Надежда - Шевченко Лариса Яковлевна

Я заторопилась домой. Может, дед вылечит Валю? Он же раньше был уездным врачом. А еще он любит, когда я задаю вопросы по медицине. Вбежала на кухню. Дед ужинал. На мой вопрос ответил сразу:

— Лечения пока не придумали, но, чтобы больной полноценно отдыхал ночью, есть простое средство: перед кроватью класть мокрый коврик. Человек просыпается от соприкосновения с холодным и возвращается в постель.

Я тут же рассказала об этом подруге. Валюша перестала ходить по ночам. Когда я в следующий раз пришла к ним, мама с Валей обняли меня, а ее строгий папа первый раз при мне улыбнулся. Нам всем в этот момент было очень хорошо.

СМОЛА НА КРЫШЕ

Утро. Сижу на лавочке, жду Валю. Подошла старая немая женщина из соседнего подъезда, посмотрела на меня внимательно, а потом показала:

— Ты хорошая, красивая девочка, но у тебя гадкие бородавки.

Я смущенно спрятала руки за спину. Тетя объяснила, что может вылечить меня, если принесу суровую нитку. Я мигом сбегала домой, отыскала в шкатулке нитку и вернулась к лавочке.

— Считай бородавки и делай на нитке узелки, — приказала тетя.

Я выполнила задание. Женщина положила одну руку мне на голову, а указательным пальцем другой — стала водить по бородавкам. Потом она закопала нитку около столба, на котором укреплена калитка, опять что-то пошептала и, наконец, объяснила мне: «Как нитка сгниет, так бородавки и пропадут».

Я поблагодарила тетю. Она улыбнулась в ответ. Тут пришла Валя, и мы полезли загорать на крышу сарая, покрытого рубероидом. Вскоре, разморенные солнцем, заснули. Вдруг я услышала дикий крик Вали. В испуге вскочила и побежала. Не свалилась только потому, что к ногам прилипала горячая, расплавленная смола. Оказывается, Валюша коснулась раскаленной крыши, обоженной солнцем спиной.

В тот же вечер по холодку я вышла во двор узнать, как здоровье Вали. Но она не столько страдала от обгоревшей спины, сколько боялась строгой мамы. Я успокаивала ее:

— Ты же не виновата, что уснула на крыше.

— Виновата, думать должна.

— Но ты и так пострадала. Тебя надо пожалеть.

— Жалеть за глупость? Юле — два года, и она может делать глупости, а мне уже нельзя.

— Не мучай себя напрасно. Взрослые тоже ошибаются. А может, тебе не так больно, когда ты себя не жалеешь, а ругаешь? — предположила я.

— А ты знаешь, и правда, когда не ноешь, то меньше болит. Вот видишь, мама опять права. Мне хочется, чтобы она никогда не волновалась из-за меня.

— Так не бывает. Всегда найдется из-за чего переживать.

— Я все равно буду стараться, — очень серьезно сказала подруга.

Мама Вали еще не пришла. Я подошла к ее папе и показала свою красную спину. Он зацокал языком, и начал растирать меня какай-то жидкостью. Я показала, что мне не больно, поблагодарила его и позвала к Вале. Он спокойно приподнял платье дочери, но, увидев на обоженной спине прилипшие куски смолы, отшатнулся и зажестикулировал.

После лечения Валя, пытаясь отстирать на платье черные пятна, переусердствовала, и теперь на ярко-зеленом фоне ситца выделялись блеклые серые разводы.

— Смотри, что я наделала, — жаловалась она мне, — а ты говоришь, что я умная.

Мама Вали узнала о случившемся только через неделю. Она все поняла и не наказала дочку.

Я никогда не слышала бурных излияний в их семье, не видела объятий, поцелуев. Но когда входила в их маленькую комнату, то чувствовала приятную, добрую атмосферу заботы. Они просто смотрели друг на друга, улыбались и занимались своими делами. Мне хорошо у них.

ПАРАДНОЕ

Вот уже несколько часов мы «режемся» в карты «на вышибание». Я играю плохо, поэтому часто сижу на «запасной» ступеньке. Но меня это не волнует, потому что хожу сюда из-за интересных историй, которые друзья рассказывают во время игры. Сегодня они особенно возбуждены и ни на минуту не замолкают.

