Алексей Фомин - Затон
Я ее не убил. Несколько раз пробовал, но неудачно. Она жива.
И не будешь убивать?
Нет, не буду.
Ф-фу, – с облегчением вздохнул Эдя, как будто сбросил с плеч непосильный груз. – Слава Богу. Одним грехом на душе меньше.
Слава широко распахнул дверь и, не размахиваясь, резким движением зашвырнул пистолет в кусты.
Убирайся!
Что? – не понял Эдя.
Иди на все четыре стороны. Свободен. – Слава говорил, глядя в сторону, не оборачиваясь к Эде.
Какое-то время они сидели молча, смотря каждый в свою сторону, подперев раскрытые двери машины носками своих ботинок, пока Эдя не нарушил молчания:
А я друга сегодня похоронил… И остался один… и мне даже некому рассказать об этом. Последнее время они меня так раздражали… Я все собираю, собираю, а они все тратят, тратят… Казалось, из-за них я никогда не достигну своей мечты. Но вот Анна исчезла, Вадя погиб, а я совершенно не чувствую радости от того, что между мной и моей мечтой уже никто не стоит. Да мне, признаться, и не хочется уже ничего. Оказалось, что все мечты и желания имеют ценность и смысл, когда рядом с тобой кто-то есть.
Каким он был? – спросил Слава.
Кто? Вадька? Он был моим другом, – просто ответил Эдя.
Но он же заказал тебя…
По глупости, наверное, – предположил Эдя. – Я уверен, что он жалел об этом.
Наемный убийца повернулся к своей несостоявшейся жертве и протянул руку.
Слава. – Они обменялись рукопожатиями, потом снова отвернулись каждый в свою сторону и снова долго молчали.
А ты в Бога веришь? – неожиданно спросил Слава.
Н-наверное… Верю… В церковь хожу… Иногда.
Помогает?
Эдя слегка задумался.
Н-не очень.
Слава закрыл глаза и осторожно повращал головой сначала слева направо, потом наоборот, пробуя, действительно ли ушла головная боль или только притаилась и ждет удобного случая, чтобы снова наброситься на свою жертву.
Ты куда едешь? – поинтересовался Эдя.
На север.
Зачем?
Не знаю. Найду тихое место, поживу там, может быть, пойму что-нибудь. До встречи с вами у меня в башке было какое-никакое представление о мире, в котором я живу. Он был скверный, несправедливый, но я понимал его. А теперь ни черта не понимаю. Я не знаю чего желать, к чему стремиться. Не знаю.
А можно мне поехать с тобой? – робко поинтересовался Эдя.
Что ж… – Слава пожал плечами. – В машине места много.
В окнах деревенских изб, мимо которых они проносились, уже зажегся свет, густые лилово-синие сумерки со всех сторон облепили серую ленту дороги, оседая на обочинах белыми клочьями тумана.
Эдя щелкнул пальцем по приборной доске.
Заправиться надо. Бензин почти на нуле. Следующая заправка – наша.
Надо – так надо, – охотно согласился Слава.
Заправочная станция, сияя огнями, как сказочный чертог, возникла справа, прямо посреди поля, покрытого белым туманом, как взбитыми сливками. Эдя остановился у колонки и вышел из машины. Он покрутил головой в поисках заправщика и, никого не обнаружив, сам вставил заправочный пистолет в бак.
Стеклянные двери бесшумно разъехались перед ним, пропустив в просторный торговый зал, залитый ярким белым светом. Он вспомнил, что сегодня ничего не ел и пошел вдоль полок с продуктами. Подойдя к кассе, Эдя выложил на прилавок четыре пакета с круассанами и большую бутылку колы, но тут, хлопнув себя по лбу, как будто вспомнив что-то важное, вернулся к полкам и притащил оттуда бутылку виски и пару пакетов чипсов.
«Э-эй! – за кассой никого не было, и Эдя заглянул вниз, за прилавок. Пусто. Он подождал еще немного, но в зале по-прежнему было пусто. Оставив покупки, он еще раз прошелся по залу, открыл дверь туалета и, крикнув: Э-эй! У вас покупатели! – вернулся к кассе. Никого. – Ну и черт с вами. Не хотите и не надо», – решил он и, зайдя за прилавок, помороковал с компьютером, включая нужную ему колонку. Потом сложил покупки в пакет и, оставив деньги рядом с кассой, вернулся к машине.
Держи. – Сунул он пакет Славе, а сам взялся за заправочный пистолет.
Что так долго? Там что – очередь? – поинтересовался Слава, высунувшись из машины.
Да нет. Никого. То есть, вообще никого. Понимаешь? – Эдя улыбнулся. – Мне даже колонку пришлось самому включать. Странно, да?
Да… – согласился Слава. – В последнее время со мной много странного происходит.
Эдя закончил заправку и, повесив пистолет на место, уселся за руль.
Мне тут мысль в голову пришла. – Эдя залез в пакет, который Слава по-прежнему держал на коленях, и достал виски. – За это надо выпить. – Он отвинтил крышку и сделал глоток. – Я знаю, куда мы едем. Мы едем на Соловки. – Он протянул бутылку Славе.
Я не пью, – отказался тот. – Почему на Соловки?
Ну, тогда и я не буду. – Эдя швырнул бутылку в окно, и она, хлопнув, как бомба, разлетелась на тысячу хрустально-золотистых искр. – Почему Соловки? Там место хорошее. Монастырь.
Там был концлагерь, – буркнул Слава. – Впрочем, мне все равно. – Согласился он и тут же предложил: – Давай-ка я за руль сяду.
Они поменялись местами и снова двинулись в путь. Стало совсем темно. Дорога пошла вниз, и теперь туман, уже не довольствуясь обочинами, наползал на дорогу, скрывая ее из виду. Слава сбросил скорость и полз, как черепаха, напряженно всматриваясь вперед. Эдя уминал круассаны, запивая их колой.
Ты чего не ешь? – Он подсунул пакет Славе.
Погоди. Не видно ни черта.
Красные огни стоп-сигналов вдруг возникли перед самым носом, выскочив из тумана.
Тормози! – заорал Эдя, едва не подавившись круассаном.
Они остановились в нескольких сантиметрах от стоящей впереди машины и вышли на дорогу – узнать, что же там приключилось.
Э-эй! Что там произошло?! Кто-нибудь знает?! – Эдя постучал в стекло одной машины, потом следующей, и так, передвигаясь от машины к машине, он пытался достучаться до их владельцев, но никто не опустил стекло, не открыл дверь, не высунул наружу носа. – Да что вы здесь… Все вымерли, что ли! – В сердцах воскликнул Эдя.
Возвращайся! – Приглушенный, прошедший сквозь плотный туман, как через вату, донесся до него Славин голос. – Эдя! Никто не откроет! Боятся!
Туман был такой осязаемый, что казалось, можно отщипывать от него клочья и глотать их, как сахарную вату.
Трусы, – ворчал Эдя, вернувшись обратно и усаживаясь в машину. – Дожили… Сами себя боимся.
Слушай, – предложил Слава, – давай съедем с дороги, пока в нас никто не впилился.
Эдя открыл дверь и высунулся наружу, напряженно всматриваясь в обочину.
Давай, давай, смелее, – командовал он Славе, сдающему назад. – Стоп. Вот здесь.
Они сползли с дорожной насыпи и остановились. Здесь туман уже не стелился по земле, а клубился примерно в метре над нею.
Смотри, грунтовка. – Обрадовался Эдя.
В свете мощных фар действительно виднелась колея, накатанная среди густой травы.
Заночуем? – предложил Слава.
Брось… Если есть колея, значит, местные частенько объезжают этот участок, – энтузиазм первооткрывателя охватил Эдю. – Здесь, наверное, каждый день такие туманы. Ты что, боишься?
Ничего я не боюсь. – Слава надавил на педаль акселератора.
Давай! Давай, вперед! – Весело подхлестывал его Эдя, и Слава все увереннее давил на педаль.
Мощный мотор вдруг взвыл на предельных оборотах, и Слава почувствовал, что они летят… летят куда-то вниз. Громкий всплеск, удар… И темнота.
В груди было больно. Слава почувствовал, что он висит на ремне почему-то головой вниз.
Эдя… – шепотом позвал он.
Молчание… И темнота. Слава пошарил руками и включил свет в салоне. Умирающего аккумулятора хватило на пару секунд горения лампы вполнакала, и снова воцарилась темнота. Но этих мгновений ему было достаточно.
Неестественно вывернув голову, Эдя повис на ремне, перехлестнувшем его горло. Смертельная гримаса удушья исказила его лицо. «Сломал шею», – подумал Слава после неудачной попытки нащупать пульс и, изогнувшись, поглядел назад. Заднее стекло в отличие от остальных белело молоком тумана. «Мы упали в реку и воткнулись в дно носом», – сообразил он.
Опираясь на сиденья, он вскарабкался наверх и ударил рукоятью ножа в стекло. Осколки посыпались на него вместе с льющейся сверху водой. Слава подтянулся на руках и выглянул наружу. Задняя дверь его джипа была почти вровень с водой. Он перевалился через борт и поплыл. Хотя течение было быстрым, берега он достиг достаточно легко и, попробовав встать на ноги, тут же ушел с головой под воду. Оттолкнувшись ногами от дна, он всплыл на поверхность и, отфыркиваясь, попытался уцепиться руками за почву, но высокий обрывистый берег никак не давался ему, и тогда он оттолкнулся и поплыл вниз по течению. Вскоре берег стал более пологим, и Слава нащупал ногами дно. Тяжело дыша, он выполз на берег.
Где-то недалеко залаяла собака, ей ответила другая противным кашляющим лаем, перешедшим в длинный тоскливый, вытягивающий душу вой. Слава поднялся на ноги, сразу же погрузившись в плотную пелену тумана, и пошел туда, где лаяли собаки, туда, где человеческое жилье. Он чувствовал, что поднимается в гору, и уже шагов через сто уперся во что-то упругоподатливое. Оно окружило его со всех сторон, спеленало по рукам и ногам, повалив на землю. Слава, охваченный безотчетным первобытным ужасом, резанул ножом, выпростал руку и, полосуя налево и направо, освободился от охвативших его пут. Он встал и ощупал молочно-белую пустоту. Веревка. Бельевая веревка и на ней что-то большое, изрезанное в клочья. Славе стало смешно, и он тихонечко, словно боясь вспугнуть кого-то, засмеялся. Торговец смертью испугался простыни. Он вспомнил, как орал на него Эдя, выпучив глаза: «А ты – не мерзкий? Ты – не торгаш?» Ухватив веревку, он подтянул ее к себе и резанул по ней ножом. Перебирая ее руками, он двинулся вперед. «Русская Ариадна, – подумалось ему, – куда же ведет твоя нить?»
