Ион Агырбичану - «Архангелы»
Оскорблена была в Василе Мурэшану гордость, которой в каждом человеке предостаточно. И гордость его не была греховной. Даже христианство не требует уничижения перед человеком, не ведающим благоговейных чувств и лишь издевающимся над ними. Но пылкий максимализм юности твердил семинаристу, что он перестал быть добрым христианином, раз не способен на прощение, и Мурэшану мучился еще больше.
Единственное, что он мог сделать — это оставаться в Гурень как можно дольше, потому как еще раз переступить порог Иосифа Родяна было свыше его сил. Если бы не Родян, он давно бы уже сбежал из Гурень, забыв и домнишоару Лауру, и школу, которой успел пресытиться, и скрылся бы в каком-нибудь селе с Эленуцей. Но опять предстать перед Иосифом Родяном?! Иной раз ему приходило в голову, что, без конца откладывая, он может навек потерять Эленуцу. Разлуку он переживал болезненно, а мысль о вечной разлуке заставляла его прерывать урок, он выскакивал из класса и в этот день уже не появлялся в школе. Вопрос: кто же все-таки пойдет к Родяну вместо него? — мучил Василе. Довольно долго он утешал себя надеждой, что сватом будет Гица. После лета Василе перестал в это верить. Молодой инженер писал ему, что в скором времени все препятствия будут устранены, но ни словом не обмолвился, что устранять их будет именно он.
Потом Василе стал уповать на случай, благодаря которому свадьба их состоится и без нового его разговора с Иосифом Родяном.
Но вот Эленуца задала свой вопрос, и он побелел как мел: ужасная сцена вновь была у него перед глазами, на миг он лишился дара речи, потом выдавил из себя отчаянно и умоляюще:
— Эленуца!
Эленуца побелела, дыхание у нее перехватило, и раздался безудержный, громкий плач, который слышно было за две комнаты.
— Что мне делать? Что делать? — приговаривала она — Гица велит ждать. Ты не хочешь идти к нам. Родителей я боюсь! Что делать? О господи, что же делать?
Вдруг она замолчала, глаза ее, расширившиеся от ужаса, уперлись в потолок, лицо без кровинки страдальчески исказилось.
Семинарист в испуге смотрел на нее, не решаясь ни шевельнуться, ни сказать хоть слово — будто окаменел. Эленуца, не сводя глаз с потолка, вдруг пронзительно вскрикнула и покачнулась. Василе подхватил ее, заглянул в глаза — неживые, мутные. Веки медленно опустились, и Эленуца потеряла сознание.
От испуга, что девушка умирает, закричал и Василе. На крик прибежали сестры и попадья. Не сразу пришла в себя Эленуца. Пока женщины суетились, приводя ее в чувство, Василе неподвижно стоял посреди комнаты. Увидев, что Эленуца открыла глаза, он бросился к дивану, упал на колени и как ребенок разрыдался. Девушка смотрела вокруг недоуменным отчужденным взглядом, перед глазами у нее зыбился еще туман. Она робко повернула голову в одну сторону, потом в другую; казалось, она грезит, никого не узнает, ничего не замечает. Глубоко вздохнув, она будто проснулась. Увидев возле себя трех женщин, она вспыхнула, опустила глаза, торопливо одернула платье и засуетилась, собираясь уходить, даже не слыша, как рыдает Василе, стоя на коленях у дивана.
— Я пошла, — еле слышно проговорила она, прощаясь, и вдруг заметила Василе. Большие глаза ее недоуменно распахнулись. Забыв о тех, с кем прощалась, Эленуца повернулась, села на диван и коснулась белоснежной рукой склоненной головы семинариста.
— Это я виновата? Да? Я слишком многого у тебя попросила? — спрашивала Эленуца, гладя Василе по голове.
— Нет! Ты просила малой малости! — воскликнул юноша. — Я сегодня же пойду к домнулу Родяну.
Эленуца потянула Василе за руку, и он встал. Глаза у него сияли.
— Да, сегодня же! Не бойся! У меня хватит смелости. Я одолел всех демонов, таившихся во мне. А ты не сердишься? Ты не… — Он хотел было спросить: ты не умерла? — мысль о возможной смерти освободила его душу и от ненависти к грубому Иосифу Родяну, и от чувства унижения, которое так долго жалило его. Когда он подхватил помертвевшую Эленуцу, его молнией поразила мысль: какой же я трус и до чего ничтожны все наши страсти!
Проблеск улыбки, искорка жизни замерцала в глазах Эленуцы, когда она услышала слова Василе. Миг, и искры вспыхнули пламенем на щеках и в сердце Эленуцы Родян.
Уста ее расцвели ангельской улыбкой.
— Ты… — начала она, но не договорила. Спохватившись, она поняла, где она, и вся кровь бросилась ей в лицо.
Попадья с дочерьми смотрели на нее.
— Ради бога, что случилось? — в испуге прошептала попадья.
