Катрин Панколь - Желтоглазые крокодилы
— Кошмар какой-то, — злился Антуан. — Они стали такими жирными, что им уже лень покрывать самок, ты видела такое? Самки ластятся к ним, а они и глазом не ведут.
— Да они смеются, глядя, как ты здесь бесишься. Они чувствуют себя победителями.
— Недолго им оставаться победителями, если они и дальше будут так жиреть.
— Ха! Ты десять раз помрешь, а они все будут сидеть здесь и таращиться. Эти зверюги живут по сто лет!
— Если я их раньше всех не загашу!
— Думаешь, это выход?
— А выхода нет, Милена, меня поимели, как мальчика! Вэю-то плевать, он выкрутится, а вот я… Я инвестировал в ферму жирных ленивых импотентов.
Вдобавок Антуан заметил, что самки, которых прислали из Таиланда, почти все уже давно пережили менопаузу. Он позвонил директору питомника, тому самому, который погрузил в «Боинг» семьдесят крокодилов, и пожаловался.
Таец принялся уверять его: «Forty eggs a day! Forty eggs a day! — Zero egg a day!» [49] — проорал в трубку Антуан. «A-а, — отвечал таец, — they must be grand mothers then! You are not lucky, we put the wrong ones in the plane, we didn’t know…» [50]
Крокодилицы-климактерички! И как в таких условиях повышать рождаемость?! Фабрика притормозила производство кожгалантереи, а поставки консервов оказались в два раза меньше запланированных. В итоге, единственным выгодным делом может стать производство антибиотиков, но с теми, кто этим занимался, у Антуана не было контракта. Вот я мудак! Вот гнусные чудища!
Он снова выстрелил в воздух. Крокодил приподнял одно веко.
Милена пожала плечами и решила вернуться к себе в кабинет. Ей нужно было проверить электронную почту, чтоб сделать новые заказы в Париже. Тушь и помада продавались гораздо лучше, чем кремы и маски, стоили дешевле и лучше хранились на жаре. Ну и хорошо! Она закупит косметики оптом и вчетверо окупит расходы. Клиентки будут в восторге! Они не скупятся, не торгуются. Они в восторге от губной помады и кисточки для ресниц и готовы как угодно надрываться, лишь бы разукрасить свое лицо. Самым большим спросом пользуется светлый тональный крем. Они его обожают! Намазываются и превращаются в маленьких мертвенно-бледных куколок. Их жадные маленькие ручки мигом разбирают с полок все что можно. Мистер Вэй предложил ей сотрудничество. Пятьдесят на пятьдесят. С ее стороны — профессионализм, философия, дух и французский безупречный вкус, а он занимается производством и продажей. Говорит, что производство окажется невероятно дешевым. Нужно поговорить с Антуаном. С другой стороны, у него столько забот, что не хочется забивать ему голову еще и моими проектами.
Тем же вечером, когда молчаливый Понг подал им ужин, Милена сообщила, что отправила мистеру Вэю проект контракта и что она собирается с ним сотрудничать.
— Ты подписала?
— Нет еще, но все уже практически решено.
— Ты мне не говорила об этом!
— Нет, дорогой, говорила, только ты не слушал… Ты думал, это так, развлечение, детские игрушки! А тут пахнет большими деньгами.
— Ты с кем-нибудь советовалась перед тем, как подписывать?
— Я составила очень простой контракт, прописала сумму инвестиций, проценты с продаж и лицензию на мое имя, которую оплатит мистер Вэй… Тут даже для меня ничего сложного нет.
Она хихикнула, дав Антуану понять, что ее не так-то просто обвести вокруг пальца.
— Ты что, получила юридическое образование? — насмешливо спросил ее Антуан. — Передай соль, пожалуйста… Из чего это рагу, совершенно безвкусное…
— Из антилопы.
— Вообще несъедобное, между прочим!
— У меня сейчас нет времени готовить…
— Так вот, мне больше нравилось, когда у тебя было время готовить! Лучше бы ты открыла ресторан…
— Видишь, с тобой невозможно серьезно разговаривать.
— Ну-ну, я слушаю.
— Короче говоря, когда я последний раз ездила в Париж, я проконсультировалась с юристом по этим делам. На Елисейских Полях.
— А как ты на него вышла?
— Позвонила секретарше твоего тестя. Ее зовут Жозиана, она очень милая. Мы друг другу понравились. Я сказала, что звоню по твоей просьбе, что тебе нужна консультация, нужен хороший адвокат, хитрый и ловкий, привыкший вести дела с акулами большого бизнеса…
— И…
— Все получилось: она дала мне имя и телефон. Поскольку я звонила по протекции Марселя Гробза, адвокат был со мной очень любезен и согласился заняться моим делом. Даже пригласил меня на ужин; мы сходили в русское кабаре рядом с его офисом.
— Как ты могла? Воспользовалась именем Шефа, хотя с ним даже не знакома! Если это вскроется, он тебя возненавидит.
— Это за что же? Я ему ничего плохого не сделала…
— Может, тебе напомнить, что из-за тебя я бросил жену с двумя детьми? Ты забыла, что ли?
— Я не просила тебя уезжать. Ты сам уехал, сам. И втравил меня в эту авантюру!
— И ты теперь жалеешь, да?
— Нет. Я ни о чем не жалею. Жалеть бессмысленно. Я хочу как-то выкрутиться, вот и все. И ты не должен на меня за это обижаться…
Они ссорились вполголоса, чтобы не возбуждать подозрения Понга. Они ссорились, улыбаясь друг другу, но каждое слово было как отравленная стрела. «Когда все это началось? — думал Антуан, подливая себе вина. — Я слишком зациклился. Надо быть как все, ни о чем не думать. Зарабатывать деньги и ни о чем не думать. Просто в Африке я когда-то был счастлив и думал, что вернувшись сюда, снова буду счастлив. Все начну сначала. Увез с собой славную девушку, которая думала, что сможет за мной следить. Какой вздор! Только я сам могу следить за собой, но методично и настойчиво занимаюсь саморазрушением. За что же упрекать ее? Она не виновата. Я напялил одежду, которая мне велика, вот и все. Жози права. Все они правы». Он иронически улыбнулся, насмехаясь над собой, но Милена приняла это на свой счет.
— Ох, ну не сердись же ты! Я так тебя люблю! Я все бросила, чтобы поехать за тобой. Я бы на край света за тобой поехала… Мне просто надо чем-то заниматься. Не привыкла я бездельничать. Всю жизнь работала, с самого детства…
Она состроила трогательную мордашку, как у маленькой девочки, которая уверяет, что ни в чем не виновата. Ее большие голубые глаза смотрели на него так невинно, что это раздражало.
— И думаешь, он тебя не кинет?
— Ох, ну ты во всем видишь только плохое.
— Ты просто опасна, Милена! Опасна. И ничего ведь мне не сказала!
— Я хотела сделать тебе сюрприз… И к тому же, каждый раз, стоило мне об этом заговорить, ты менял тему. Ну, я и отказалась от этой мысли. Но не сердись, дорогой, я это все затеяла только чтобы развлечься, ты же знаешь… Если ничего не получится, мистер Вэй потеряет деньги, а я-то ничего не вкладываю! А если получится, я разбогатею, и ты станешь коммерческим директором моего маленького предприятия…
Антуан смотрел на нее с ужасом. Она собирается нанять его на работу. Будет начислять ему зарплату и выплачивать премию в конце года! Струйка пота проползла по его спине, намокли виски, руки, торс… Нет, только не это! Только не это! Он сжал зубы.
— Дорогой, что с тобой? Ты весь взмок. Ты заболел?
— Наверно, съел что-нибудь не то. Это рагу из антилопы никуда не годится.
Он бросил на стол салфетку и встал, чтобы пойти переодеться.
— Ради бога, любимый, не злись… Это просто лотерея. Если ничего не получится, то и ладно. А получится, будет хорошо. И я буду богатой, понимаешь, богатой! Забавно, правда?
Антуан остановился на пороге. Она не сказала «мы», она сказала «я». Он снял мокрую рубашку и скрылся за дверью.
Филипп Дюпен опустился в кресло перед письменным столом жены и вздохнул. Если бы ему когда-нибудь сказали, что он будет рыться в вещах Ирис, как ревнивый муж, он бы не поверил. Видя таких мужей в кино, он их жалел. Он открыл розовый блокнот, на котором Ирис написала большими буквами: «Роман». Ниже подзаголовок: «Такая смиренная королева». Может, она планирует еще что-нибудь написать, подумал он, открывая блокнот. Или чтобы за нее написали. Он жаждал узнать, это желание было сильнее его. Прямо спросить ее обо всем было бы, конечно, благородней. Но Ирис ни о чем нельзя спрашивать прямо. Она не знает, что такое искренность. Вернувшись с той телепередачи, которую они смотрели вместе с Кармен и Александром (Кармен подала им ужин на журнальный столик у телевизора), она встала перед ними и, торжествуя, спросила: «Ну как я вам? Здорово, правда?» У них не хватило духу ответить. Она подождала немного, потом, в мертвой тишине, вздохнула: «Вы ничего не понимаете! Это называется маркетинг, и если этого не делать, то книгу не продать. Я совершенно никому не известна, это мой первый роман, нужно было запустить его на орбиту! А это отрастет!» — добавила она, запустив руки в волосы. Конец дискуссии. На следующий день она сбегала к своему парикмахеру, чтобы он поправил ей прическу, и за сто шестьдесят пять евро получила превосходный результат. Короткие волосы выгодно оттеняли ее огромные, бездонные глаза, подчеркивали изгиб ее длинной шеи, превосходный овал лица и загорелые плечи. Она выглядела юной и невинной. «Мамуль, тебе можно дать лет четырнадцать», — воскликнул Александр. Даже Филипп растерялся, и если бы не смутное отвращение ко всей этой истории, он был бы растроган видом жены.