— Он одну лапу осторожно кладет на колено и внимательно смотрит мне в глаза, как будто спрашивает: «Можно?» Потом таким же образом кладет вторую. И если после этого, я не прогоняю его, влезает мне на колени и спокойно засыпает. А когда играю с ним, обнимает за шею и начинает лизать мои уши. Так он благодарность свою выражает...

Леня может часами говорить о своем котенке, но его прерывает Анюта:

— А что моя сестренка «учудила»! Пришла к нам знакомая и попросила взаймы кусок мыла. Но долги она всегда плохо возвращала и мама ответила: «Нет мыла. Извини». И пригласила знакомую пить чай. Вдруг Танька притащила на кухню узелок и бросила к ногам гостьи. Мама краской залилась. Сквозь дырявую тряпку проглядывали куски мыла. Таньке полтора года, она еще плохо ходит и говорить ничего не может. Откуда силенки взялись пять кусков мыла дотащить! Глаза молча таращит, на узелок пальчиком показывает. Мама ахнула: «Совсем забыла! В кладовке «заначка» уж который год лежит на «пожарный» случай. Умница ты моя. Все знаешь». Пришлось отдавать мыло знакомой.

— А мы один раз гостили в деревне, — сказала Валя, — там по утрам пили чай из самовара. Я отвлеклась, а Юля влезла на стол, налила себе чаю, а закрыть кран не сумела. И вот стоит она около самовара и уговаривает его: «Хватит, хватит, не лейся». Вода на стол течет, а взрослые до слез хохочут.

— Когда я был маленьким, мы ездили с гостями в лес жарить шашлыки. Папа над мясом махал тетрадкой. Я думал, что он хочет огонь погасить, и решил помочь: набрал полную горсть песка и бросил в шашлык. Ох, и досталось мне! Мама мыла жареное мясо и плакала. Папа кричал на меня и обзывал хулиганом, — вздохнул Вовик.

— Ленка, а чего ты сегодня как ошпаренная из дому убегала, когда к вам управдом приходил? — спросил Витя.

— Не люблю людей с портфелями, боюсь их с детства, — отмахнулась Лена.

— Тебя в портфеле хотели украсть? — съехидничал Вовик.

— Что тут смешного? — возмутилась Лена. — Мне тогда было два с половиной года. Пришел к нам человек огромного роста с большим коричневым портфелем. Мама долго объясняла ему, что сейчас у нас нет денег. Вдруг дядя наклонился надо мной и сказал: «Девочку за налог возьму». Я от страха замерла на месте. А мама продолжала рассказывать о своих трудностях. Оправившись от испуга, я потихоньку выскользнула из дома и спряталась в сарае. С тех пор звала этого человека «дядя Налог».

— Ну, вот прямо в три года ты чего-то могла запомнить! Я до пяти лет вообще ничего не помню, — опять вмешался в разговор Вовик.

— Маленький ты еще. А нас, четверых, бабушка в войну в подвале прятала. Один раз бомба упала рядом с подвалом. Я ничего не помню про то время, кроме огромной воронки и еще как бабушка стояла на коленях перед нею, рыдала и благодарила Бога, за то, что он внял молитвам и отвел беду от ее внуков, — негромко, но резко сказал Яша.

— А я в три года пожар помню. Мы тогда в деревне у бабушки жили. Уже горели две хаты. Меня усадили на чужие вещи и сказали: «Никуда не ходи. Стереги». Я испуганно смотрела на черные силуэты людей с ведрами, вздрагивала от истошных воплей погорельцев. Ветер бросал в мою сторону то клубы желтого дыма, то снопы искр. Я ныряла в чье-то ватное одеяло. Но там тоже было темно, душно и страшно. И я снова высовывалась, в надежде увидеть родных.

И тут подошел двоюродный брат Сева, обнял меня и сказал: «Видишь, свет лампы в вашей хате? Это значит, ваш дом не сгорит. Отстоят его соседи. Не бойся. Все будет хорошо». Мне сразу стало спокойнее. Теперь черные люди не казались чертями из ада. И даже огромные языки пламени уже не так пугали. Все случилось, как сказал Сева. «Я очень люблю его», — добавила Лиза.

— Из раннего детства в моей памяти только один момент остался, как пробиралась сквозь высокую траву, запуталась, упала и ревела до тех пор, пока мама на руки не взяла, — сказала Лида из соседнего двора.

— А я помню, как лежу в колыбельке, подвешенной на пружине к потолку, и думаю: «Вот полезу, а она сначала вверх подпрыгнет, а потом вниз начнет опускаться и стукнет меня», — сказал Ваня.