— Мама, это я во всем виноват! — воскликнул семинарист. — Виноват только я! Сегодня же поговорю с домнулом Родяном.
— Значит?.. — удивленно пробормотала попадья и умолкла.
— Значит, я должен сделать все возможное, чтобы мы поженились. Я был неправ, откладывая так надолго нашу свадьбу.
Попадья переводила взгляд с сына на девушку, и глубокая жалость закралась ей в душу. Семинарист рассуждал, Эленуца то краснела, то бледнела.
— Ты бы мог и нам сказать заранее, что ты задумал, — несмело заметила попадья. — Конечно, ты виноват, если ты так сильно обидел домнишоару Эленуцу. — Она говорила, а сердце ее переполняла горячая материнская любовь к этим детям. — Не знаю, простит ли тебя домнишоара. Мужчина должен быть более решительным! — закончила она вдруг.
Эленуца подняла на попадью глаза, полные слез, — так растрогала ее ласка, звучащая в голосе и словах попадьи.
— Я всегда говорила, милая домнишоара, что для Василе будет счастьем, если… — Голос у попадьи прервался, на глаза навернулись слезы, и она вышла, вконец расчувствовавшись от любви, признательности и преданности, с какой смотрела на нее Эленуца, показавшаяся ей в этот миг самой любимой из дочерей.
Дверь за попадьей закрылась, наступила глубокая тишина. Эленуца сидела не шевелясь и вдруг вскочила, принялась обнимать и целовать Мариоару, потом Анастасию.
Два часа пролетели как сон. Время от времени появлялась попадья, глаза у нее блестели, губы складывались в счастливую улыбку. Господи, до чего хороша девушка, которую бог сулил ей в невестки!
Заглянув в очередной раз к молодежи, попадья подошла к Василе с Эленуцей.
— Хочу вам сказать кое-что. К пасхе Василе должен получить приход, а до той поры лучше бы подождать и никому не говорить ничего.
Эленуца вопросительно взглянула на попадью, потом обняла ее и расцеловала. Теперь она была уверена, что не одинока, была уверена в своем счастливом будущем и была чрезвычайно признательна за это матери Василе.
Василе Мурэшану на целую неделю опоздал с возвращением в Гурень. Из дома он отправился в село, где освободился приход, познакомился с прихожанами, разузнал о доходах и поспешил в семинарию к профессору Марину, который пообещал ему свою поддержку.
— Теперь и я говорю — брось, дружок, свою школу! А то состаришься и жениться будет поздно! — пошутил старик на прощанье.
* * *Еще 27 ноября по городу и окрестным селам разнесся слух, что у «Архангелов» нет больше золота. Мало кто передал соседу то, что услышал, большинство разукрашивали и добавляли всяческие подробности. Таким образом в один и тот же день стало известно, что штольня врезалась в старую выработку, что золотоносная жила выбрана до конца и штольня уперлась в породу крепче гранита, что кварц кончился и перед рудокопами появился сланец. Версии были разные, но в результате вырисовывалась все та же истина-золота у «Архангелов» больше нет. Спустя два-три дня об этом знала вся округа. Недели две только и было разговоров, что об «Архангелах» и об управляющем Иосифе Родяне. Потом разговоры смолкли. Слух о том, что в новой галерее нашли золото, впечатления ни на кого не произвел — может, потому, что многие ему не поверили, а еще вернее, потому, что не пожелали поверить. В городе даже обрадовались, что Иосиф Родян перестанет задирать нос.
Всерьез обескураженными оказались пока лишь компаньоны по карточной игре. Когда три дня подряд Иосиф Родян не появлялся в городе, они поняли, что бессонных ночей в комнате «девяносто шестой пробы» больше не будет. Все три дня они с нетерпением его ждали, и наконец старый Поплэчан вынес приговор:
— Все! Можем утереться!
Директора банков, когда до них дошла печальная весть, сперва побледнели, но тут же приободрились, узнав, что в другой штольне дело пошло на лад. Кредит, полученный Иосифом Родяном, нельзя было покрыть продажей двух домов, и потому директора были склонны возлагать надежды на успехи в новой галерее.
Однако затворничество управляющего «Архангелов» весьма их настораживало. Спустя неделю они собрали членов административного совета, чтобы вся тяжесть последствий, которые могли возникнуть из-за слухов, распространившихся из Вэлень, пала не только на их плечи. На совете мнения разделились: одни настаивали, что можно ждать, ничего не опасаясь, поскольку два городских дома покроют все долги, а кроме того, у Иосифа Родяна должны быть значительные запасы золотоносной руды. Другие настаивали на принятии срочных мер ради спасения банков от потерь, поскольку стоимость домов куда меньше задолженности, а какое еще имущество имеется у Иосифа Родяна — никто толком не знает. Этого мнения придерживались и оба директора. Вопрос был поставлен на голосование. Вторая точка зрения одержала верх, директора были уполномочены собрать все сведения о задолженностях Иосифа Родяна и принять срочные меры в целях обеспечения интересов банков.
