Пётр Самотарж - Одиночество зверя
Свободному человеку вызов бросает Вселенная — он борется с привходящими обстоятельствами космического масштаба, установленными не одним отдельно взятым супостатом, а роком. История не ведает пощады, но и сама жизнь безжалостна. Неведомая сила заставляет людей сближаться, видеть друг в друге спасение от одиночества, давать жизнь, но потом последовательно и бесцеремонно всех их убивает — одного за другим, одного за другим. Всех до единого. Все ныне живущие тоже умрут, как их предки. Так кто же распорядился судьбами мира, создал смеющихся людей из одной молекулы ДНК и с тех пор миллиардами их истребляет? Зачем нужна Земля без людей? Кому нужна была Земля до людей? Лёшка с детства привык озадачивать себя вопросами и неизменно разочаровывался любыми ответами. Ответ делал вопрос бессмысленным и требовал нового вопроса. Законы жизни и смерти не установлены людьми, но никто не смеет подняться над ними, оставаясь в здравом уме. Человек способен сопротивляться велению простого земного счастья, с женой и детишками, но с кем он борется, когда противостоит собственному желанию? Рефлексам, химической реакции в мозгу, эндорфинам, или чему там ещё? Кто же наделил человека столь мощным аппаратом подавления его свободной воли?
— Ты думаешь так тяжело, словно в одиночку толкаешь вагон угля. Или бульдозер.
Голос Наташи прозвучал неожиданно, словно прогремел с неба над планетой.
— Не умею думать по-другому, — разозлился Лёшка. — Можешь легко и празднично быстренько обдумать ответ на вопрос: зачем люди появляются на свет, если им суждено умереть?
— Чтобы потомство произвести, разве не ясно.
— Цинизм тебе не идёт. Я ведь знаю тебя — ты другая.
— В каком смысле «другая»? — удивилась Наташа. — Я хочу мужа и детей. Ну, может быть, одного ребёнка.
Она не столько испугалась, сколько удивилась собственному внезапному стриптизу. С другой стороны, не за Лёшку же ей выходить. Да и не сказала она ничего ужасного — кто же не знает, что девчонки хотят замуж? Правда, они не говорят об этом вслух парням, ну и что с того. Во-первых, Лёшка не станет рассказывать об этом приятелям, во-вторых, у него нет приятелей, в-третьих, его не поймут здесь, если он всё же примется за популяризацию её слабости.
— Вот именно. А строишь из себя озабоченную.
— Какую ещё озабоченную? Ты совсем больной? Мальчик впервые узнал, откуда берутся дети — полный восторг!
— Хватит тебе придуриваться. Ты прекрасно поняла мой вопрос.
— Что тут понимать? Снова ты о своём смысле жизни? Только школьники им интересуются, взрослые просто живут. Рожают детей, обзаводятся в меру своих способностей жильём и прочим имуществом, потом умирают и оставляют его в наследство детям. Вот тебе вся жизнь со всеми её смыслами.
— И кто же всё это выдумал?
— Что выдумал? Я сама выдумала.
— Да нет, ну кто решил, что люди должны рождаться и умирать, оставляя потомство и не имея никакого другого смысла?
— Опять на бога выводишь?
— Если у тебя нет другого ответа, то, видимо, на него.
— У меня есть другой ответ — инопланетяне. И вся наша цивилизация — чей-то высоконаучный эксперимент. Они за нами наблюдают и делают забавные выводы о значимости для прогресса человечества таких факторов, как кока-кола и автомобили российского производства.
— Зачем же им это нужно?
— А богу твоему зачем?
— О боге ты заговорила, а не я. Я тебя просто спрашиваю, а ты всё время приплетаешь высшие силы.
Наташа порывалась многое высказать нахалу, но она сдержалась. Она ведь не верит в бога, но нечаянно подозревает в этом Лёшку, хотя он и не давал поводов. Да и что значит — верить в бога? Когда-то ей попадалось изречение религиозного человека: не так страшно, что люди не верят в бога, как то, что они не верят в дьявола. Кто такие нынешние верующие? Есть ли среди них такие, кто верит в дедушку на облаках и в Илью Пророка, чья колесница громыхает в небесах во время грозы? Наверное, нет. Даже самые дремучие деревенские бабушки знают про самолёты и космические ракеты. Скорее, они ставят себе на службу науку и верят в другое измерение. А доказано ли научно существование других измерений? Может, и нет. В них тоже надо только верить. В мире много неосязаемого и невидимого, но не во всё нужно верить, поскольку иногда наука справляется с ответом. Бог нужен для объяснения невероятного, но невероятное, видимо, будет всегда. И в бога будут верить всегда. И для оправдания несправедливости на Земле бог тоже нужен. Достаточно сказать, что справедливость существует только на небесах, и верующий готов смириться с её отсутствием в земной жизни.
