Томас Вулф - Паутина и скала
– Сегодня у меня больше нет никаких дел, – сказала Эстер. – Я выкроила вторую половину дня для тебя.
Джо ушел, и они услышали, как он быстро отдает распоряже shy;ния по-итальянски. Официант принес на подносе два коктейля. Джордж и Эстер чокнулись, она произнесла:
– Ну, молодой человек, за тебя. – Она чуть помолчала, очень серьезно глядя на него, потом заговорила: – За твой успех – подлинный – какого ты желаешь в душе – величайший.
Они выпили, но ее слова, присутствие, ощущение изуми shy;тельного счастья и гордости, которые принес ему этот день, со shy;знание, что это в каком-то смысле подлинное начало его жиз shy;ни, что удачливая, счастливая жизнь, какая ему всегда представлялась, теперь лежит прямо перед ним, придали какую-то восторженную дерзновенность, опьянение какой-то непре shy;клонной, неодолимой силой, к которому выпивка ничего не могла добавить. Джордж подался вперед и обеими руками стис shy;нул руку Эстер.
– Я добьюсь его! – восторженно воскликнул он. – Добьюсь!
– Знаю, – ответила она. – Добьешься! – И, положив вторую руку поверх его руки, стиснула ее и прошептала: – Величайшего! Ты самый лучший!
Неимоверная радость этой минуты, торжество этого очарова shy;тельного дня безраздельно заполнили его всепоглощающим созна shy;нием, что вот-вот будет достигнута некая чудесная цель. Джорджу казалось, что ему доступно «все» – он не представлял, что именно, однако был уверен, что доступно. Самая сущность этой ошеломля shy;ющей уверенности, ошеломляющей радости – что огромный ус shy;пех, великое свершение, любовь, почет, слава уже достижимы – лежала у него в руке осязаемо, тепло, увесисто, словно ядро. А по shy;том возникло чувство, что это невероятное осуществление неверо shy;ятно близко, он ощущал эту уверенность так восторженно, дерзно shy;венность так сильно, что твердо знал, на чем они основаны, чувст shy;вовал, что слова, каких никогда не произносил, рвутся с его языка, что песни, каких не пел, музыка, которой не слышал, великие кни shy;ги, романы, поэмы, каких не писал, уже великолепно, четко сло shy;жились, и он может явить их миру, когда угодно – немедленно, се shy;кунду спустя, через пять минут – как только пожелает!
Эта кипучая неугомонность буйных стихий оказалась чрез shy;мерной для хрупкой телесной оболочки и заключенного в ней ра shy;зума, поэтому Джорджа словно бы прорвало. Казалось, все тай shy;ные надежды, неутоленные желания, все лелеемые подспудные стремления, невысказанные чувства, мысли, взгляды, которые непрестанно бурлили в неистовом брожении его юности, терзали его, въедались кислотой в тайники его духа, которые он утаивал, подавлял, сдерживал, скрывал из гордости, из сомнения или не shy;доверия, или потому, что некому было слушать, ответить, под shy;твердить – все, что накопилось у него на душе, вырвалось нару shy;жу и хлынуло неудержимым потоком.
Слова вылетали у Джорджа исступленными фразами, мета shy;тельными копьями, брошенными в цель палицами мысли, на shy;дежды, устремления, чувства. Будь у него десять языков, он все равно не смог бы выразить их, однако они теснились, бурлили, пролагали себе дорогу в шлюзах его уст, и все же не было сказано и тысячной доли того, что ему хотелось высказать. Чрезмерное многословие несло его, вертя, будто щепку, он был беспомощен в этом собственном бурном потоке; и видя, что всех имеющихся в его распоряжении средств недостаточно, стал, подобно челове shy;ку, заливающему маслом бушующий огонь, требовать один ста shy;кан виски за другим и осушал их.
Джордж сильно опьянел. Говорил все более необузданно, бо shy;лее бессвязно. И ему, однако, казалось, что он должен в конце концов высказаться, излить душу, объяснить все четко, ясно, оп shy;ределенно.
Когда они вышли на улицу, уже стемнело. Джордж все не умол shy;кал. Они сели в такси. Переполненные улицы, автомобильные проб shy;ки, невыносимо резкий блеск, сумасшедший калейдоскоп Бродвея пылали перед его воспаленным, безумным взором, не расплываясь, не в хмельной дымке, а с какой-то искаженной, дикой четкостью, в гротескном отражении того, что представляли собой на самом деле. Его сбитый с толку, возмущенный дух восставал против этого – про shy;тив всех и вся – против миссис Джек. Потому что он внезапно по shy;нял, что она везет его домой, в отель. И взбеленился, счел, что она покидает его, предает. Крикнул водителю, чтобы тот остановил ма shy;шину. Эстер схватила его за руку, попыталась удержать, он вырвался, заорал, что она обманула его, продала, предала – что не желает боль shy;ше видеть ее, что она дрянь – и хоть женщина упрашивала его, уго shy;варивала вернуться на место, он велел ей проваливать, захлопнул пе shy;ред ее лицом дверцу и стремительно скрылся в толпе.
