Дженнифер Доннелли - Чайная роза
Когда они приехали в дом — это случилось больше часа назад, — Уилл устроил для дорогой гостьи экскурсию. Экскурсия получилась продолжительная. Особняк был огромный и роскошный. Здесь имелась приемная, два салона, три малых гостиных, столовая, бесконечные коридоры, курительная, игровая, несколько кабинетов, галерея, оранжерея, просторные кухни, танцевальный зал, в котором уместилось бы триста человек, несколько комнат, казалось, не имевших никакой цели, и огромная библиотека, не считая множества спален, ванных и помещений для слуг. По мнению Фионы, это был скорее дворец, чем дом. Она несколько раз споткнулась, потому что смотрела не под ноги, а на сверкающий мрамор, позолоту, резные деревянные панели, гобелены, шелковые шторы, хрустальные люстры, картины и скульптуры. Когда они наконец добрались до библиотеки, Фиона даже обрадовалась. Здесь не было никаких украшений. Только полки, два письменных стола, два мягких кожаных кресла с высокими спинками и канапе у камина. Несмотря на разгар лета, вечер выдался прохладный, и дворецкий развел огонь. Помещение освещали пламя камина и несколько канделябров.
— Уилл, — сказала она, вернув книгу на место и обведя комнату глазами, — сколько здесь книг?
Он на мгновение задумался, борясь с неподатливой пробкой.
— Тысяч сто. Плюс-минус несколько тысяч.
— Ничего себе! — Фиона пошла вдоль длинной стены, цокая каблучками по каменному полу. Раздался хлопок.
— Ну, наконец-то! Фиона, ты любишь «Марго»? Оно шестьдесят девятого года. Старше тебя.
Девушка пожала плечами:
— Не знаю. Никогда не пробовала. Я вообще не пила вина, пока ты не сводил меня в «Дельмонико». Только шампанское. Ник не пил на пароходе ничего другого, и мне приходилось составлять ему компанию.
Уилл захлопал глазами:
— Серьезно? А что же ты пила в Лондоне?
— Чай.
— Я имею в виду во время ленча. И за обедом.
Фиона почесала подбородок.
— Гмм… во время ленча… и за обедом… надо подумать… Ах да, вспомнила! Чай. Мы всегда пили чай. Чаще всего простой «Ассам» из ближайшего магазина, но иногда божественный «Дарджилинг»… — Она произнесла это слово, подняв глаза к небу. — Если на пристани разбивался ящик и мой отец с товарищами успевал добраться до него раньше мастера.
Уилл смерил ее взглядом:
— Ты что, шутишь?
Она усмехнулась:
— Как по-твоему, что еще можно пить на жалованье докера?
— А сколько оно составляет?
— Двадцать с чем-то шиллингов в неделю. Около пяти долларов.
Уилл скорчил гримасу:
— Да уж, на эти деньги вина не выпьешь, верно? Но теперь у тебя есть такая возможность. Вот, держи и пробуй.
Макклейн сел на канапе. Фиона присоединилась к нему. В библиотеке ей нравилось. Рядом с Уиллом она чувствовала себя в безопасности. Всегда и везде. Чувство было приятное. Конечно, не такое приятное, как отчаянная, безоглядная, всепоглощающая любовь. Этого чувства Фиона еще не испытывала, хотя мечтала о нем. Но любовь обязательно придет. В свое время. Девушка в этом не сомневалась. Просто еще слишком рано. В конце концов, она едва знает Уилла. Они виделись всего несколько раз. Пока она только влюблена. А это совсем другое дело.
Уилл наполнил два бокала. Фиона потянулась к одному из них, но Макклейн ее остановил.
— Не торопись. Перед тем как пить одно из лучших вин на свете, я дам тебе небольшой урок.
— Его нужно выплюнуть? На пароходе нас учили, как оценивать вино. Я следила за ними. Они набирали вино в рот, какое-то время держали его там, а потом выплевывали в ведерко. Я думала, что оно им не нравится.
— Девочка моя, если ты выплюнешь это вино, я задушу тебя собственными руками.
— Значит, оно хорошее?
— Очень. Закрой глаза.
Она подчинилась:
— А что дальше?
— И рот тоже. На несколько секунд. Это тебе по силам?
Фиона хихикнула.
— Сначала вдохни, — сказал Уилл, поднеся бокал ей под нос. — Сделай хороший глубокий вдох. — Фиона сделала то, что ей велели, чувствуя тепло тела и слыша звучный голос Макклейна. — Чем пахнет?
— Э-э… виноградом?
— Чем еще?
Она сделала еще один вдох.
— Кажется, черной смородиной. Да, смородиной. И… и перцем? И немного чего-то другого… Знаю! Ванили! — Она открыла глаза.
— Очень хорошо. У тебя отличный нос. Я поражен.
