Артур Хейли - На высотах твоих
– Надвигается, – пробурчал Ричардсон. – С каждым днем все ближе и ближе.
Настала очередь дела Анри Дюваля.
Холеный диктор объявил: “Сегодня в Оттаве вокруг Анри Дюваля, человека без родины, ожидающего сейчас в Ванкувере депортации, разразился скандал в палате общин. В разгар стычки между правительством и оппозицией Арнольд Джини, депутат от Восточного Монреаля, был удален из зала до конца сегодняшнего заседания…"
Позади диктора на экране появилась фотография Анри Дюваля, за ней – снимок крупным планом увечного депутата. Как и опасались Ричардсон и Джеймс Хауден, эпизод с удалением Джини из зала и фраза Харви Уоррендера о “человеческих отбросах”, которая его вызвала, стали “гвоздем” всей истории. И как бы объективно ни подавалось сообщение, скиталец и калека неизбежно выглядели жертвами жестокосердного и неумолимого правительства.
"Вот как описывает события в палате корреспондент Си-би-си Норман Дипинг…” – продолжал диктор, и Ричардсон выключил телевизор.
– Нет сил на все это смотреть, – сказал он. – Ты не возражаешь?
– Нет, конечно, – покачала головой Милли. Понимая всю значительность того, что она увидела в телепередаче, Милли сегодня вечером тем не менее не могла заставить себя проявлять к этому должный интерес. Самый важный для нее вопрос оставался пока нерешенным…
– Черт бы их всех побрал, – Брайан Ричардсон ткнул пальцем в сторону погасшего экрана телевизора. – Ты знаешь, какая у них аудитория? От побережья до побережья. Добавь к этому радио, местные телестудии, завтрашние газеты… – Он в полной безысходности пожал плечами.
– Я все понимаю, – ответила Милли. Она попыталась отвлечься от своих забот. – Жаль, что ничем не могу помочь.
Ричардсон поднялся из кресла и принялся расхаживать по гостиной.
– Ты уже помогла, Милли. Ведь это ты обнаружила… – он оставил фразу незаконченной.
Им обоим, догадалась Милли, одновременно вспомнилась фотокопия, секретная сделка между Джеймсом Хауденом и Харви Уоррендером. Она осторожно спросила:
– А тебе удалось?.. Он замотал головой:
– Да будь оно все проклято! Ни одной зацепки… Ничего…
– А знаешь, – медленно произнесла Милли, – в мистере Уоррендере есть все-таки что-то странное. Его манера говорить, все поведение – будто он в постоянном нервном напряжении. А то, как он боготворит своего сына, – ну, того, что погиб на войне…
Милли оборвала себя, испугавшись появившегося на лице Брайана Ричардсона выражения. На нее уставились вдруг остекленевшие глаза, челюсть его отвисла.
– Брайан, – несмело позвала она его.
– Милли, крошка, повтори, что ты сказала, – хриплым шепотом попросил он.
Она в полной растерянности послушно повторила:
– Мистер Уоррендер… Я сказала, что есть что-то очень странное в его отношении к сыну. Я слышала, он у себя дома даже какой-то храм устроил в его честь. Об этом все говорят.
– Ага, – кивнул Ричардсон. Он изо всех сил старался скрыть охватившее его возбуждение. – Ну да. Ладно, по-моему, ничего такого в этом нет.
Он начал обдумывать, как бы поскорее вырваться отсюда. Необходимо позвонить немедленно – но не от Милли. Кое-какие вещи.., шаги, которые ему, возможно, придется предпринять.., об этом Милли никогда не должна узнать.
Через двадцать минут он уже звонил из круглосуточно открытой аптеки.
– А мне плевать, сколько сейчас времени, – заявил Ричардсон абоненту на другом конце провода. – Я сказал, чтобы вы сию минуту были в центре, жду вас в “Джаспер лаундж”.
Бледный молодой человек в очках в черепаховой оправе, которого подняли из кровати, нервно вертел в руках рюмку.
– Но я действительно не уверен, что смогу это сделать, – опечаленно заявил он.
– Это еще почему? – требовательным тоном настаивал Брайан Ричардсон. – Вы же работаете в министерстве обороны. Вам стоит только попросить, и все дела.
– Все не так просто, – возразил молодой человек. – К тому же это секретные данные.
– Да какого черта! – запротестовал Ричардсон. – Сколько лет прошло – кого это теперь волнует?
– Вас, к примеру, – заявил молодой человек с некоторой даже отвагой. – Вот это-то меня и беспокоит.
– Даю слово, – горячо заверил его Ричардсон, – что как бы я ни воспользовался тем, что вы мне дадите, вас это никак не коснется. Да вас никто и не заподозрит!
