешь скучать по школе?
— Конечно. Правда, я не собираюсь порывать с ней связь.
— Да, преподавание — тяжелый хлеб. Я тоже пробовал учительствовать, когда окончил художественный колледж. Выдержал неделю.
— Дейзи, я отложила кое-что для рождественского базара. Наверно, в этом году все вырученные деньги пойдут в фонд помощи Испании.
— Масло… Ма, кажется, на том конце кончилось масло.
— Я схожу.
— Спасибо, Филип. Оно в кладовке, на верхней полке… Майя, ваше платье просто потрясающее.
— …чудесная маленькая галерея, Мерлин. Я продала там полдюжины своих вещей. Если хочешь, замолвлю словечко за тебя.
Но Робин не могла отделаться от ощущения, что за непринужденными разговорами давно знакомых людей кроется что-то зловещее. Что было бы, если бы она принесла весть о смерти Джо? Неужели эти люди продолжали бы болтать, есть, смеяться и ссориться из-за пустяков?
Холодный лосось с кружочками помидоров и огурцов… Персия сказала:
— Кажется, пошел снег.
Посмотрев в окно, Робин увидела кружившиеся в воздухе крохотные снежинки, отражавшие янтарный свет.
— Это какая-то тучка случайно забрела, — заметил Тед Уорбертон. — Для него слишком холодно.
Ростбиф и йоркширский пудинг. Картофель а-ля дофин, винегрет и фирменное блюдо Дейзи — горячий соус с хреном. Служанка уронила соусник, и на плитах коридора растеклась огромная темная лужа. Ричард дал разревевшейся от расстройства девушке бокал мадеры и отправил наверх, посоветовав лечь спать. Дейзи сходила за ведром и шваброй и начала вытирать лужу; тем временем Робин собирала осколки. Шелковое платье Дейзи не пострадало, а вот на подоле платья Робин образовался коричневый ободок. Вернувшись в столовую, Дейзи прошептала:
— Бедная Эстер не в себе. Все еще тоскует по своему малышу.
Персия подняла брови:
— О боже, Дейзи, еще одна мать-одиночка?
— Прошло уже шесть недель, но временами бедняжка сидит и плачет в голос.
— Овсянка на завтрак посолена ее слезами.
— Пожалуй, оно и к лучшему.
— Конечно, к лучшему. А как же иначе?
Наступила пауза. Эхо саркастической реплики Майи повисло в воздухе.
— Майя, ты не согласна? — вежливо спросил Ричард.
— Наоборот, согласна. — Майя заставила себя улыбнуться и начала солить винегрет. — Все сложилось очень удачно, не правда ли? Какой-то богатой женщине не придется мучиться родами, Эстер не придется продавать себя, чтобы прокормить свой плод греха, а у Саммерхейсов будет прислуга. И чистая совесть в придачу.
Хью тронул Майю за руку:
— Дорогая…
Майя дернулась, как от ожога, и продолжила:
— Девушка, чтобы драить полы на кухне, плюс довольство собой. Неплохая сделка. Пожалуй, мне тоже следует набрать прислугу из подопечных приюта Армии спасения падших женщин.
Воцарилось молчание. Потом Персия продолжила светскую беседу с Филипом Шоу; Уорбертоны покосились на Майю, затем тактично отвернулись и заговорили с Дейзи об Испании. «Неужели я одна вижу опасный свет в глазах Майи и чувствую холодный, разрушительный гнев, скрывающийся за циничными фразами?» — подумала Робин.
— Майя, ты обвиняешь нас в лицемерии? — мягко спросил Ричард. — Может быть, объяснишь…
— Папа! — Робин круто повернулась к Майе и насмешливо спросила: — Что, Майя, решила успокоить собственную совесть?
Майя сжала в длинных белых пальцах ножку бокала и язвительно улыбнулась:
— Ты это о чем?
— Сколько служащих ты уволила во время Депрессии?
— Робин, пожалуйста… Не сейчас, — услышала она голос Хью, но остановиться уже не могла. Казалось, плотина рухнула и все ее тревоги и гнев, накопившиеся за прошедший год, хлынули наружу.
— По крайней мере, мы дали Эстер кров, и ей не пришлось топиться…
— Робин!
Майя со свистом втянула в себя воздух. Хью сказал:
— Робин, ради бога… Сегодня папин день рождения. А Майя — наша гостья.
— Спасибо, Хью, но я сама могу постоять за себя. Нянька мне не нужна.
Тут почти все прекратили есть. Только Мерлин продолжал накладывать себе морковь с цветной капустой. Дейзи бодро сказала:
— Раз так, я убираю со стола. Все наелись, или как?
Она начала составлять тарелки в стопки и класть на поднос столовые приборы.
На лице Майи вспыхнули два красных пятна, как от пощечин. Но когда она заговорила, ее голос был спокойным.
— Отвечаю на твой вопрос, Робин. Во время Депрессии я уволила тридцать пять человек. Если бы я этого не сделала, «Мерчантс» закрылся бы, как многие другие предприятия. Да, я не спала по ночам, все думала, правильно ли я поступаю. Но делала то, что должна была делать. Это не доставляло мне удовольствия, но я выполняла свой долг. — Она неприятно хохотнула. — Очень удобно жить, когда тебе не нужно принимать такие решения. Очень удобно плыть по течению, стоять в сторонке и не бояться ручки замарать. Легко сохранять чистую совесть, если твоему благополучию ничто не угрожает.
Наступило долгое молчание. Лицо Хью смертельно побледнело, веко конвульсивно задергалось. Он медленно сказал:
— Майя, ты и в самом деле считаешь нас… самодовольными?
Майя беспечно пожала узкими плечами. В ее прищуренных, потемневших глазах горели два оранжевых пятнышка — отражения свеч.
— Я хочу знать. Я должен это знать.
Настойчивость, прозвучавшая в голосе Хью, заставила Робин вздрогнуть.
— В самом деле, Хью? Ты уверен?
Робин заметила, что в голосе Майи не было ни жалости, ни любви.
— Что ж, раз так, скажу. Вы проводите свои благотворительные распродажи, свои базары, а потом возвращаетесь домой, ко всему этому. — Майя показала на хрустальные бокалы, серебряные подсвечники и старую, привычную, любимую мебель, знакомую Робин с детства. — Я, по крайней мере, честна. Я признаюсь, что люблю красивые вещи. И сделаю все, чтобы сохранить то, что у меня есть. — Она вызывающе посмотрела на Ричарда, сидевшего напротив. — А вы сможете расстаться с тем, что вам дорого, чтобы помочь человеку, который живет хуже вас? С вашим пианино, Ричард? С твоей машиной, Хью? Сомневаюсь.
— Майя, но ведь есть долг и перед собственной семьей…
Майя продолжила так, словно не слышала реплики Ричарда:
— Конечно, никто из вас не станет работать в каком-нибудь забытом богом интернате на Болотах, где живут и учатся дети полуграмотных родителей, моющиеся раз в год. Нет, вы оба преподаете в престижной частной школе Кембриджа, кругом вас люди сплошь культурные, порядочные, достойные представители среднего класса. А в свободное время пытаетесь перевоспитывать других людей — грязных, ленивых и жадных. Потому что это позволяет вам задирать нос перед такими, как я.
Принесенные Дейзи пудинги стояли нетронутыми на буфете. Так же, как меренги, пироги с фруктовой начинкой и ромовая баба со взбитыми сливками. Камин почти догорел.
Майя обвела взглядом стол, и на ее губах снова появилась страшноватая улыбка. Она сжигала за собой мосты.