Теперь весь город, качаясь, проплывал мимо него – огни, толпы, ночные, усеянные звездами выси – все это пылало перед его взором в каком-то чудовищном искажении, казалось жесто shy;ким и диким. Джорджа охватила убийственная ярость, ему хоте shy;лось разбить что-то, разломать, растоптать. Он прокладывал себе дорогу по улицам, словно обезумевшее животное, вклинивался в толпы, бесцеремонно перся прямо на людей, расталкивал их и наконец, дойдя до полной апатии, достиг конца этого слепого и сияющего пути, оказался перед своим отелем, изможденный, по shy;давленный, навсегда потерявший надежду на счастье. Отыскал свою комнату, вошел и без чувств повалился на кровать ничком. Бутыль эфира взорвалась.
22. ВМЕСТЕ
Эстер позвонила на другое утро, в начале десятого. Джордж пошевелился, застонал и, пошатываясь, сел, в голове у него ло shy;пались ракеты, в желудке и на сердце было муторно, ему хотелось провалиться сквозь землю от стыда.
– Как себя чувствуешь? – первым делом осведомилась она, негромко, тем тоном, какой бывает у людей в подобных случаях, не особенно сочувственным, не прощающим, просто вопроси shy;тельным.
– Ох… хуже некуда, – угрюмо ответил он. – Я… кажется, я вчера перепил.
– Ну… – Она заколебалась, потом издала легкий смешок. – Был слегка необуздан.
Джордж мысленно застонал и без особой надежды произнес жалким голосом: «Извини», сознавая, как обычно люди в подоб shy;ных случаях, что одними извинениями дела не поправишь.
– Завтракал уже? – спросила она.
– Нет.
При мысли о завтраке его чуть не стошнило.
– Может, тебе подняться и принять душ? Потом сходи ку shy;да-нибудь, позавтракай, станет гораздо легче. День замечатель shy;ный, – продолжала она. – Будет очень полезно выйти, прогу shy;ляться.
Джорджу казалось, что ему уже никогда не проявить интереса к завтраку, прогулке или погоде, но он пробормотал, что непре shy;менно последует ее совету, и Эстер тут же продолжала, словно на shy;мечая программу на день:
– А что собираешься делать потом – я имею в виду вечером?
Вечер казался невозможно далеким, при мысли о нем Джорд shy;жу представилась до того унылая перспектива отвратительной вечности, которая должна истечь, прежде чем придет ночь и скроет его проступок в спасительной темноте, что он не смог от shy;ветить сразу.
– Не знаю, – сказал он. – Не думал об этом. – И жалким то shy;ном добавил: – Пожалуй, ничего.
– Видишь ли, – торопливо продолжала Эстер, – я подумала, что, может, ты захочешь увидеться вечером со мной. Конечно, если у тебя нет других планов.
В душе у Джорджа шевельнулось волнение, он почувствовал надежду.
– Хочу, конечно, – пробормотал он. – Значит, ты…
– Да, – быстро, решительно перебила она. – Послушай. Сможешь приехать сюда после спектакля? Видишь ли… вряд ли тебе захочется высиживать там снова до конца представления. После него я буду свободна. Сможешь приехать в начале двенад shy;цатого? Будет время пойти куда-нибудь, поговорить.
– К какому времени мне быть там?
– Около четверти двенадцатого. Тебя устраивает?
– Да, вполне. И… я хотел сказать о вчерашнем… о том, как я…
– Ничего, – перебила Эстер со смехом. – Поднимайся, сде shy;лай то, что я сказала, почувствуешь себя лучше.
Джордж чувствовал себя уже гораздо лучше, плоть его страда shy;ла от головокружения и тошноты, но дух испытывал громадное облегчение и подъем. Спускаясь по лестнице, он смотрел на жизнь уже не столь безнадежно.
Когда Джордж приехал, представление окончилось, и театр обезлюдел. Эстер ждала его в фойе. Они обменялись сдержан shy;ным рукопожатием и пошли по коридору за кулисы. Рабочие свои дела почти закончили, несколько человек еще оставалось там, но на сцене горела лишь одна лампа, очень большая, яркая, однако придавшая теням под сводом в глубине таинственную от shy;чужденность мрачного, неисследованного царства.
Актеры разошлись почти все. Один стоял возле доски объяв shy;лений, просматривал их. Когда Джордж и Эстер стали подни shy;маться по лестнице, еще двое торопливо спускались, они быстро поздоровались на ходу и поспешили к выходу с видом людей, за shy;вершивших работу. Наверху было совершенно тихо, безлюдно. Эстер достала ключ, отперла свою мастерскую, и они вошли. Шаги их раздавались гулко, будто в пустом помещении.