– Да и найти будет трудновато. Эти старые досье свалены где-то в подвалах… Займет несколько дней, а то и недель.
– А это уже ваша проблема. Да и ждать неделями я не могу, – грубо отрезал Ричардсон. Он поманил официанта. – Повторим.
– Нет, спасибо, – отказался молодой человек. – Мне хватит.
– Как хотите, – Ричардсон кивнул официанту. – А мне то же самое.
Когда официант отошел, молодой человек упрямо сказал Ричардсону:
– Очень сожалею, но, боюсь, мне придется отказаться.
– И мне очень жаль, – пугающе сочувственным тоном ответил Ричардсон. – А ведь ваше имя уже было почти в самом верху списка. Вы конечно знаете, о каком списке я говорю, не так ли?
– Да, – подтвердил молодой человек. – Знаю.
– По роду моей работы, – вкрадчиво продолжал Ричардсон, – мне постоянно приходится заниматься отбором кандидатов в парламент. И, знаете ли, говорят, я так здорово с этим справляюсь, что все предложенные от нашей партии кандидатуры побеждают на выборах.
– Слышал, – согласился молодой человек.
– Конечно, последнее слово за партийными организациями на местах. Но ведь они всегда поступают так, как рекомендует премьер-министр. Или, если хотите, так, как я советую премьер-министру рекомендовать.
Молодой человек промолчал, облизывая кончиком языка вдруг пересохшие губы.
Брайан Ричардсон понизил голос.
– Предлагаю сделку. Сделайте, что я прошу, а я поставлю ваше имя первым. И в таком округе, где избрание вам гарантировано.
Щеки молодого человека медленно заливались краской. Он спросил:
– А если я откажусь?
– В таком случае, – ласково объяснил Ричардсон, – я вам с такой же определенностью гарантирую, что, пока я в партии, вам никогда не попасть в палату общин, более того, вам и кандидатом-то в депутаты никогда не стать. Будете помощником, пока не сгниете, и никакие деньги вашего папочки вам не помогут.
– Вы предлагаете мне начать политическую карьеру с такой грязи, – едко заметил молодой человек.
– Говоря по правде, – возразил Ричардсон, – я оказываю вам огромную услугу. Открываю глаза на некоторые реалии из нашей жизни, и учтите, многим, чтобы познать их, требуются годы и годы.
Подошел официант, и Ричардсон поинтересовался:
– Ну как, не передумали? Может, еще рюмочку?
– Ладно, – сдался он. – Давайте.
Дождавшись ухода официанта, Ричардсон спросил:
– Если предположить, что я не ошибся, сколько времени вам потребуется?
– Ну-у… – заколебался молодой человек. – Пару дней, я думаю.
– Выше нос! – приободрил его Ричардсон, подавшись вперед и похлопав собеседника по колену. – Через два года вы и не вспомните о том, что произошло.
– Вот этого я и боюсь, – печально ответил молодой человек.
ЗАДЕРЖАТЬ И ВЫСЛАТЬ
Элан Мэйтлэнд невидящим взглядом уставился в лежавший перед ним на столе приказ о депортации Анри Дюваля.
«…настоящим приказываю задержать и депортировать вас в место, откуда вы прибыли в Канаду, или в страну, уроженцем или гражданином которой являетесь, или в такую страну, каковая может быть одобрена…»
За пять дней, прошедших со времени вынесения эдикта в результате специального расследования, текст приказа настолько врезался в его память, что Элан мог наизусть воспроизвести каждое слово с закрытыми глазами. Он и в самом деле повторял их чуть ли не постоянно, отыскивая в казенной фразеологии какую-либо крошечную лазейку, уязвимое место, едва заметную брешь, куда можно было бы вонзить лезвие закона.
Ничего.
Он читал своды законов и старые судебные дела, сначала дюжинами, потом сотнями, продираясь сквозь их вычурный и высокопарный язык, засиживаясь до поздней ночи; глаза его воспаленно покраснели, тело ломило от недосыпания. В дневные часы к нему присоединялся Том Льюис, и они вместе вели поиски в библиотеке Верховного суда, изучая указатели, просматривая аннотации, исследуя отчеты о судебных процессах в старинных, редко кем открываемых фолиантах.
– Обедать не буду, – заявил на второй день Том. – Пылью сыт по горло.
Они искали юридический прецедент, который помог бы им продемонстрировать, что министерство по делам иммиграции допустило в деле Дюваля ошибки, а потому действовало противозаконно. Как выразился Том, “нам нужно что-то такое, чем можно хлопнуть о стол перед судьей и заявить: “Смотри, Джек, этим болванам нас голыми руками не взять – и вот почему”. А позже, в изнеможении скорчившись на верхушке библиотечной стремянки, Том объявил:
