Катрин Панколь - Желтоглазые крокодилы
Она открыла балконную дверь и посмотрела на звезды. «Это уже слишком, не могу больше! И без того тяжело смотреть, как она выпендривается, как она присвоила мою Флорину — но теперь она и вас задумала у меня отнять, вас! Мне-то что остается? Ворон ловить? Не люблю ворон… Откуда же она знает, что я с вами разговариваю? Я никогда ей не говорила, ну, может быть, один раз… Все умудряется использовать! Вампирша».
Увидев в автобусе женщину с книгой, она решила зайти к Ширли. Той не было дома. Жозефина пошла домой и нашла записку от Зоэ, в которой говорилось: «Мам, я буду ночевать у Александра, за мной приехала Кармен. Гортензия просила тебе передать, что вечером ее не будет дома, она вернется поздно, не волнуйся, я тебя люблю. Зоэ».
Она была одна. Разогрела остатки вчерашнего жаркого, добавила два листика салата. Смотрела в окно, как сгущаются сумерки. Грустно, как грустно.
Когда совсем стемнело, она вышла на балкон и подняла голову к звездам.
— Папа? — спросила она несмело. — Ты меня слышишь, папа?
И добавила детским голоском:
— Это нечестно! Почему всегда все ей, а? Опять она меня затмила. Когда мы были маленькие и нас фотографировали, мама всегда следила, чтобы хорошо было видно Ирис. Глаза Ирис, прическу Ирис, подвинься немного, Жози, не видно каемку на платье Ирис.
«Преступница, ты преступница», услышала она голос своего отца. Почувствовала его руки, обнимающие ее, вкус его соленой кожи или его слез, его широкие шаги. Он уносил ее так, словно спасал. «Мы были на пляже летом, я вылезла из воды, я кашляла и отплевывалась, щипало глаза, я плакала, плакала… Кажется, после этого он никогда больше не спал с мамой в одной комнате. Ушел с головой в эти свои кроссворды, дурацкие каламбуры, сидел и попыхивал деревянной трубочкой. А потом он умер. Ушел целиком… — Она усмехнулась. — Тебе бы это понравилось! Папочка, папа, — пропела она звездам. — Когда-нибудь я найду недостающий фрагмент этого пазла… Когда-нибудь я пойму, в чем дело. А пока, папуля, спасибо за этот успех с книжкой. Мне стало легче жить. Я больше не боюсь. Это очень важно. Я больше не чувствую себя в опасности. Я по-прежнему не слишком уверена в себе, но уже не боюсь. Ты можешь гордиться мной — ведь ты знаешь, что именно я написала эту книгу».
Она вздохнула: ей еще многому нужно научиться. Когда одерживаешь победу, кажется, что победил окончательно. Но впереди тебя всегда ждет новая битва. Раньше жизнь была такой простой. Чем большего достигаешь в жизни, тем запутанней и сложней она становится. Может, раньше она и вовсе не жила…
Жозефина подняла голову. Ее гнев утих.
Она протянула руки к небу и послала всю свою любовь, всю свою радость к звездам. Она не завидовала Ирис. Ирис-то знает, что книгу написала я. Знает. Ее хваленая слава покоится на лжи.
На душе стало тихо и светло. Ей оставались исследования, конференции. Труды. Надо работать. Пора вернуться в библиотеку, читать старые манускрипты и исторические труды.
А потом, в один прекрасный день, я напишу другую книгу.
И это будет моя книга, только моя.
Что вы на это скажете, звезды?
Марсель Гробз вышел из здания аэропорта, закинул сумки в багажник и сел в машину рядом с шофером.
— Как я устал, дружище Жиль! Стар я стал для этих полетов на край земли.
— Оно конечно, босс. Целый месяц кантоваться по гостиницам, да еще и в разных часовых поясах, это вам уже не подходит!
— У вас здесь не жарко, как я погляжу! Конец октября, а уже холод собачий. Там, по крайней мере, вишни цветут… Я не очень хреново выгляжу?
Жиль быстро взглянул на Марселя Гробза и отметил, что нет, он строен, как кипарис.
— Ты добряк! Однако у этого кипариса есть некоторые жировые отложения. Я могу бегать как бобик, и все равно их не сгонишь. Что нового? Ты купил мне газеты?
— Они на заднем сиденье. Ваша падчерица, мадам Дюпен, наделала шуму со своей книгой…
— Неужто и впрямь написала книгу?
— Даже моя мать купила и в полном восторге.
— Вот черт, представляю, сколько всего мне о ней наговорят! А что еще слышно?
— Да больше ничего. Я занимался вашей машиной, сделал техосмотр, как вы и просили. Все в порядке. Куда едем?
— В контору.
— Вы даже не заедете домой?
— Я же сказал, в контору…
Увидеть Жозиану. Когда он звонил ей, она разговаривала с ним очень холодно. Цедила что-то сквозь зубы. Да, нет, не знаю, посмотрим, поговорим при встрече. Не дай бог, вновь сошлась с этим верзилой Шавалем. До чего ж он развратная скотина!
— А что там Шаваль?
Шофер Марселя, Жиль Лармуайе, был приятелем Шаваля. Они часто вместе заруливали в ночные клубы. Жиль рассказывал о бурно проведенных ночах, девицах — «одна справа, одна слева, когда с тобой Шаваль, откажут едва ль», о том, как наутро они приводили себя в порядок, перед тем как отправиться на работу: Шаваль в контору, Жиль — за руль. Жиль отличался редкостным отсутствием честолюбия. Марсель пытался его как-то повысить, но парень в жизни любил только одно — автомобили. Чтобы сделать ему приятное, Марсель раз в два года менял машину.
— Как! Вы не знаете?
Марсель изучал свое лицо в зеркальце заднего вида: под глазами не то что мешки, просто какие-то чемоданы с замками и ручками!
— Что не знаю?
— Шаваль по уши втюрился в вашу племяшку.
— Малышку Гортензию?
— Ее самую. Ух, он за ней вьется… Прям страшно сказать. Она его заставляет на брюхе ползать. Готов сожрать собственную шляпу, жаль, шляп не носит. Уже полгода пытается ее закадрить, и все безуспешно. Провожает ее каждый вечер. Она его с ума свела.
Марсель расхохотался. На душе у него полегчало. Значит, дело не в Шавале. Он достал мобильник и позвонил в офис.
— Мусечка, это я. Я в машине, сейчас приеду… Как дела?
— Нормально…
— Ты не рада меня видеть?
— Скачу от радости!
Она повесила трубку.
— Неприятности, шеф?
— Да Жозиана… Откуда такой кислый тон? Отфутболила меня.
— Ох уж эти женщины… Вечно строят козью морду, когда у них месячные.
— Ну не могут же у нее быть месячные целый месяц! Тут уж коз набирается на целое стадо!
Он устроился в кресле поудобнее и решил вздремнуть.
— Разбуди меня незадолго до приезда, чтобы я успел привести себя в порядок!
Когда он вошел в приемную, Жозиана не шелохнулась. Она даже голову не подняла от стола. Он раскрыл ей объятия, она оттолкнула его.
— Почта на твоем письменном столе. Там же список звонков. Я все записала.
Он открыл дверь в свой кабинет, сел за стол и обнаружил на куче писем фотографию девушки из «Лидо» с выколотыми глазами. Он схватил ее и радостно выскочил в приемную.
— И из-за этого, мусечка, ты так долго дуешься на меня?
— Не вижу в этом ничего забавного. По крайней мере, меня это не смешит!
— Не угадала, нисколько не угадала! Это все чтоб сбить с толку Анриетту! Я узнал от Рене, что она как-то притащилась сюда в выходной, в день, когда здесь не было ни души — еще бы, первое мая! Я решил, что дело нечисто, проверил бумаги и заметил, что один конверт открыт и с его содержимого наверняка сделали фотокопии: это расходы того украинца. Бедная злючка! Она надеялась, что обнаружила у меня какую-то зазнобу, да еще злоупотребление положением и хищение общественного имущества! Думала, держит меня за яйца! Я решил дать ей информацию к размышлению. Подбросил в кабинет фотографию, ей сто лет, это девушка крупного клиента, ты тогда не поехала со мной в «Лидо», помнишь? Придумал имя, и хоп! Ищи-свищи, Анриетта! Видишь, сработало. А ты меня целый месяц из-за этого мурыжила?
Жозиана недоверчиво посмотрела на него.
— И ты думаешь, я в это поверю?
— С какой стати мне врать, мусечка? Я знать не знаю эту девушку. Я сфотографировался с ней для смеха, вот и все… Помнишь, в тот вечер, ты не захотела поехать, года полтора назад, ты тогда устала и…
В тот вечер я виделась с Шавалем, вспомнила Жозиана. Бедненький мой толстяк! Он прав. Она отговорилась мигренью, а его отправила в ресторан с клиентом — обмывать сделку.
Он подошел к столу Жозианы и натолкнулся на дорожную сумку.
— Что это за сумка?
— Собрала вещички. Вот, ждала, что поговорим, и я сделаю ручкой…
— Да ты с ума сошла! У тебя крыша поехала!
— Я просто чувствительная, это вернее.
— Ты мне вообще не доверяешь…
— Да, в мой магазин редко завозят такой товар, как доверие…
— Ну что же, придется привыкать… Потому что я с тобой и никуда отсюда не денусь! Только ты существуешь для меня, моя курочка! Ты — вся моя жизнь.
Он обнял ее и стал укачивать, приговаривая: «Ну какая глупышка! Какая глупышка! А я-то извелся весь, места себе не находил, что она там молчит в телефон!»
Она прижалась к нему, ожидая, когда он закончит мурлыкать, чтобы сообщить ему хорошую новость, уже подтвержденную лабораторными исследованиями. Так, ладно, хорошенького понемножку, пусть сначала спустится на землю, а как только приземлится, я вновь отправлю его прямехонько в небеса известием о явлении маленького Гробзика.