— Зачем ты вообще задаешь свои глупые вопросы? — спросила Наташа и посмотрела на Лёшку с профессиональным интересом последнего парапсихолога на планете. — Действительно хочешь дождаться членораздельного ответа?
— Почему бы мне и не ждать?
— Потому что нет на твои детские вопросы ответов, и никогда не было. Сиди себе тихо и про себя думай вопросы — сойдёшь за психически здорового. Разве можно ходить по улицам и спрашивать прохожих, во что они верят? Ты ведь не сектант какой-нибудь.
— Я не по улицам хожу. Просто поболтать решил, пока едем.
Лёшка и сам понимал своё несовершенство. И он действительно не ходил по улицам — Наташа первой среди живущих на Земле услышала вопросы сторожа об истоках человеческого в естестве всего сущего и не ответила на них. Теперь он твёрдо решил всю оставшуюся жизнь притворяться знающим ответы.
Глава 23
Саранцев огляделся, и место ему понравилось. Тихо, лёгкий ветерок обдувает, пахнет сырой листвой.
— Здравствуйте, Игорь Петрович. Милости просим, — встретил его довольный жизнью крепкий плечистый парень — видимо, владелец заведения. Он чётко и отрывисто представился, словно отдал приказ о расстреле предателя, старался делать поменьше движений и не смотреть на офицеров ФСО в штатском.
— Хорошо вы тут устроились, — добродушно заметил президент и протянул руку для пожатия. Ладонь ресторатора оказалась твёрдой и сухой, словно отполированный и нагретый солнцем мрамор.
— Не жалуемся, — подтвердил мнение гостя хозяин. — Сам место подбирал, сам строил. — Проходите, пожалуйста, мы вас ждём.
— Ждёте, всё-таки? А я надеялся, работаете.
— Собственно, ждать посетителей — часть нашей работы.
Саранцев оглянулся и увидел Елену Николаевну. В сопровождении Юли Кореанно она подходила мелкими неторопливыми шажками и чуть насторожённо улыбалась:
— Что вы тут заготовили такое, мальчики?
— Ничего особенного, Елена Николаевна, — отрапортовал Мишка Конопляник. — Посидим, поболтаем, немного перекусим. И домой вас доставим в лучшем виде.
— Мои лучшие виды остались в далёком прошлом, — отмахнулась учительница.
— Не кокетничайте, Елена Николаевна, мы с вами почти ровесники.
— Честное слово, невозможно поверить, что вы — их учительница, — добавила Юля.
— Вы ведь не намекаете на их преждевременное старение?
— Нет, конечно. Просто вы и в самом деле не так уж намного их старше.
— В нашем с вами возрасте при такой разнице мы вообще можем считаться ровесниками. Это в четвёртом классе мы были вдвое моложе вас, а сейчас уже почти догнали.
— Ладно, ребята, хватит. Сколько можно. Хорошо, уговорили — скоро вы меня и вовсе обгоните.
Обмен любезностями продолжался на пороге ресторана и сопровождался почтительным молчанием остальных присутствующих. Игорь Петрович подумал о приличиях и широким жестом пригласил главную жертву государственного мероприятия войти первой. Люди всегда делают свою работу, если они не сдались. Работа у всех разная, кто-то должен стоять и ждать, пока другие закончат обмен любезностями или официальный ритуал. Подобное занятие — не повод для жалости и тем более презрения. Так думал Саранцев во время церемоний, когда ему самому приходилось чинно стоять и время от времени изрекать положенные фразы. Особенно его изматывала нудная процедура принятия верительных грамот послов. Так долго по стойке «смирно» он не стоял со времён пионерских смотров строя и песни и торжественных линеек, но там он находился в строю, и даже не в первом ряду, а здесь — один, в центре огромного светлого зала, на виду у сотен людей и нескольких телекамер. Почешешь нос — подведёшь государство. Кашлянуть или чихнуть — вовсе не думай. И ведь от одной только мысли о категорической невозможности того и другого именно и засвербит в носу. Хорошо хоть, теперь обстановка вполне непринуждённая — даже высморкаться можно, и Юля только довольна останется его человечностью.
Процессия во главе с хозяином ресторана вошла в теремок, утонула в полумраке и проследовала через пару светёлок в небольшой обеденный зал. Дневной свет лился внутрь и слепил всех входящих, будто готовил их к встрече с будущим или прошлым. Елена Николаевна вошла первой, Саранцев проник в помещение за ней и с удивлением ощутил противный холодок под ложечкой. Ненавистное с детства ощущение страха овладело им в окружении телохранителей, хотя террориста он перед собой не обнаружил. Несколько секунд он вообще толком ничего не видел, только смутно различил две слитые воедино фигуры — Елена Николаевна с кем-то обнималась.