Уилл протянул девушке бокал. Это был цельный хрусталь, тяжелый как кирпич. Фиона пригубила напиток. Вино напоминало жидкий бархат. Она сделала еще один глоток и почувствовала, как по телу разлилось приятное тепло. Уилл сидел совсем рядом. Она видела медные крапинки в его темно-карих глазах, крошечные веснушки над верхней губой и седину на висках. От него пахло крахмальным бельем, шагреневой кожей и чистым телом. Этот запах был чудеснее, чем запах старого вина. У нее запылали щеки. Несколько секунд она смотрела Уиллу в глаза, понимая, что сейчас он ее поцелует, и желая этого. И поцелуй пришел.
— И губы у тебя тоже отличные, — сказал Макклейн, забирая у нее бокал и ставя его на стол.
Он целовал ее в шею и за ухом. Решительно, но нежно гладил обтянутую платьем грудь. Фиону бросило в дрожь. Уилл необычайно уверен в себе. Его прикосновения были прикосновениями не мальчика, но мужа. Фиона напомнила себе, что у него была жена и, если верить словам дяди Майкла, множество любовниц. Она могла сказать только одно: этот мужчина знал, что делает. Его руки расстегнули пуговицы на ее спине, спустили с плеч бретельки лифчика, и внезапно Фиона поняла, зачем он привез ее именно сюда, хотя можно было погулять в парке.
— Уилл, не надо… — выдавила она, не готовая к такой близости.
Но он не остановился. Свечи озаряли мерцающим теплым светом книжные полки, бокалы с вином, кожаное канапе, тело Фионы, а он продолжал ласкать ее обнаженные груди, целовать в губы и одновременно забираться под подол платья. Он знал, где и как ласкать ее. Его руки и губы заставляли Фиону ощущать слабость и сладкую боль в паху. Хотелось снять с него одежду, привлечь к себе, ощутить тепло его кожи, закрыть глаза и забыть обо всем на свете.
Уилл снова поцеловал ее и сказал:
— Фиона, давай ляжем в постель. Я хочу тебя… хочу любить тебя.
Фиона окаменела. Всего секунду назад по венам струился огонь, а теперь в них был лед. Она разомкнула объятия и решительно сказала:
— Нет, Уилл. Я не хочу… я… я не могу.
Уилл откинулся на спинку канапе и закрыл глаза.
— В чем дело? Что случилось? — спросил он.
— Я… я боюсь забеременеть.
Макклейн открыл один глаз и посмотрел на нее.
— Знаешь, есть способы этого избежать. Я бы принял предосторожности.
— Ну… дело не только в этом… Я не могу… я не…
— Не волнуйся, Фиона, — взяв ее за руку, сказал Уилл. — Ты еще не готова. Это все, что мне было нужно знать. Ничего объяснять не надо. Я понимаю. Я был слишком настойчив.
— Нет, Уилл, это не так, — начала она. — Я… я тоже хочу тебя, честное слово. Просто я…
— Тсс, — сказал он и закрыл ей рот поцелуем. А потом попросил: — Оденься сама, ладно? Ни один мужчина не сможет сдержаться, видя такую грудь. Это выше его сил.
Фиона начала застегивать пуговицы. Ее щеки горели, но не от смущения.
Она солгала. Уиллу. И себе самой. Заставила его поверить, что ее сдержанность вызвана боязнью забеременеть, хотя знала настоящую причину. Знала, но боялась признаться в этом. «Я хочу тебя… хочу любить тебя…» Это были слова Джо, те самые слова, которые он сказал ей в тот день в Ковент-Гардене, когда они занимались любовью на его узкой кровати, когда он сказал, что любит ее и будет любить всегда. Едва Уилл произнес их, как перед умственным взором Фионы возник Джо. Такой, каким он был, когда бросил ей на колени банку из-под какао, когда подарил колечко с сапфиром и обнял ее. Она помнила его прикосновения, то, как он овладевал ею и отдавался сам, пока они не стали единым целым. Одним телом, одной душой и одним сердцем.
Эти образы мучили ее. Она хотела быть с Уиллом, думать только о нем, любить его. Хотела забыть Джо, избавиться от воспоминаний о нем. Очень хотела. И пыталась изо всех сил, но ничего не получалось. Он всегда возвращался. Стоило ей услышать похожий голос, увидеть пару таких же голубых глаз или знакомую самоуверенную походку, как Джо снова был с ней. В ее уме. В ее сердце.
— Что с тобой? — мягко сказал Уилл. — Откуда эти слезы?
Фиона смутилась и быстро вытерла щеки. Она сама не понимала, что плачет.
Макклейн достал платок.
— Прости, я расстроил тебя. Мне не следовало торопиться. Я — болван. Честное слово. Не плачь, милая. У меня сердце разрывается. — Он привлек ее к себе и прошептал: — Я бы никогда не воспользовался случаем. Никогда. Скорее умер бы, чем причинил тебе боль. Просто забылся на мгновение, вот и все. Дал волю чувству. — Он выпустил ее, посмотрел в глаза и добавил: — Я на такие вещи не мастер. Сама знаешь, когда речь идет о бизнесе, я могу заговорить любого. Но в сердечных делах теряюсь. Так было всегда. — Он сделал паузу. — До сих пор я не говорил тебе…
